— Бедный мальчик. С тех пор, как дракон сжёг его отца заживо на его глазах, он сам не свой, — женщина покачала головой и добавила спокойным, полным достоинства голосом: — Так ты хочешь, чтобы нас всех перерезали, Эдвин?

— Леди Релла? — лорд выглядел обескураженным и даже сделал шаг назад. — Бабушка? Ты подслушивала?

— В этом замке у всех стен есть уши, — невозмутимо ответила женщина. — И уши эти — мои. Пусть проклятая подагра и отняла у меня возможность ходить, но обойти вниманием переговоры я не могла. И теперь вижу, что не напрасно. Вы, кажется, говорили обо мне, юноша? — обратилась она к Таринору. — Что вы принесли?

Она протянула не потерявшую изящества ладонь и тот, на мгновение замешкавшись, отдал медальон. Едва взглянув на украшение, леди Релла изменилась в лице.

— Где вы его взяли? — спросила она с плохо скрываемым волнением, не спуская глаз с украшения.

— Мой друг выловил его в реке. Здесь, рядом с лагерем. Я увидел изображение жеребца, решил, что это может принадлежать кому-то из дома Гвилов… Я пытался открыть, поглядеть, что внутри, но ничего не вышло.

— И не выйдет, — тонкие губы леди Реллы изогнулись в улыбке. — Если не знать, как. Надеюсь, механизм ещё исправен…

Она осторожно потянула кончиками пальцев за крошечное золотое колечко, куда крепился обрывок серебряной цепочки. Не сразу, но кольцо подалось, и тогда женщина начала вращать его в разные стороны.

— Три влево, пять вправо и снова две влево… — приговаривала она. Вдруг крышка медальона распахнулась и на пол посыпались песчинки. Леди Релла сняла перчатку с руки и провела пальцем по металлу. Глаза её сделались влажными.

— Прямо как в тот день… — прошептали морщинистые губы. ­– Почти шестьдесят лет тому назад…

— Хочешь сказать, они вот так случайно отыскали твой медальон, бабушка? — недоверчиво спросил лорд Одеринг, косясь на Таринора.

— Мой? О, нет! Это медальон моей мамы, леди Реллис Моэн. Отец подарил ей его на свадьбу.

— А что там написано? — спросил Таринор, приглядываясь.

— Имена папы, Брендона Гвила, и мамы, Реллис Моэн. В детстве я любила с ним играть. Открывала и закрывала снова и снова. Мама никак не могла запомнить комбинацию и иногда просила меня открыть. Она не возражала, что я повсюду ношу его с собой.

— Но как же он оказался в реке?

— Из-за меня, — вздохнула леди Релла, утерев глаза морщинистой рукой. — Однажды мы приехали в Одерхолд, и я ушла гулять. Помню, прошёл дождь… Я шла по мосту через Руку лорда, поскользнулась и едва не сорвалась вниз. Стража поймала меня за ноги, но вот медальон соскользнул в воду. Как его ни искали, но найти не смогли. Родители меня не ругали, но видеть печальные глаза мамы было для меня худшим из наказаний. Я три дня просидела в своей комнате, а потом ко мне пришёл черноволосый мальчик. Он держал в пухлой ладошке круглый кусочек дерева с неумело вырезанным конём на одной стороне и чем-то напоминающим курицу на другой. «Вот, — сказал он, — я сделал тебе новый. Он не так хорош, как прежний, но я сделал его сам!» Это был маленький Эдвин Одеринг, мой будущий муж. Будущий Старый лорд Эдвин.

— Постойте, но если на одной стороне конь, то должно быть что-то и на другой? — спросил Таринор.

— Верно. В знак единства двух домов с одной стороны медальона был выгравирован жеребец Гвилов, его вы уже видели, с другой же — ворон Моэнов, который стёр песок и речная вода. Его больше нет, как и дома Моэнов с тех пор, как Кевин Моэн пал в битве на Руке лорда.

— Моэны? — оживился Таринор. — Вы знали Кальдора Моэна?

— Дядю Кальдора? — удивилась женщина. — Я нечасто его видела, но всякий раз, как он приезжал навестить маму в Гвилмонт, обязательно привозил полный кувшин черники. До чего же та ягода была сладкой… А почему ты спросил о нём?

— Дело в том, что я познакомился с Кальдором Моэном этой весной. Встретил его на далёком севере, в деревне стойкого народа. Был с ним в его последние часы и принял из его рук меч с лезвием из воронёной стали. Он умер глубоким стариком и уважаемым человеком.

