— Садись в повозку девочка — сказал Файфель, который уже вернулся из восстановительного центра — нас ждут долгие скачки.

Солнце сегодня ангелоиды явно не жалели. Оно светило очень ярко, хотя была всего лишь весна. У Айсен полдня болела голова, она все еще вспоминала Соловья Развратника, когда Файфель остановился.

Два часа они ехали куда-то на окраину столицы и дорогие дома сменились деревянными сараями, будто перенесенными сюда из срединных миров. Не хватало только гуляющих по ним гоблинов, всюду сующих свои мерзкие рыла.

— Сегодня покатаемся на петушиных ящерах, — сказал Файфель.

Айсен все еще пребывала где-то в своих мирах, но бес потормошил ее за плечо.

— Айси, с тобой все в порядке?

— А, да. — Она снова посмотрела на беса большими темными глазами, — просто задумалась. Все Соловей Развратник покоя не дает.

— А, — Файфель рассмеялся и отмахнулся. — Кого только не встретишь. Я же говорю, сегодня был твой первый день работы с сумасшедшими.

Он открыл багажник повозки и вытащил оттуда два увесистых седла.

— Поэтому я и решил провести сегодня тренировочные скачки. Немного развеешься, заодно голова перестанет болеть. У твоей матери частенько такое было весной. Один раз неделю ничего не ела. Хлоя тогда вся распереживалась.

— Бедный папа — пожалела своего отца Айсен. — Если мама целый день грустная ходит, он себе места не находит. А тут целую неделю.

— Но это было задолго до вашего появления. У него были свои способы развеселить Лизу. — Рассмеялся Файфель.

Айсен не стала вдаваться в подробности, вышла из повозки. Излучатель она оставила внутри. Но он и не требовался. Перед ними за высокой загородкой с пропущенным через нее мощным электрическим полем находились два странных создания. Они напоминали стоящие на широких птичьих ногах, усеянные всклокочными перьями, овалы. Длинные змеиные хвосты с одной стороны. Голые узловатые шеи с петушиными головами с другой. Из клювов, как и у повелителя Лубакской Империи торчали острые игловидные зубы.

— Петушиные ящеры, — заулыбался Файфель. — На самом деле мой любимый вид транспорта, если не надо пользоваться повозкой. Пегасы слишком умные. Херубимы слишком заносчивые. Да и как правило все выше меня по званию. Обычные кони или ослы… Ну это для кого-нибудь вроде лулусцев. — Засмеялся Файфель. — А петушиные ящеры самое оно. Если даже их и увидит какой-нибудь тагай, потом будет рассказывать, что видел на дороге динозавра. — Бес громко смеялся. — Кто же ему поверит?

Айсен улыбнулась, помогла своему наставнику приделать ящеру седло на спину.

— Они знаешь, разговаривать умеют. Правда я за восемь лет ни одного слова от них не услышал.

Айсен провела рукой по шершавой коже на голове петушиного ящера.

— Хотеть быть твой друг. — Скрипучим мерзким голосом сказала рептилия.

Айсен думала, что вздрогнет, однако странная улыбка теплое расплылась по ее лицу. — Давать мне поощрение.

Файфель удивился, однако быстро взял себя в руки. В конце концов, он очень долго занимал высокую должность и это было одним из его умений.

— Лигулу твою просят или кровь. Что хочешь, можешь дать ему. Вроде бы так.

— Хорошее начало. — Айсен нашла на теле петушиного ящера какой-то острый шип и, порезав ладонь, пустила себе лигулу. Ярко-голубая телесная жидкость, как летнее небо, заструилась по ладони. Она помазала ею клюв. Петух языком слеиал ее и вдруг громко и протяжно запел так, что зазвенели стекла у стоящих рядом повозок.

— И-ку-ку! Быть твой друг навсегда, — сказал он на ломанном языке и, склонив голову, уставился на нее ярко-голубым глазом. Второй петух стоял совершенно безразлично. Глаза его были рыжие, меланхоличные, да и шкура была более свислой. Скорее всего, он был либо старым, либо просто не интересующимся всем, кроме кормления. Да и того, он не затребовал у Файфеля, когда тот аккуратно приделал на спину седло.

— Раз вы уже подружились, — сказал Файфель, — сделайте-ка круг вдоль побережья и возвращайтесь. Я пока объеду вдоль фермы, посмотрю. Дикие козлупыри, говорят, снова повадились. Ходят сюда. Решетку ломают.

Айсен села в седло. Она хотела одеть на клюв петушиного ящера поводья, но тот дернул головой.

— Не надо одевать. Я подчиняться, слушаться тебя. Я хотеть быть твой друг. Ты делать меня свой друг?

Айсен впервые задумалась.

— Знаешь, у меня и друзей-то нет, — вдруг сказала она. — Ну, пожалуй, что только Хелен.

— Кто быть? — спросил петух. Она плавно покачивалась в седле. Он вышагивал, демонстративно ровно выступая узловатыми ногами, длинный, покрытой перьями хвост, гулял из стороны в сторону. Айсон только сейчас поняла, насколько петушинный ящер огромный. Больше, даже, чем грузовая повозка, толщина ноги была равна или даже превышала ширину ее бедер.

— Ну, это ангелоид. С детства меня знает. Немного постарше, чем я. Я ходить училась вместе с ней, пробовала рисовать. Мы в парке вместе с ней бывали. Знаешь, встретила там сегодня Соловья Развратника.

— Он тоже быть твой друг? — спросил петушинный ящер. Скорость его

движения постепенно нарастала. Такие огромные рептилии редко бросались с места вперед. Тем более было видно, что он выказывает своему всаднику уважение.

— Да, нет, просто странное создание. Думала, что птица оказалась габел.

— Габел? Срединный мир? — спросил петушинный ящер.

— Знаешь о срединном мире?

— Быть на задании два раза. Срединный мир. Очень больно стрелять, ноги отрывать. Потом хозяева выращивать новые ноги. Моя хотеть быть твой друг, ты соглашаться? — Снова спросил ящер.

— Да, да, наверное, но учти, я сама не очень хорошая подруга.

— Очень. Ты давать хороший кровь, хорошей лигула, — щелкнул клювом петушинный ящер. — Ты давать еще? Я показывать тебе то, что не показывать никому. Летать высоко.

У Айсен перехватило дух. Летать. Она давным-давно хотела подняться над землей, но и мать, и отец категорически запрещали ей это. Даже Хелен, которая обладала недюжинной силой и могла взлететь, держа в руках повозку, и та отказывала ей под предлогом того, что ее банально может стошнить с непривычки.

— Но ты хорошо давать мне лигула, — сказал петушинный ящер, взъерошил длинные перья по бокам.

— Ну, хорошо, — Айсен огляделась, рядом не было ни Файфеля, ни его угрюмого ящера с печальными оранжевыми глазами.

Она быстро сняла с пояса кинжал и проткнула себе плечо. Неумело, лезвие прошло сквозь руку и уперлась в лопатку, тут же нахлынула жгучая боль, однако тело Айсен, подготовленное к ощущениям боли, сразу же принялось зарачивать рану. Лигула заструилась мощным потоком, яркая, голубая, блестящая. Превозмогая боль, девушка собрала ее целую горсть и размазала по клюву рептилии.