— «Правлению Эдвальда Жестокого»? — усмехнулся Игнат. — Вот прямо так и сказала?

Тогмур и Таринор сидели по ту сторону костра возле палатки. В котелке закипала похлёбка, и на сей раз она была куда гуще обычного. За спасение обозов и, наверное, в качестве извинения за несправедливый арест, Сфорца расщедрился добротным куском твёрдого аккантийского сыра и парой-тройкой фунтов пряных колбасок. Правда, Таринор почуял исходящий от них душок, что немудрено после стольких недель похода, и решил бесхитростно пустить подаренную снедь в похлёбку.

И теперь случайные солдаты, проходя мимо, непременно облизывались, почуяв окутавший округу аромат. Ещё бы: подобная снедь в военном лагере на вес золота.

— Ага, — ответил наёмник, подбросив веток в огонь. — Прямо как её бабка в Одерхолде. Так что завтра с утра будем брать город. Вроде как командиры что-то задумали и снова отправили Драма лазутчиком за стены. Надеюсь, ему удастся выспаться.

— Только б его не сцапали, — маг беспокойно поёрзал на месте. — Ему, конечно, не впервой, но всё-таки…

— Тёмный эльф, пасмурная ночь, узкие переулки столицы, — Таринор пожал плечами. — Не вижу ни единого повода для беспокойства. К слову, в прошлый раз он повстречал нашего старого знакомого, Эрниваля.

— Эх, совсем пропал парнишка… — вздохнул Игнат. — Эти его серые дуболомы — настоящие звери, абсолютно беспощадные сволочи, ничуть не лучше безумного короля. Общался я с магами, что Равена привела. Такого нарассказывали — кровь в жилах стынет. Если б они схватили Драма, легко бы он точно не отделался…

— Брось, не попадётся наш бледный друг. Нынче, после такой неудачной битвы, городу явно будет не до того. Я не считал, сколько королевское войско потеряло пленными и убитыми, но, насколько помню, в город успело вернуться немало. Там сейчас столько раненых, что белые сестрички наверняка выбиваются из сил.

— А будет ещё больше, — мрачно проговорил Тогмур, и две пары глаз обратились на него. — Скверно ваши люди воюют. Мешкают, тушуются.

— Ты ведь сражался не у обозов? — спросил Таринор. — Наверняка нарвался на ополченцев. Вряд ли стоит ожидать чего-то большего от этих бедняг. Многие из них и оружие-то первый раз в жизни в руки взяли.

— Зачем тогда их в битву посылать? Разве у короля настоящих воинов мало?

— Военная хитрость, — сказал наёмник. — Они отвлекли наши силы в одном месте, чтобы обозы остались незащищёнными. К счастью, Сфорца догадался о готовящейся вылазке, так что мы были готовы.

— Хитрость? — поморщился Тогмур. — Скорее уж подлость.

— Может и так. Зависит от того, кто напишет об этом в хронике. И, так уж повелось, что пишут их победители. И, благодаря Равене, у нас теперь куда больше шансов ими стать. Если бы не дева-ворон, сидели б мы с Игнатом под замком, пока Фолтрейн жжёт обозы, а солдатня режет сонный лагерь…

Тогмур вдруг нахмурился и отвёл взгляд.

— Ты чего? — Игнат ткнул его в бок.

— Да вы про воронов… А я… Я же в лекарской был. Мирана так в себя и не пришла. Я ей цветов собрал, а девчонка твоя, Игнат, сказала, мол, не положено. Может хуже стать…

— Когда речь заходит о больных, Рия сама не своя… — проговорил маг и осёкся: — Погоди, с каких пор ты цветы собираешь? Ещё и Миране… Только не говори, что вы…

— Да ну тебя, — махнул рукой Тогмур и мечтательно улыбнулся. — Она славная девчонка. Смелая, стойкая. Столько всего преодолела… Учит меня читать и писать. Отец, помнится, пытался грамоту привить, но потом плюнул на это дело. А с ней у меня даже начало получаться!

— Она из благородных, Тог, — серьёзно сказал Таринор. — Наследница дома Рейнаров, смекаешь?

— И что с того?

— Ей предстоит выйти замуж такого же благородного хмыря. А до тех пор хранить целомудрие.

— Чего хранить? — нахмурился Тогмур, и Таринор вздохнул.

— Ладно, скажу прямо: не лезь ей под юбку.

— Да ну тебя! — вспыхнул северянин. — Даже и не думал! Ну, может изредка… Но я ж не кобель, чтоб вот так, очертя голову… И вообще, мне тут Иггмур снился.

