А еще через пару дней случилось то, что должно было случиться. Увязшее в очередной заполненной яме облепленное слоем грязи колесо издало жалобный хруст, ощетинилось щепками треснувших спиц, воз содрогнулся и явственно осел на бок. Чтобы стащить его с дороги спустить в долину и найти место под кроной раскидистого дуба ушли почти сутки. Если бы не великанша им пришлось бы все бросить. Сила горянки была просто неизмерима. Сплюнув под ноги великанша просто подняла перед фургона и тащила застрявшую посреди подъема на холм ношу сначала вверх, потом вниз, почти семь лиг. Еще сутки ушли на то, чтобы попытаться устранить поломку. На третий день, когда они уже слишком устали, чтобы жаловаться, ворчать, переругиваться, или спорить, великанша зло сплюнув под ноги ушла разведывать местность…
Деревянная бусина больно вилась в ладонь, Майя с удивлением опустила взгляд и поняла, что сжимает кулак так, что синеют ногти. А еще, что она не дышит. С усилием заставив себя сделать глубокий вдох, травница прикрыла глаза, медленно сосчитала до десяти и принялась вспоминать, как выглядит их лагерь. Могучий дубовый ствол, раскидистые ветви, фургон, несколько выгруженных из него, чтобы освободить достаточно места для сна, тюков заполненных немудреным скарбом. Небольшой шалаш, в котором хранится добытая на охоте дикаркой дичь. Место отдыха Сив — устроенное под днищем неопрятное гнездо из кучи листьев и веток. Аккуратно выложенный гладкими принесенными травницей от ручья окатышами очаг… Ноздри женщины затрепетали, улавливая аромат желудей, травы и горячей еще, сваренной ей из остатков овса, сладковатого корня лопуха и кусочков пойманной вчера рыбы, каши. В желудке что-то заурчало и Майя поняла, что хочет есть. Когда она перекусывала последний раз? Вчера днем, года готовила похлебку? Или нет? Ей просто надо поесть. Нечего жаловаться на усталость, коли ты принимаешь пищу раз в пару дней. Выпрямив спину Майя зажмурившись подставила лицо солнцу. Сдавливающий грудь металлический обруч никуда не исчез, но будто бы стал немного свободней. В голове тихо зашумело от слабости.
— Отпусти меня! — Голос барона был полон мольбы. — Пожалуйста. Я все сделаю, все, что ты хочешь все…
— Вам надо поесть, барон. — Твердо произнесла, Майя, и расправив плечи повернулась к настороженно глядящему на нее Августу. — А потом попить. И только после того как вы поедите, мы обсудим, стоит ли и дальше держать вас в путах.
Женщина с трудом сдержала вздох. И зачем она сказала, что справится с Августом в одиночку? Ведь этот забавный, заставляющий невольно улыбнутся то ли крепкой, коренастой фигуре, то ли восторженно-удивленно поблескивающими глазам, чем-то напоминающий молодого бычка, книжник, Эддард предлагал свою помощь… И похоже был совершенно искренен. С другой стороны, она понимала, что не может доверять незнакомцу. Нет. Не после поступка цу Вернстрома. Не после Барта. А сейчас только и остается, что вздрагивать от мысли, какую эскападу может выкинуть неожиданно быстро и сильно впавший в пагубную зависимость от хассиса юноша. Она знала на что способны такие люди. Да уж. Знала. Оправив неизвестно как выбившуюся из прически прядь волос, травница усилием воли прогнала темные, готовые захлестнуть разум холодной штормовой волной, воспоминания. Сделала несколько глубоких вдохов успокаивая споткнувшееся было сердце и выдавив из себя вежливо-радостную улыбку поднялась с тюков. — Но сначала надо поесть.
— Тупая сука. — Жалобное выражение на лице барона треснуло словно фарфоровая маска превращаясь в ненавидящий оскал бешеного зверя. — Будь я свободен, я приказал бы тебя высечь! Бить палками! А потом привязать тебя за волосы к хвосту лошади и три круга волочить вокруг замка! Я бы отдал тебя на потеху дружине!
— К счастью, вы связанны, и приказывать вам тоже некому. Да и замка у вас нет. Как и дружины. — Холодно произнесла Майя, но тут же мысленно отругав себя за грубость, попыталась придать лицу ласково-твердое выражение.
В конце концов, он просто болен. Больные люди не виноваты, что им плохо и они от этого злы.
— Знаете, барон. Думаю, вам все равно придется поесть. Рано или поздно. И лучше вас накормлю, я, чем наша общая подруга. И вы меня очень обяжете если перестанете ругаться, дергаться, кусаться и плеваться. Если же вы опасаетесь что я что-то подмешала в еду… Зачерпнув ложкой комок уже изрядно остывшей каши, травница отправила его себе в рот, демонстративно медленно прожевала, проглотила, зачерпнула следующую ложку, снова разжевала сладковатую от корня лопуха массу, зачерпнула еще немного, совсем чуть-чуть… Было вкусно. Удивительно вкусно. Разве что соли не хватало. Проглотив очередную порцию наваристой сладкой массы травница непритворно зажмурилась от удовольствия.
