[7] Прости, только не убивай пожалуйста, прости, прости, прости….

[8] Спорынья. Иногда ее действительно добавляют в пиво для «забористости».

Несмотря на то, что избу уже успели прибрать — унесли трупы, поставили на место перевернутые лавки и сундуки, и даже щедро присыпали душистыми травами дочиста оттертый водой со щелоком пол, в доме старосты все равно пахло бойней. Восковые свечи кто-то потушил и убрал, дрова в очаге почти догорели, висящие над столом жировые лампы с трудом разгоняли темноту и в помещении царил полумрак. Неверные отблески красноватого цвета блуждали по бревенчатым стенам, лениво танцевали на потемневших от копоти потолочных балках и вспыхивали зловещими искорками на полированной стали сложенной на крышки ларей груды оружия и доспехов. Над огнем чуть слышно побулькивал — распространяющий вокруг себя манящий аромат подогретого яблочного взвара, чабреца, и мяты котелок. Второй сосуд, плоская, плотно закрытая крышкой медная сковорода стоял наполовину погруженной в рдеющие угли. Рядом, за расположенным у очага столом сидело четверо.

— Как он? — С громким стуком опустив полупустую деревянную кружку на свежеотскобленные доски стола, великанша подергала перетягивающую правую руку повязку, и тяжелым взглядом уставилась в переносицу сидящего напротив нее, пожилого, чем-то напоминающего растрепанного воробья ромейца. Выражение лица дикарки не предвещало ничего хорошего. Испуганно съежившийся старик, нервно облизал губы, невольно тронул наливающиеся на шее синяки, и отведя взгляд принялся с подчеркнутым вниманием разглядывать слегка трясущиеся, покрытые старческими пятнами пальцы.

— Учитывая его ранения и общее истощенное состояние организма… В целом неплохо… — Наконец произнес он надтреснутым голосом и на несколько мгновений замолкнув повернулся в сторону покоившегося на застеленной периной лавке, заботливо укрытого несмотря на царящую в избе жару теплым шерстяным пледом Цу Вернстрома. Барон выглядел неважно. Черты юноши заострились, кожа была бледна как мел, нос распух, под глазами залегли темные тени и если бы не редкое, почти незаметное движение грудной клетки его легко можно было бы принять за покойника. Старик вздохнул и покачал головой. — К сожалению на лицо, глубокое истощение жизненных сил и дисбаланс внутренних жидкостей… Слишком много желчи и флегмы. Мало красной крови. — Заметил он осторожно и пригладив, редкие, седые, похожие на пух едва вылупившегося из яйца цыпленка, волосы, снова опустил взгляд в пол. — Ожоги от клейм… Они были сильно запущенны, а уход за ними производил несомненный дилетант. Если бы не эти просто варварские попытки очистки ран, ему было бы несомненно намного лучше. — На мгновение осекшись ромеец бросил обеспокоенный взгляд в сторону упрямо выпятившей подбородок великанши и втянул голову в плечи. — К тому же порез на руке оказался намного серьезней, чем выглядит. У юноши глубокая резаная рана brachioradialis[1], надрезана крупная вена, повреждены сухожилья. Это чудо, что барон не истек кровью. Я все зашил, стабилизировал состояние, но даже при самом благоприятном исходе полное восстановление займет минимум пару месяцев. И его хватка уже никогда не будет такой крепкой как была. Мои настои сняли tumor и dolor[2]. Но calor[3], еще не спал. Также присутствует сильный rubor[4] вокруг ран, но господин Август молодой и крепкий юноша, и поэтому я очень надеюсь на positivum exitus[5].

Воцарившееся молчание длилось почти минуту.

— Ты голову-то мне не дури, Роджелус. — Глаза глазах северянки словно в двух стальных зеркалах отразилось пламя. — Рубер, какой-то ехзустус… Так вы, южане говорите, когда мозги крутить начинаете… Он что, умирает?

Не сдержав возмущенного фырканья старик, гордо распрямил спину, выпятил подбородок, открыл было рот, но тут же отвел взгляд и ссутулил плечи.

— Прошу, не горячитесь, госпожа Сив, никто не умирает. Во всяком случае пока. Просто… — Несмотря на явный страх перед дикаркой, что-то в тоне лекаря подсказывало — слово «госпожа» используется в его лексиконе не слишком часто. — Даже если вы снова решите протащить меня по улице за шиворот или, как обещали в случае моего отказа оказать вам медицинскую помощь, утопите меня в яме с нечистотами, вы ему ничем больше не поможете. Я сделал все что мог. И поверьте, сделал это хорошо. Лучше чем большинство лекарей. Я имею в виду настоящих медикусов, а не то полуграмотное недоразумение, что здесь, в Подзимье обычно встречается.

