— Отец Ипполит — Поправил северянку пастор и потер еле заметный рубец на большом пальце руки. Его глаза на мгновенье затуманились. — Да, представляю. И теперь понимаю причину вашего… союза. К сожалению, господин цу Вернстром прав. Тебе будет довольно сложно получить эти деньги. Сухой, чем-то напоминающий паучью лапку перст старого ксендза обвиняющее ткнул в покрывающие пергамент кровавые мазки. Банк наверняка потребует доказательств, что ты не отняла этот вексель силой.
— Гребаные южане. — Снова сплюнула дикарка и с хрустом сжала кулаки. — Сраные обманщики.
— Я думаю, что смогу тебе помочь.
— Ты? — Великанша громко фыркнула.
— Да. — Уверенно кивнул пастор. — Я составлю… рекомендательное письмо. Документ подтверждающий, что эти деньги действительно принадлежат тебе. Стану твоим поручителем.
— Опять слова… — Великанша закусила губу. — И чего, менялы в денежном доме, увидят твою писульку и сразу отдадут мне золото? И какова будет твоя доля?
— Не совсем, покачал головой ксендз. Но с моим поручительством они не смогут утверждать, что ты, — плебан красноречиво встряхнул пергамент, — Добыла этот вексель путем разбоя или черного колдовства.
— Слова… — Недовольно засопела великанша и принялась ковырять в зубах. — Ненавижу слова. Буркнула она себе под нос. Драные грамотеи-южане…
— Это все, что я тебе могу предложить. — С безразличным видом заметил ксендз. Рекомендательное письмо и это, ладонь священника с глухим звяканьем добавила к собравшейся на крыльце кучке монет еще одну горсть. По серебряному щиту с каждого двора. Насколько я понимаю, это в два раза больше чем мы договаривались в прошлый раз. Чтобы ты нам помогла, здешний народ изрядно растряс свои кубышки и отдал последнее. И я не прошу никакой доли.
— Когда кузнец продаст доспехи и коней каждый в селе получит в пять раз больше. — Неуверенно хмыкнула великанша и подбросив кольцо на ладони осторожно попробовала его на зуб. Брови дикарки взметнулись вверх. — И в правду чистое золото…
— Сив, я же сказал, никаких камней за пазухой. Никакого обмана. Я ведь даже плату вперед отдаю. — Священник смиренно склонил голову.
— Да вижу я. — Недовольно буркнула великанша, и принялась катать кольцо в ладонях. — И мне это не нравится. Пахнет каким-то дерьмом.
— Здесь почти сотня людей, Сив. Старики женщина, дети. — Глухо побормотал священник и в очередной раз осенив себя знаком Создателя, принялся вглядываться в возвышающиеся над домами очертания залитых розоватым утренним светом холма. — Я знал, что меня послали сюда не просто так. В письме из курии вполне ясно намекнули, что в поселке что-то нечисто, а я…
— А ты ведь тоже ловчий… — Перебила ксендза северянка. — Или воин. Как Аврелий.
— Был помощником паладина. Лет сорок назад. Сейчас я просто старик. — Покачал головой священник. — А как ты поняла?
Подбросив кольцо высоко в воздух северянка перехватила его на середине падения и вновь принялась разглядывать камень на просвет.
— Еще в первый раз как тебя увидела. — Проворчала она недовольно. — В монастыре. Ты очень тихо ходишь. Двигаешься как человек привычный к оружию. А еще сдается мне, что у тебя в рукаве нож.
— Я давно отрекся от любого оружия. — Обиженно крякнув плебан демонстративно закатал рукава рясы протянул великанше тощие, покрытые сеткой вздувшихся вен запястья. — Никаких ножей.
— Это была, как ее Ллейлер называл… алегролия. — Проворчала северянка и с некоторым усилием натянула кольцо на мизинец левой руки. — Красиво. — Внимательно изучив результат, заключила она и вытянув руку растопырила пальцы. — Только неудобно — давит, да и цепляться за все будет… — Тяжело вздохнув великанша стянула с себя украшение и принялась снова катать его по ладони.
