Сделка была заключена.
И с этого момента между ними и свободой больше не стоял Фонд. Не стояла неуловимая легенда даркнета. Только тормознутая техподдержка онлайн игры, которая, приняв звонок от Цезаря, не торопилась снимать бан с аккаунта paple.
Сквозь распахнутое окно теплый весенний ветер доносил шум улицы. Такой близкой, но такой недоступной. Закрытый ноутбук не издавал ни единого звука. Бездумный взгляд сверлил стену напротив. С каждым днем, проведенным в этом добровольном заточении, ей становилось все хуже и хуже – и ни Цезарь, ни дерганный Джузеппе, то и дело заглядывавший в гости, не могли ничего с этим поделать.
Виттория уже не могла видеть эту проклятую краску на этих проклятых стенах. Чертов антикварный шкаф, который Момо как последний идиот отдал на растерзание бесконечному потоку туристов. Даже заставка загрузки панели телевизора – и та вызывала приступ глухого раздражения при каждой попытке сесть и отвлечься на какой-нибудь дурацкий сериал.
Шум изнутри квартиры не привлекал ее внимания, пока в спальню не заглянул растерянный Цезарь.
- Виттория, не спишь?
Она помотала головой. В этой бесконечной, одинаковой, ограниченной квартирой рутине тратить энергию было совсем не на что – и отсутствие сна было не более, чем ожидаемым побочным эффектом.
- Не знаешь, у нас вино еще осталось? – вопрос Цезаря заставил очнуться от морока и посмотреть на него.
Одетый в свежевыглаженную рубашку и брюки. Гладко выбритый. Вряд ли он собирался в таком виде ближайшие пару часов валяться на диване в обнимку с бутылкой и планшетом.
И уже одно это было подозрительно, особенно – в шесть утра.
- Вроде было где-то сицилийское, - Виттория недоверчиво прищурилась, - А тебе зачем?
Он ответил не сразу – сперва зашел в комнату, сел на край ее кровати и подпер голову руками.
- У моей дочери сегодня день рождения. Должен был быть день рождения. Я… Хочу сходить ее проведать.
Находясь в бегах от страшной и всемогущей глобальной организации, Виттория, по всем правилам, законам и банальной логике должна была возмутиться. Воспротивиться. Попытаться объяснить ему, что это опасно.
Но вслух она сказала совсем другое:
- Это далеко?
- Между Латинской и Аппиевой дорогами. Ближе к Аппиевой. Не знаю, осталось ли там хоть что-то, я туда не ходил.
Решение было принято мгновенно.
- Я с тобой. И даже не вздумай спорить. Еще пара дней взаперти – и я просто сойду с ума.
Едва проснувшиеся люди торопились на работу, сжимая в руках маленькие стаканчики с кофе. Машины, скутеры и мотоциклы постепенно забивали дороги, грозившиеся скоро встать в длинные, привычные пробки. Немногочисленные разноязычные туристы, что специально встали пораньше, торопились к достопримечательностям, чтобы снять свое заветное фото без людей вокруг. Совсем скоро их ждало разочарование, но пока их лица светились довольными улыбками.
Для них выход из опостылевшего дома не был роскошью – и зависть душила с каждым шагом все сильнее и сильнее.
- Гай, давай пойдем пешком? – предложила Виттория, проводив очередную сияющую парочку взглядом.
Ей так отчаянно не хотелось возвращаться в опостылевшую до зубовного скрежета квартиру, что она была готова цепляться за любую возможность провести побольше времени подальше от нее.
- Конечно, - отозвался Цезарь, - Я и сам хотел предложить.
- Что, тоже задрало смотреть на эти проклятые стены? – хмыкнула Виттория.
- Ты себе не представляешь, насколько. Даже когда за мной головорезы Суллы охотились, поживее было.
Люди двигались в сторону центра, но им нужно было совсем в другом направлении. Отделившись от толпы, они свернули на широкую древнюю улицу, со всех сторон забитую еврейскими ресторанчиками и магазинами.
В такую рань здесь предсказуемо не было ни души – и можно было спокойно говорить.
- Суллы? – переспросил Виттория, - А с чего он на тебя взъелся?
Идти им было далеко и провести все это время в тишине совершенно не хотелось.
