— Да и ты, знаешь ли, не мёдом намазан, — неожиданно донеслось сзади.
Таринор изумлённо обернулся через плечо. Всё та же кобыла глядела на него чёрными глазами-бусинами и шевелила ушами.
— Ну, чего уставился? — вдруг проговорили лошадиные губы, и наёмник начал догадываться что происходит. Весной он наверняка решил бы, что свихнулся от одиночества и начал слышать голоса, но теперь происходящему находилось, хоть и одно, но логичное объяснение.
— Асмигар? — осторожно спросил Таринор.
— Если угодно, можешь считать, что Мирана купила говорящую лошадь, которой вздумалось поболтать с тобой в ночной час.
— И почему же в таком виде? — Таринор сел на лежак. — Впервые вижу тебя без шляпы.
— Уверяю, будь у меня иной способ пообщаться с тобой, я бы непременно им воспользовался им, сир шутник, — в голосе кобылы слышался укор. — Лошадиным ртом говорить ох как непросто, некоторые звуки человеческой речи он не способен произнести в принципе. Не говоря уже о том, что мне просто некомфортно находиться в этом теле. Так что поверь, я делаю это не ради своего удовольствия.
— Но почему именно лошадь? — наёмник с трудом сдерживал смех.
— Лучше было вселиться в зяблика или мышь-полёвку? Их голоса ты бы вообще не услышал.
— Хорошо, постараюсь не обращать внимания. По какому же поводу ты решил явиться ко мне теперь? Кажется, проклятье пропало, и мне в кои-то веки начало везти.
Лошадь-Асмигар осторожно лёгла возле наёмника и испустила нечто, напоминающее вздох.
— Наверное, думаешь, всё позади? Вингевельд повержен, эльфы отступили, а королевство вступает в новую эпоху мира и процветания.
— Ни о чём таком я не думал. Не будет никакой эпохи мира, люди всегда найдут, что не поделить. Уверен, в том же Дракентале без Рейнаров нынче ох как несладко.
— В этом можешь не сомневаться, — ответила лошадь и Таринору показалось, имей она возможность ухмыльнуться, непременно бы это сделала.
— Так что с проклятьем? Оно ведь ушло, разве нет? Бог смерти сказал, что мне нужно остановить архимага, и проклятье уйдёт. Я это сделал. Так в чём же дело?
— Скверная у тебя память. Шимарун сказал, что Мироздание может снять проклятье. Однако могу с уверенностью сказать, что этот «подарок» всё ещё с тобой.
Таринор положил руку на лоб и тихо выругался.
— Вот вроде посвящённый рыцарь, — лошадь фыркнула, — а ругаешься как сапожник.
— Поглядел бы я на тебя в моём положении…
— Так погляди. Я вынужден вселяться в животное. К тому же другого пола. Среди всего сонма иномирских сущностей найдутся такие, кто найдёт в этом некое странное удовольствие, но, уверяю, я не из их числа. Так что, чем жаловаться, лучше послушай меня. Очевидно, Мироздание считает, что ты ещё не выполнил необходимого условия.
— Неудивительно, учитывая, что я понятия не имею… Да ни о чём не имею понятия! Одни чёртовы тайны и загадки…
Таринор вскочил на ноги и зашагал из стороны в сторону с раздражённым видом.
— Не нервничай так, — добродушно сказала лошадь. — Ты удивишься, сколько смертей случается от беспокойства. А тебе сейчас умирать… нежелательно.
— В гробу я всё это видал… — прорычал Таринор. — Богов, проклятья, Мироздание… И тебя тоже!
— Разве я тебе чем-то досадил?
— Неужели так сложно сразу сказать, в чём дело? Кого мне нужно спасти, убить или дать пинка под зад, чтобы, наконец, зажить спокойно⁈
— Если бы я мог сказать, наверняка бы сделал это. Думаешь, боги всеведущи? Хотя чего я спрашиваю… Наверняка именно так ты и думаешь, — после этих слов лошадь махнула копытом, как если бы это была рука. — С чего бы Мирозданию скрывать от тебя то, что нужно ему самому? Оно шлёт послания, даёт подсказки, просто их нужно уметь видеть. Это могут быть видения, знамения… сны. Тебя случаем не мучает какой-нибудь повторяющийся сон?
Таринор остановился и уставился на лошадь.
— Мучает, — согласился он. — Впервые я увидел этот сон задолго до того, как ты рассказал мне о проклятье, поэтому не думал, что он связан со всем этим дерьмом.