— Он до сих пор без сознания. — Подавшись вперед великанша навалившись грудью на стол принялась с хрустом разминать кулаки. — И не просыпается. Он не очнулся даже когда я его раздевала… Внезапно смутившись великанша замолкла и нервно передвинула с места на место свою кружку. — И холодный весь.

— Хм… — Немного пожевав губами ромеец задумчиво постучал пальцем по подбородку и несколько вымученно улыбнулся. — Видимо я должен был вас предупредить. Тому что господин барон находится в бессознательном состоянии есть другая причина. — Произнес он наконец. — Это не из-за болезни. Я дал ему две меры макового молока. У данного юноши сильная кровопотеря, и довольно обширное воспаление, я прочистил раны, промыл их разбавленным дистиллятом, сшил поврежденные жилы и мышцы, вправил кости носа, но… Он слишком слаб, был близок к шоку, а излишние страдания сильно мешают выздоровлению. Я решил, что так будет лучше. Действие сонного настоя пройдет к завтрашнему вечеру. А до этого времени ему нужен покой и тепло. Главное не давать телу переохлаждаться.

— Так он выживет? — Еще больше подавшись вперед великанша, вытянув шею попыталась заглянуть в лицо упорно отводящему взгляд ромейцу. — Только давай без всей этой вашей заумной южанской брехни про калор и рубор.

— Я не знаю. Могу только надеяться на положительное разрешение кризиса. Если лихорадка не уйдет… — Выдавил из себя лекарь и развел руками. — Он здоровый юноша, но организм критически ослаблен. К тому же отравлен каким-то токсином. Я предполагаю он недавно употребил ядовитые грибы. Те, что некоторые, э-э-э… местные племена используют для того чтобы подстегнуть силы. Но это средство… Столь грубая симуляция еще больше подорвала силы молодого человека. Его сердце может не выдержать…

— Срань! — Неожиданно рявкнула дикарка и уперев локти в стол спрятала лицо в ладонях. — Срань… — Повторила она чуть тише и покачав головой принялась массировать покрасневшие от усталости глаза. — Слушай, старик, если он не выживет я тебе самому…

— Хватит, Сив. — Резко перебил северянку сидящий по правую руку от лекаря священник и вскинув руку в отвращающем жесте размашисто осенил пространство перед собой знаком Создателя. — Ты и так всех достаточно запугала, дева. Господин Роджелус делает все, что в его силах, а я, в свою очередь, буду истово молиться за выздоровление этого благородного юноши. Все в руках Создателя. Ты не можешь требовать большего. Смири свою гордыню, дитя. Моли господа нашего о милости. И лучше подумай как исправить сложившуюся ситуацию с местными жителями.

— Что исправить? — Не отрывая рук от лица переспросила великанша. — Какую еще ситуацию?

Священник с явным недовольством поджал губы.

— Какую? Ну, давай по порядку. — Положив руку на стол пастор принялся неторопливо загибать пальцы. Например, ты избила до потери сознания старосту, выкинула его, из его же дома, заставила людей таскать трупы и убирать избу, волоком протащила по улице уважаемого господина травника, покалечила несколько мужчин и чуть было не отрубила руки сироте-пастушку… Посмотрев на сжатый кулак ксендз неодобрительно покачал головой. — Многовато для одной ночи, не находишь, Сив?

Женщина надолго задумалась.

— Вот умеешь ты Ипполит с ног на голову все перевернуть. — Проворчала она спустя минуту, и отняв ладони от лица принялась с подчеркнуто независимым видом разглядывать обломанные ногти. — Как я и думала, сначала жар чужыми руками загреб, а как все прошло, так козни строишь. Ну не умеешь ты по совести, да? Слишком уж меня ненавидишь… А ведь на самом деле как было — выхожу я из избы сказать, что все кончилось, супостатов мы перебили, и что я вижу — тебя несколько мужиков к колодцу отвели и за руки держат, дом уже хворостом обложили, кто-то полено дверь подпереть тащит, а твой драгоценный староста коней со двора выводит. Я ведь ему сначала по доброму сказала — пусти лошадок, а он что?..