— Ловко ты разговор перевести решил, — хохотнул Таринор.

— Нет, правда снился, — Тогмур действительно погрустнел. — К себе звал. Странно так… Что бы это значило?

— Известно, что: по брату скучаешь, — сказал Игнат. — Мне порой Маркус снится. Вот только он, напротив, говорит, чтобы к нему не торопился.

— Но завтра битва… Мало ли что… Таринор, я давно спросить хотел. Каково это?

— Что? — не понял наёмник.

— Ну… Когда ты… Чёрт… В общем, когда умираешь.

— Нашёл о чём поговорить накануне сражения, — проворчал Таринор. — Давай лучше о Миране. Что за цветы хоть ей принёс?

— Да какие нашёл покрасивее, те и принёс… — смутился Тогмур, но тут же пришёл в себя: — Нет, слушай, завтра всякое может случиться. А у кого мне ещё спросить, как не у того, кому случилось умереть, а после вернуться к жизни? Я прежде не задумывался, а тут Иггмура во сне увидел, он руку протянул, мол, идём со мной… А я… Проснулся, в общем. И задумался, крепко так.

Таринор испустил тяжёлый вздох. Упрямый северянин не отвяжется, это точно.

— Говорят, будто жизнь перед глазами проносится, — уклончиво сказал он, — да только это брехня. Если хочешь знать, как оно у меня было: сначала больно, страшно, а потом и страх, и боль прошли. Осталось только спокойствие, смирение. И темнота. Будто засыпаешь после очень долгого и непростого дня.

— «Не страшитесь смерти, ибо она подобна сну пахаря после трудов праведных», — проговорил Игнат. — Слышал разок из проповеди. На площади в Дракентале. Проповедник был пьян, говорил долго, сбивчиво, но вот твои слова сейчас напомнили.

— Значит сон, да? — Тогмур задумчиво почесал бороду. — Звучит не так скверно, как я думал. Даже как-то… умиротворяет. Эйвинд, кажется, что-то похожее говорил, да только я не слушал. Никогда я никого не слушал…

— Ну-ка прекращай, — Таринор похлопал его по плечу.

— Я не брошусь на вражьи мечи без нужды, если ты об этом, — горько усмехнулся северянин. — Но если вдруг что… Игнат, обещай, что запалишь мой погребальный костёр. Это будет для меня честью.

— Так, будет с меня разговоров о смерти, — решительно сказал Таринор и поднялся на ноги.

— Ты куда?

— Прогуляюсь. А вы постарайтесь не спалить похлёбку.

Таринор отломил кусок сыра и мешочек сухарей, после взял из палатки меч в ножнах и направился в ту часть лагеря, где разместилась крестьянская армия Равены. Девушка ещё утром узнала необычный воронёный клинок, некогда принадлежавший Моэнам, о котором столько слышала от отца, и Таринор решил, что неплохо бы дать ей разглядеть меч в более спокойной обстановке.

Однако у искомого костра он обнаружил только усатого дядюшку Вернера в окружении парней помладше. Один из них играл на лютне покойного Оливера, но в его руках она звучала куда как хуже, чем у прежнего владельца.

— Мы утром их отправим всех в могилы, — нестройно протянул Вернер, — а вечером утешим вражьих вдов!..

Заметив наёмника, он осёкся и кашлянул.

— О, сир Таринор, присаживайтесь! Эй, ну-ка задницы подвинули, командир пришёл!

— Вольно, бойцы, — усмехнулся наёмник, махнув рукой. — Мне б Равену увидеть.

— Я так почему-то и подумал, — лукаво улыбнулся Вернер, пригладив усы. — Только её здесь нет. Ушла, стоило кое-чьим ручонкам дорваться до лютни Оливера.

— А что я-то? Ну да, похуже него играю, но ребята ведь музыки просят после победы. Да ты, дядюшка, и сам не прочь песни погорланить.

— Заранее победу праздновать — дурная примета. Завтрашняя битва всё решит. А что до песен — так теперь Равены нет, уж некого стесняться… — Вернер махнул рукой и снова обратился к Таринору. — А если Равену найти хотите, поглядите у реки. Она девица задумчивая, любит у воды посидеть. Хоть даже нынче и холодно вечерами…

— Тогда пойду разыщу её, спасибо.

Таринор развернулся, но Вернер тут же окликнул его снова:

— Раз такое дело, сир Таринор, то не передадите ей покрывало шерстяное? Не сочтите за грубость, да только волнуюсь я за девчонку. Ещё не хватало перед битвой застудить себе чего… И фонарь вот возьмите, нынче ночи тёмные.