— Ты удивишься, как много в твоей жизни связано «со всем этим дерьмом», — вздохнула кобыла. — Значит сон, да? Стоило ожидать. С тех пор, как исчез Тласс, отец снов, его миром пользуются все, кому не лень. Что ты видишь в этом сне?
— Трёхголовое чудище. Одна башка вроде как драконья, вторая — львиная с блестящими рогами, вроде серебряных, а третья…
— А третья — череп, — неожиданно продолжила фразу лошадь.
Таринор опешил. Повисло молчание, которое он сам вскоре и нарушил.
— Откуда знаешь? Ты как-то связан с этим сном?
— Нет. Но понимаю, что он может значить. Похоже, Мироздание видит в этом чудище главные опасности Энгаты. А может даже всего мира. Голова дракона — это Дериан Рейнар, лорд-дракон. Уж не знаю, за какие заслуги он попал в их число, но уверен, речь именно о нём. Львиная голова с серебряными рогами — Эдвальд Одеринг. Этот враг уже куда серьёзнее…
— Враг? — удивился Таринор.
— А кто же ещё? Король обезумел. Тебя давно не было в столице, ты не знаешь, что он там устроил. Эдвальд стал фанатиком и, что ещё хуже, фанатиком, наделённым властью. Такой вполне способен погрузить в кровавый кошмар не только Энгату, но и другие страны. Уверен, он хотел бы начать с эльфов, а потому начал собирать магов. Всех, до кого сумеет дотянуться.
— Чёрт бы его побрал, — угрюмо проговорил Таринор. — Неужели он считает, что страна к этому готова?
— Судя по всему, да. Полагаю, для начала он попытается предать огню оставшиеся эльфийские леса, и уж поверь, в Энгате немало тех, кто поддержит его в этом. Тех, кто считает, что Северная пуща и Илорен должны принадлежать людям. Сделать это будет куда труднее, чем он думает, но вряд ли его испугает гибель тысяч людей, если борьба идёт «за правое дело».
— Но как же Халантир? Они разве не вступятся за лесных? Разве это не приведёт к новой войне?
— Благодаря некроманту вторжение эльфов в Энгату захлебнулось, что не прибавило популярности ни королю Майгелету, ни его брату, что командовал войском вторжения. Ни совет, ни халантирские вельможи теперь не поддержат идею вновь пожертвовать жизнями стольких эльфов ради столь сомнительных для них целей. Эльфам нужно куда больше времени, чтобы восстановиться после войны, чем людям. Их спасает лишь то, что людские государства вязнут во внутренних дрязгах, однако если Эдвальд сумеет объединить Энгату…
— Однорукий уже не молод, — усмехнулся Таринор. — Ну объединит страну, состарится, помрёт. Эдвальд в новой династии первый, наследников мужского пола у него нет, начнётся грызня за власть. Может даже Эркенвальды подтянутся…
— Увы, король теперь пользуется услугами твоего знакомого алхимика Карла Эльдштерна, чтобы продлить свой век.
— Дьявол… Неужели ему это удастся?
— Я не провидец, Таринор, — серьёзно произнесла лошадь, и наёмнику от этого сделалось смешно. — Скажу лишь, что способы продления жизни есть. Всё зависит лишь от упорства и мастерства алхимика, а Карлу, как ты знаешь, не занимать и того, и другого.
— Что же мне мешает просто остаться здесь, в Нагорье под боком у Таммаренов?
— В Высоком доме тебя уже дожидается письмо из столицы с требованием немедленно вернуться ко двору.
— Не думал, что я настолько ценен для Эдвальда, — удивлённо пробормотал Таринор.
— Вряд ли речь о ценности, но вот твоё неповиновение его точно взбесит. Уж слишком глубоко Калантар залез к нему в голову. Даже если ты решишь остаться, не думай, что грядущее обойдёт этот цветущий край.
— Но ведь так было всегда, разве нет?
— Мир меняется, Таринор. На троне Энгаты безумец. Он желает раскалить страну добела, чтобы выковать из неё нечто новое, что будет подчинено только ему и будет служить лишь его целям. И не думай, что Нагорье останется прохладным местечком на раскалённой…
Вдруг лошадь взбрыкнула и фыркнула, мотая мордой из стороны в сторону, не дав Асмигару закончить фразу.
— Времени мало, — проговорили лошадиные губы. — Не могу я долго находиться в голове животного, так что перейду к главному. Третья голова чудища из твоего сна, голова-череп, вероятнее всего — это Аальногард.