Цезарь хмыкнул:
- Ну, взъелся – это слишком громкое слово. Мне тогда было восемнадцать. Моя семья лет триста не мелькала ни в консульских, ни тем более в триумфальных фастах, и от должности фламина Юпитера, которая пинком под зад вышвырнула бы меня из жизни навсегда меня отделяла только церемония инаугурации, - он заметно поежился на последних словах, - Слишком мелкая рыбешка для того, чтобы на нее взъесться, не находишь?
- Хорошо, допустим, - не стала отпираться Виттория, - Но не просто так же он послал за тобой убийц?
- Не просто, - Цезарь помотал головой.
Каждую каплю информации из него приходилось выдавливать, как будто он совсем не хотел об этом говорить. К его несчастью, ей было совсем наплевать.
- Так почему?
- Я посмел ему не подчиниться, - Цезарь засунул руки в карманы. От веселья на его лице не осталось и следа, - А для него это было самым страшным оскорблением.
Виттория сглотнула и кивнула. Ей уже не нравилось, куда он клонит, но она сама начала этот разговор и винить, кроме себя, ей было некого.
- Что он от тебя хотел?
- Чтобы я развелся с Корнелией.
Серьезность его тона до безумия контрастировала со смыслом его слов.
Удивленное:
- И это все? – сорвалось с губ само.
Цезарь хмыкнул.
- Она была дочерью одного из его злейших врагов. Я был племянником второго. Уже не выглядит так безобидно, не так ли? Когда он шел на Город, никто уже не верил в то, что хоть какие-то законы или негласные правила его остановят. Он уже нарушил все, до которых дотянулся, он уже утопил Италию в реках крови и не собирался останавливаться. Он мог прикрываться какими угодно лозунгами, но правда была в одном. Ему нужна была месть.
Слова тонули в хоре клаксонов. Набережная стояла в сплошной пробке, без начала и конца. Несколько мелких аварий, ссорящиеся в ожидании карабинеров, водители. Город окончательно проснулся, во всем своем хаосе – и контраст со словами Цезаря можно было буквально пощупать.
- Его люди появились на моем пороге раньше, чем он вошел в Город. Я уже думал, что нам конец, но нет. Они просто передали мне, что лично ко мне у него нет никаких претензий и, если я разведусь с Корнелией, то смогу жить спокойно. Не знаю, на что он рассчитывал. Я отказал им, а наутро за мою голову уже была назначена награда.
- Погоди, погоди… - Виттория замахала руками, пытаясь остановить поток непонятной информации, что лился из него, - А почему это вообще было проблемой? Ну вот допустим, ты бы развелся, и…
- Виттория, я ее любил, - он перебил ее на полуслове, - Она была беременна моим ребенком. Только что потеряла отца. К Городу приближался человек, который, вполне вероятно, убил бы ее, и это еще в лучшем случае. Кем я должен был быть, чтобы бросить ее одну в такой ситуации?
Виттория поежилась. Соблазн обвинить в этом прохладу раннего утра был велик, но дело было совсем в другом.
- Извини, Гай, я не это имела ввиду. Просто… - она замолчала, пытаясь подобрать правильные слова, - В моей голове не укладывается, что развод – это может быть важно.
Цезарь только хмыкнул, и было не ясно, можно ли это расценивать как ответ.
- Это были самые страшные несколько месяцев в моей жизни, Виттория. И я сейчас не преувеличиваю. Я постоянно бежал. Не останавливался нигде дольше, чем на одну ночь и никогда не был уверен, пустят меня сегодня на порог, или зарежут, а голову отправят в Рим, чтобы Сулле было что еще прибить к рострам. Родственники, друзья, родственники друзей – не важно. Даже мои собственные рабы в любой момент могли переметнуться и воткнуть нож мне в спину. И я бы даже не смог их за это осудить.
Стройные кварталы относительно новых домов закончились и из-за них выступили очертания древнего храма и окружавших его руин.
- Я говорил тебе, что Сулла отправил за мной головорезов? – неожиданно спросил Цезарь. Виттория неуверенно и аккуратно кивнула, и он продолжил, - Так вот это не совсем так. Он никого не отправлял. Он просто принял закон, по которому каждый человек, не важно, гражданин или нет, свободный или раб, должен был убить внесенного в списки, или донести о нем людям Суллы. Невыполнение каралось смертью, а за выполнение давали деньги. Гражданство, если исполнитель не был римским гражданином. Свободу – если он был рабом. Мне невероятно повезло, что я продержался достаточно времени для того, чтобы мамины друзья смогли уговорить его сменить гнев на милость.