— У дяди Кальдора действительно был чёрный меч… — обескураженно проговорила леди Релла. — Если ты не лжёшь, то всё, что осталось от дома моей матери — этот медальон и меч, который теперь принадлежит тебе.

— Клянусь вам, это правда.

— Что ж, ты вернул мне больше, чем этот медальон. Ты вернул мне память о матери и о её доме, что ныне канул в небытие. Я не могу оставить тебя без помощи.

— Я уже всё решил, бабушка, — вмешался Эдвин Одеринг, но тут же поймал недобрый взгляд леди Реллы. — Как лорд Одерхолда и владыка Хартланда я…

— Ты никогда не был им по-настоящему, — раздражённо ответила она. — Унаследовать титул лорда и быть им — это совершенно разные вещи. Эдвин Одеринг, мой муж, чьё имя ты незаслуженно носишь, был истинным властителем этих земель и этого замка. Ты же — милостью моего сына, не более, чем пленник в каменной темнице. Я живу здесь уже очень давно и не позволю вам, мальчишкам, вершить за меня мою судьбу.

— Но им не победить, бабушка! — простонал лорд, приобретя жалкий вид.

— Твоего брата сбросили из окна, — железным тоном прервала его леди Релла. — Через месяц ему должно было исполниться двенадцать. Меня, старуху, имперцы пощадили и просто заставили смотреть на всё это. Тогда я поклялась отомстить убийце. Но не тому, кто ломал мальчику руки и ноги. Не тому, кто тащил его на вершину башни, и не тому, кто вытолкнул его из окна пинком. Да, они были чудовищами, но Эдвальд об этом знал, как никто другой. Он знал, что они так поступят. Знал, и всё же сделал то, что сделал. Для меня убийцей юного Эрвина всегда был и остаётся он. Когда мой сын приехал в Одерхолд после коронации, я плюнула ему в лицо. Думаю, тогда он пожалел, что меня оставили в живых, и сказал, что прощает меня в первый и последний раз. Поэтому я не удивлена, что теперь он поклоняется Калантару, богу жесткости и тирании. Покровителю тех, кто не остановится не перед чем, ради своей цели. Пусть даже армия наёмников потерпит неудачу, пусть Эдвальд явится сюда и отрубит всем нам головы, но я умру, зная, что хотя бы попыталась отомстить. Тебе не плевать, от чьей руки принимать смерть, Эдвин? Так уважь хотя бы просьбу старой женщины.

— Но как же верность короне? — робко спросил сир Джастин, нарушив молчание впервые за весь разговор.

— Мой сын и твой отец сейчас там, в столице, решают, как бы повыгоднее продать наши жизни, — снисходительно ответила леди Релла. — Не смотри на меня так, мальчик, я не виню лорда Раурлинга. Он не понаслышке знает, что такое честь и верность, но, к сожалению, верен он моему сыну. Много ли чести быть верным псом на службе негодяя?

Лорд Одеринг провёл рукой по вспотевшему лицу и запустил пальцы дрожащей руки в бороду. Уставший взгляд нерешительно метался по комнате.

— Ладно! — выпалил он, наконец. — Будь по-твоему!

— Чудно, — с прежним спокойствием сказала леди Релла и поморщилась от боли. — Проклятая нога сведёт меня с ума… Когда мы закончим, пошлите за лекарем, сир Джастин. Если только он не напился от страха. Он называл подагру королевской хворью, вот только почему-то вместо Эдвальда ей страдаю я… Ну да ладно, в моём возрасте положено сохранять достоинство, — вздохнула она и обратилась к Таринору. — Насколько мне известно, с вами моя внучка, Мерайя?

— Да, миледи, — ответил тот. — Хельдерик желает возвести её на престол.

— Она всегда была славной девочкой. Вот только и Эдвальд, и её рыжая стерва-мать видели в ней не больше, чем товар. Династические браки всегда напоминали мне торговлю. Один предложит за овцу три мешка пшеницы, другой — два и мешок репы…

— Таковы реалии жизни, бабушка, — неожиданно вставил слово лорд Одеринг. — Так работает наш мир.

— И к чему же это приводит? — сверкнула глазами леди Релла. — Мужья душат жён, а жёны травят мужей. Наверняка ей и жениха уже подыскали?

— Тейнос Таммарен, — сказал Таринор и добавил, смутившись: — Он будет принцем-консортом.