Боги, насколько я, оказывается, голодна…
Барон сдался, когда миска опустела больше чем наполовину. На мгновение в глазах юноши мелькнуло что-то отдаленно похожее на стыд. Шумно вздохнув, Август поерзал, то ли в очередной раз проверяя крепость пут, то ли просто разминая затекшие члены, облизнул губы и шмыгнув носом уставился себе под ноги.
— Хорошо, Майя. — Стараясь не глядеть в глаза своей сиделке, произнес он еле слышно и испустив очередной полный смертельной усталости вздох попытался откинуть со лба упорно лезущие в глаза волосы. — Хорошо.
— Ну вот и славно. — Кивнула с трудом оторвавшаяся от каши лекарка и приблизившись к юноше склонилась над ним с ложкой. — Попробуем поесть.
За спиной женщины раздалось отчетливо похрюкивание.
Вздрогнув от неожиданности, травница развернулась, выронив злосчастную миску. Остатки еды с влажным хлюпаньем брызнули во все стороны расцветив подол платья жирными пятнами. Но это было не важно. Уже не важно. На поляне стояло трое. Три невысокие, не больше полусажени, искореженные раздутые, лишь отдаленно напоминающие человеческие, фигуры. Впрочем, назвать незваных гостей людьми язык просто не поворачивался. Распирающие, грубо скроенную из разновеликих обрывков тряпок и шкур, одежду, перекособоченные животы, изломанные ветви непропорционально тонких, перевитых тугими жилами мышц и уродливо торчащих сосудов, рук и ног, вывернутые назад колени, оканчивающиеся копытами ноги, покрытая наростами и язвами кожа, напоминающие свиные, если бы только эти свиньи с не единожды перенесли Лютецкий насморк[2], рыла, ощеренные в недобрых усмешках пасти с непомещающимися в них кривыми, похожими на гнилой частокол, зубами. В трех, четырех, шести палых лапах, зажаты ржавые, кривые, куски железа, предназначение которых не оставляло слишком много места для фантазии. Нелепые, но от этого не менее смертоносные. У одного на голове дуршлаг. Второй, носящий на почти отсутствующей шее ожерелье из подгнивших человеческих рук, зачем то напялил на скособоченную макушку изодранную нижнюю женскую юбку с прорезями для глаз и пасти. Третий, с выкрашенным чем-то бордово-черным клыками, мог похвастаться вставленной на место отсутствующего глаза золотой монетой, вторе, налитое кровью, сочащееся гноем, буркало, с недобрым выражением буравило травницу.
— Баба. Взять. — Неожиданно вполне членораздельно рявкнул одноглазый и взмахнув зажатым в гипертрофированно огромной лапе серпом, легким, стелящимся, никак не вяжущимся с его тяжеловесной, нелепой фигурой, движением, качнулся вправо обходя женщину сбоку.
Столкновение с демоном было хорошим уроком. Майя не обладала большой силой, да и вообще магов-предметников обычно недооценивали, считали, что в бою они мало чего стоят, но это было не совсем так. Основная слабость любого ритуалиста, это время необходимое на подготовку заклинаний. Время, для накопления фокуса должный подбор ингредиентов, и слишком малая глубина источника сил, чтобы заключать плетение в подходящую форму. Времени в пути у нее было достаточно. Ингредиенты… Что же. Выбирать не приходилось, так что хватило одолженного у Сив небольшого ножа бруска старой древесины и собственной крови. А где искать силы для боевых заклинаний… Схватка с демоном ее кое-чему научила. Показала ей источник столь глубокий, что дна его разглядеть ей не удавалось независимо от потраченных усилий. И пусть учителя в академии увидев, из чего она теперь вяжет узлы, впали бы в шок, от такого использования дара, топали бы ногами, рвали бы на себе полосы, били себя в грудь, долго и нудно объясняя ей опасности неаспектированных путей, а возможно и исключили бы ее из академии передав в руки официума, но сейчас… Рванув бусину на пояске, травница вытянула руку в сторону ближайшего нелепо подпрыгивающей походкой приближающегося к ней чудища и выдохнула слово силы. Раздался грохот, позвоночник оплела тонкая, рванувшаяся к сердцу, ниточка боли, пальцы обожгло, и бусина разлетелась на части. Покрывший уже половину разделяющего их расстояния, уродец совершенно по поросячьи завизжав, повалился на спину, выронил сжимаемый в руках ржавый мясницкий крюк, и прижав обожженные ладони к, оставшемуся от его лица, источающему запах горелой плоти, месиву, принялся кататься по траве взрывая землю копытами. Вторая бусина уже жгла пальцы. Обходящего ее слева, дергающегося при каждом движении, словно марионетка в руках неумелого паяца, недомерка, грянуло о ствол дуба. Сверху посыпались желуди и лесной сор. Третья бусина взорвалась струей пламени, оставляя на месте, где мгновенье назад был одноглазый, чадящее гарью пятно.
