— Ипполит, это самое дурацкое объяснение, которое я слышала. — Проворчала дикарка и одернув полы набедренной повязки тяжело вздохнула. — Ну… почти. — Добавила она немного подумав.
Сложивший руки на колени пастор принялся с преувеличенным вниманием разглядывать носки торчащих из под рясы деревянных башмаков.
— Я совершил в своей жизни много ошибок, Сив. — Чуть слышно прошептал он наконец. — Пожалуй многовато для добропорядочного ксендза. Ты считаешь, что мной руководит жадность, злоба, ненависть к вашему народу или что-то еще, и да, ты имеешь право так думать.
Великанша, чуть прищурившись уставилась куда-то в пространство за спиной ксендза.
— Духи говорили, что ты ненавидишь меня из-за обиды. Старой обиды.
— Духи говорят… Подбородок священника чуть дрогнул. — Я тогда был еще совсем ребенком, Сив. Десять лет, может одиннадцать. Не помню. Год был не слишком удачный. Сейчас бы я сказал совсем неудачный. Урожай побили грозы. Мое село жило с продажи меда, но пасеку развалил медведь. Община конечно имела запасы но их было недостаточно, чтобы сытно прожить зиму. А потом, будто этого было мало, на местном кладбище начали находить разрытые могилы. А на дороге пропадать путники.
— Драугры? Мертвеходы? — Удивилась великанша. — На юге они тоже есть?
— Раньше были. — Губы пастора сжались в тонкую линию. — Но не ваши драугры. Просто мертвецы. Танцующие скелеты. Тотентанц…
— Никогда не слышала. — Покрутив головой женщина нахмурилась. — А зачем мертвецам танцевать?
— Мы обратились за помощью к сеньору но он лишь отмахнулся. — Еще больше ссутулился погрузившийся в воспоминания, ксендз. — Но на самом деле это не важно. Мой рассказ не о том. Да и не было никаких танцующих скелетов. Просто кто-то решил разрыть могилы, поискать золото и серебро в гробах. Нет… — Рот священника на несколько мгновений превратился в безгубую щель, кулаки сжались. — Речь не об этом. А о осенней ярмарке. Каждую осень в нашем поселке собирался торг. И иногда к нам приезжали ваганты. Вот и в тот раз… приехали. Они привезли диковинку. Северянина. Такого же как и ты. Из тех кого принято называть чистокровными. Здоровенный белокожий гигант огромными руками и лицом как дубовая колода. Он не знал языка и только рычал да дергал иногда прутья клетки.
— Он был в клетке? — В глазах великанши плеснул гнев.
— В клетке, в железном ошейнике и тяжелых кандалах. — Криво усмехнувшись кивнул Ипполит. — Но это не помогло. Мы были детьми. И конечно боялись страшного великана-людоеда с северных гор. Но это не мешало нам дразнить его… Помидор. Здесь такие не растут. Не вызревают. Кто-то бросил в него гнилой помидор. И тогда… Тогда он порвал кандалы. Сломал клетку.
— И что было дальше? — Немного подумав поинтересовалась дикарка.
Священник прикусил губу. По острому, морщинистому подбородку потекла тонкая струйка крови.
— Он был как дикий зверь. Кинулся в толпу и начал убивать. Разрывал людей голыми руками, вырвал из стены избы бревно и ударил им охранника обоза, перевернул фургон вагантов и метнул лошадь через половину площади. И каждый свой шаг… Это было… Это было ужасно, он похдил на волка в овчарне или на ласку в курятнике. Просто отрывал людям руки и ноги, вворачивал шеи и шел дальше… Его застрелили из арбалетов. Понадобилось не меньше дюжины стрел чтобы он ослаб, и еще дюжина чтобы его убить. Когда все кончилось… Все радовались, так будто в деревне случился праздник. Но потом… Хозяин цирка обратился в суд. — Кулаки Ипполита сжались так, что побелели костяшки. — И через седмицу к нам пришли мытари. Мы пустили по дворам шапку, потом еще раз и еще… но все равно не собрали… И тогда коллекотры сами пошли по домам. Отбирали все. Одежду, железные инструменты, еду… Даже посевное зерно. Староста хотел возражать и тогда они его … они его повесили, повесили его на воротах… И уехали. Просто уехали. Мы остались без денег и зерна. Без ничего. Большая часть выживших мужчин была искалечена и не могла работать. Той зимой вымерло больше трети деревни. От голода. Когда моя сестра умерла… Отец… Он… — Священник осекся и тяжело вздохнув украдкой утер слезящиеся глаза. — Думаю я уже рассказал тебе достаточно, Сив.