— Наверное, ты имела в виду аллегорию. — Поправил женщину ксендз, и одернув воротник рясы зябко поежился. — И это мужской перстень. Для большого пальца. Но ты права. Я действительно когда-то держал в руках меч. И проехал половину южны провинций Лютеция и Фанажа… Ничего такого как здесь я конечно не встречал. Никаких одержимых, огров, троллей, свинолюдей, урочищь, и прочего… В основном работа нашего отряда заключалась в уничтожении… мелочи. Того чем паладины святого официума брезгуют. Ну знаешь, это как прибрать грязь оставшуюся после работы мастера. Выследить беглого каторжника, например. Или быть представителем на божьем суде у доброго человека[1]… Один раз, я конечно бился с сбежавшим из императорского бестиария псоглавцем[2]… А еще один раз поймал настоящего великана людоеда. Мм думали, что это настоящий огр, но оказалось что самый обыкновенный мужик, просто здоровенный, больше тебя и умом совершенно тронутый. — Коротко глянув в сторону продолжающей внимательно разглядывать кольцо варварки плебан тяжело вздохнул. — Он на две головы выше тебя был. И бешенный словно лось во время гона… Телегу одним ударом перевернул, представляешь? Но я никогда не встречал монстра способного разорить целое подворье…
— А еще ты старый и слабый. Только и можешь что языком болтать. — В голосе великанши не было ни тени сомнения или сочувствия. — И твои ухорезы — помощники от тебя ушли. Но главный жрец решил послать именно тебя. Почему? Для таких дел есть ловчие. Или Даймон.
Зубы ксендза чуть слышно скрипнули.
— Даймон болен. Надорвался во время последнего… дела. Лежит в монастыре Пресвятой Девы Мученицы, хлещет вино с маковым молоком, и совращает монашек. По моему это его веселит. Его Святейшество сказал, что он будет восстанавливаться до осени. А я… Ты сама сказала я умею докапываться до правды. — Произнес он и почесав в затылке задумчиво потер друг о друга ладони. — Видимо в курии посчитали, что я самая подходящая кандидатура.
— Даймон болен? — Нахмурилась северянка. — Сильно?
— Ему уже лучше. — Брезгливо скривился пастор. — Ему всегда лучше. Ты же его знаешь. Лезет в самое пекло, надрывается, выживает, почует на лаврах… Строит из себя раненного героя. Его преосвященство уже отправил к нему лучших медикусов… Когда я видел его в последний раз он сидел в монастырской бане в компании молодых послушниц и курил дурман-траву… Не понимаю, почему Его Преосвященство терпит этого богохульника и колдуна..
— Потому что для него — докопаться до правды это не значит пытать и потом перевешать половину села. Потому, что он убивает настоящих чудовищ. Потому, что он может в бараний рог любого колдуна скрутить. — Неожиданно разулыбалась великанша. — А твои Петерляйн и Гауцвиц только и делали, что деревенских пугали да девок на сеновал тащили. Не завидуй Ипполит.
— Ты же сама знаешь — тот оборотень мог кого-то покусать. Если бы зараза распространилась… — Щеки священника залил румянец. — К тому же я это остановил… Я поймал оборотня.
— Это не оборотень был, Сам видел. Пикт — изгой. Он просто ум потерял. Слишком долго жил в лесу один, вот головой и тронулся. Решил, что он волк. И остановил его не ты а я.
— Зарубила его ты. Но идея как его выманить была моя. Я знал что кто-то из местных его прикармливает. К тому же от обычных людей стрелы не отскакивают. — Буркнул священник и пожевав губами покосился на почти затянувшуюся отметину на руке северянки.
— Всякое бывает, широко зевнув, великанша почесала рубец на предплечье и вновь задрав голову начала разглядывать лениво плывущие по небу облака. — Вот Стефан например. Мечом по голове получил и живехонек. Только шкуру распахало. А меч ведь острый был. Очень острый. Ткнув пальцем в свою несколько укоротившуюся косу тяжело вздохнула. Теперь наверное сезона два ждать пока снова вырастут.
— Выпить хочешь? — Засунув руку за пазуху ксендз извлек из под рясы небольшую, кожаную фляжку и неожиданно громко хлопнув деревянной пробкой сделал из нее небольшой глоток.
— Жрать хочу. Все лари в доме пустые. Ни лепешек, ни солонины. Даже гребаной репы нет. То ли эти гармандцы все сожрали, то ли у этого Денуца в закромах шаром покати. — Недовольно вздохнула дикарка и неожиданно ловким движением выхватив фляжку из рук священнослужителя принялась большими глотками поглощать его содержимое. — Сладкое заключила она. Божье вино, да? Опять меня проверяешь? — И отдав опустевшую флягу ксендзу поднесла кольцо к уху. — А если так? Красиво будет?
