— Больше, больше давать, — петушинный ящер перешел на бег, сначала не скорый, но все более нарастающий, он ударялся мощными ногами, удивительно плавно, как будто бежал по гигантскому ворсистому ковру, его хвост ходил из стороны в сторону практически на сто восемьдесят градусов. — Больше давать. Айсен три раза размазала свою лигулу по клюву рептилии, прежде чем она прекратила течь и рана стала затягиваться сама собой.

— Еще больше давать, — он распушил перья так, что по бокам его туловища уже торчало два пернатых шара.

Айсен хотела было остановиться, ей действительно стало нехорошо, не комфортно, тошнить, но она не могла остановиться, уж слишком она далеко зашла. В голове кричало, «это обман, какой к черту полет, это просто гигантский страус, что он может, тупой динозавр обманывает тебя, пьет твою кровь, возьми да пристрели его», но она решила идти до конца, как делала, это всегда. Последняя четвертая горсть лигулы, они добежали почти до самой кромки воды. Мощная набережная, мощеная змеиным камнем, розовела прямо перед ней, статуи странных созданий, держащих что-то в пастях, молчаливо взирали на бегущую на них вперед гигантскую тушу петушиного ящера, когда она последний раз размазала лигулу по клюву рептилии перед самой водой, петух громко запел, запрокинув назад узловатую шею, тут же взметнулись по краям короткие толстые крылья, обрамленные длинными, в три раза длиннее самого петушиного ящера перьями. Как животное умудрилось их прятать вдоль себя, Айсен совершенно не могла понять, хвост стал в два раза короче. Вот в чем дело, то что она принимала за длинный змеиный хвост и были перья, сложенные вместе, они действительно напоминали острый чешуйчатый хвост, однако теперь ящер распушил свой настоящий, короткий широкий, похожий на хвост орла. Оттолкнувшись мощными ногами, петушиный ящер совершил огромный длинный, почти в пятьдесят метров прыжок. Такое создание не могло его сделать никак иначе, кроме как применив волшебство, он взмыл высоко, однако вес тут же сказался на нем и почти над самой кромкой воды он раскрыл свои широкие, короткие крылья еще больше и полетел. Он летел совершенно беззвучно, все звуки вокруг тоже стихли, Айсен посмотрела в отражении на воде, волосы ее развивались, подобно черной траве на ветру, глаза до этого темные, вспыхнули вдруг красным светом, горели как рубины. Рука мгновенно зажила, сделав мощный вираж, петушиный ящер пролетел сквозь растущие над водой деревья, когда он снова оказался посередине океанского берега, Айсен увидела, что половина ее тела, особенно вокруг раны, окутана длинными лозами. Она хотела сбросить их, но невероятное чувство покоя не дало ей даже пошевелиться. Она летела, впервые за свои более чем два года осознанной жизни она летела, пусть и не сама, пусть в седле какой-то сумасшедшей ящерицы, громко кукарекающей, а потом вдруг заглушающей все звуки вокруг нее, но летела. Полет чудовищного монстра казался удивительно гармоничным, вписанным в это бытие, а главное, сидящая на спине его всадница полностью слилась с этим миром, с этим мгновением. Настоящий полет, полет на спине живого создания, родство с этим созданием, Айсен вдруг почувствовала, что слышит мысли петушиного ящера, что его яркие голубые глаза такие же, как ее собственная лигула, такие же, как вода в океане, все это сливается в единую картину, большого стеклянного шара.

Который существует над ней и в ней, мысли, разговоры рыб под водой, громкое кваканье маленьких ящериц в ветвях, собачий лай, громкий стрекот диких поггов в норах, она слышала это все. Она понимала речь маленьких зверей, речь птиц, крики чаек, споры ворон на свалках, все это она могла осознать. Она слышала, как пауки плетут свою паутину в ветвях деревьев, а затем все стихло. Полет петушиного ящера закончился, он сложил невероятно огромные крылья,

так же внезапно, как их расправил, снова за его телом возник длинный змеиный хвост, снова он растопорщил перья и выставил вперед узловатую шею.

— Я быть твой друг, называть тебя свой друг, теперь я знать, ты дочь Кровавого Клыка, — он щелкнул своим клювом и громко закукорекал, Айсен понравилось прозвище, которое дал ей петух.

Оно напоминало сказочные имена, которые она читала из сказок фейского народа. Послы часто бывали у нее в доме, в основном это были сатиры или дриады, один раз это была молодая лесная эльфийка, она что-то долго доказывала Хлое, а та слушала с умным видом. После визита сатиров, у Айсен появились книжки про фейские сказки. Половина было нецензурными, похабными, везде были нарисованы сатиры, хватающие пониже спины всех кого можно, но другая половина сказок были умными, добрыми, в них феи разговаривали с животными, летали на спинах грифонов и поражали градом семян нечестивые каменные королевства с гадкими кастлингами закованными в доспехи. Айсен нравились эти истории, как нравились они и Вете, тогда наверное девочка и вбила себе в голову, что она наполовину феи. Нет, Айсен точно знала, что она змея, самая что ни на есть тварь и ей нравилось данное положение.

— Ну как, хорошо поскакали? — спросил Файфель, такое ощущение, что ему так и не удалось сдвинуть с места странного мелодихоличного петуха.

— Да, только вот деревья задели.

— Но это ничего, ничего, — Файфель тут же бросился отряхивать Айсен от лоз и листьев, — первый раз, когда ездишь верхом и не туда заедешь. Помню, я-то когда в седло сел, в навозную яму провалился и скажу тебе, там запах гораздо лучше, чем бывает летом в нашем парке, — он рассмеялся и улыбнулась Айсен.

Действительно, летом в городском парке может очень сильно вонять. Она аккуратно слезла с седла.

— Считает теперь меня своим другом, — погладила она по перьям петушиного ящера.

— Это очень хорошо, вроде как только местные фермеры умудряются развести их на разговор.

— А сколько подобных динозавров у нас живет, — вдруг спросил Айсен.

— Не знаю, честно говоря, я знаю только этих двух или еще одного, вроде как его уже съели, что ли, — отмахнулся Файфель, — всегда брал себе вот этого с рыжими глазами, очень послушный, а сегодня почему-то стоит и грустит. Возможно старый очень стал, а возможно наоборот, весна на него так действует.

— Может быть это самка и она стесняется, — смеялась Айсен.

— Кто знает, может быть и самка, может быть они, как это феи-то говорят,

гермафродиты, — засмеялся Файфель, — ладно, хватит с тебя на сегодня, и так день получился очень насыщенным.

— Пожалуй, что хватит мастер Файфель — согласилась с ним Айсен.

— Завтра пойдешь отчеты писать, а потом в архивах просидишь? Как будто и не специальный агент вовсе, а все еще студентка.

— Ну да, теперь у меня официальный пропуск, не надо меня сопровождать.

— Да что ты, мне только в радость, я и сам люблю в архивах посидеть. Ддва дня назад Байя притащила какого-то пьяного байкера. Сгрызла у него все пальцы на ногах, говорила, что вкус понравился, а мне из-за этого пришлось его в восстановительный центр вести, а у меня по дороге повозка сломалась, мотор закипел. Я туда значит залезаю, думаю, что в свечах дело, а там, представляешь, палец этого байкера застрял. Оказывается, Байя, когда наружу выходила, пиво себе взять, в общем, увидела она бродячего пса и плюнула ему вслед, чтобы он убежал. Плюнула этим самым пальцем!