— Пожалуй. — Проворчала великанша и вытянув ноги с хрустом крутанула шеей. — Вот значит как…
— Этот барон. — Неожиданно сменил тему ксендз. — Если он не твой любовник. У тебя с ним какой-то договор?
— Что-то вроде. — Коротко буркнула продолжающая внимательно вглядываться в никуда дикарка.
— Откровенность на откровенность, дитя. — Ровным тоном произнес плебан, и в очередной раз запустив руку за пазуху аккуратно вытащил из него столбик перевязанных цветной лентой тяжелых серебряных монет. — Чуть не забыл… Это за Дубницы. Не думай, что я тебя обманул. Это мои личные сбережения. Просто… Сегодня я решил, что пришло время закрыть долги. Хотя бы часть из них.
Великанша глубоко вздохнула.
— Ллейдер… — Коротко глянув на звякнувшее о доски серебро женщина чуть заметно прищурившись поправила зябко подтянула лежащий на плечах кусок пледа. Из под ткани снова раздалось чуть слышное звяканье. — Оказалось, что он меня обворовывал. Прятал большую часть монет, в денежный дом. А теперь он умер и барон сказал, что поможет мне их достать.
— Хм-м… — Священник задумчиво прикусил губу. — Честно говоря я не слишком удивлен. Говорят, честность не самая сильная сторона магутов. К тому же…
— Заткнись, Ипполит. — Перебила священника Сив. — Просто заткнись, иначе я тебя действительно ударю, хоть ты и жрец белого бога. Я знаю каким был Ллейдер, но был моим другом.
Ксендз обиженно поджал губы.
— Ты взяла у него чек? — Произнес он и склонив голову на бок принялся расправлять складки рясы. Могу я взглянуть?
— Чек? — Брови дикарки сдвинулись к переносице. — А это что?
— Свидетельство. Вексель банка. — Пояснил пастор, и взглянув в лицо недоумевающее моргающей великанши, тяжело вздохнул. — Такой большой пергамент с записью о том, что банк должен тебе денег.
— А-а-а… — После недолгого колебания дикарка расстегнула поясную сумку и немного покопавшись достала из нее кожаный тубус. — Вот. Тут полно штук со словами. — Усмехнувшись протянула она футляр ксендзу.
— Хм… Аккуратно отложив опустевший мешок с монетами на доски крыльца, священник расстегнул клапан хранилища для бумаг и подслеповато прищурившись принялся осторожно перебирать его содержимое. Индульгенция, индульгенция, индульгенция, метрика, лицензия на наемничество и охоту… Ага… Развернув, изрядно потрепанный, украшенный по краю кровавыми пятнами и мазками кусок покрытого многочисленными, вытесненными прямо на листе клеймами свиток ксендз принялся внимательно вчитываться в покрывающие его ровные строчки текста. Брови плебана взметнулись вверх. — Серьезно? — Произнес он с нескрываемым удивлением глядя на Сив. — Тридцать золотых орлов?!
— А вот барон орал потише. — Усмехнулась дикарка. — А еще он сказал, что мне будет очень непросто их получить.
— Сив, тридцать золотых, это сезонный доход небогатого баронства. Как ты…
— Да не знаю я. — Буркнула великанша, и осторожно подцепив лежащее на груде монет колечко принялась внимательно разглядывать поблескивающий в рассветных лучах камешек. — Я не слишком хорошо считаю, но… Мы ведь не только охотились на разбойников, Ипполит. Ллейдер всегда умел найти нам работу. Денежную работу. Я билась на хольмгангах, боролась на руках, дралась на кулаках на деревенских ярмарках. Помогала большому жрецу, когда он просил. Он охотился на редких зверей. Аврелию, ну тому с перьями на шлеме, помогала пару раз. Доставала… нужные вещи. Один раз я побила богатого южанского воина и потом Ллейдер забрал у него все что на нем было. Доспехи, оружие, даже портки. То был очень знатный воин, у него на штанах было больше жемчуга, чем я за всю жизнь видала. А в рукоятях меча и кинжала камни больше этого раз в десять. И куртка у него была из паучьего шелка. С золотой вышивкой, представляешь? Но я думаю все дело в другом. Ллейдер играл в кости. Часто играл. В Ислеве он ходил в игорный дом для благородных. Его туда пускали. А меня нет. — Дикарка обиженно скривившись сплюнула под ноги. — Говорят что тех кто любит кости не золото не любит. Но, похоже он проигрывал намного меньше, чем мне казалось, Ипполит.
