— Дериан Рейнар научил тебя различать породы? — удивился Таринор.
— И ездить верхом, — сказав это, девушка ловко поставила ногу в стремя и мгновение спустя уже оказалась в седле. — Он считал, дочери Рейнаров не повредит этот навык. А вот мой брат… Кто-то ему рассказал, что отец хромает именно потому, что в детстве упал с лошади, поэтому Марис устраивал истерику всякий раз, когда его пытались усадить в седло. Бедный мой трусишка-братец… А ты почему боишься лошадей, Таринор?
Вопрос оказался для наёмника столь неожиданным, что тот даже остановится.
— С чего это ты взяла, что я их боюсь?
— Я вижу, как ты смотрел, когда я выбирала лошадь. И твой взгляд теперь. Ты не подходишь к ней ближе, чем на пять футов, и вздрагиваешь всякий раз, как она фыркнет. Раз уж я рассказываю тебе о прошлом, то и тебе не мешало бы. Я совсем ничего не знаю ни о тебе, ни о твоём спутнике.
— И чего тебе хочется узнать? Я наёмник, недавно посвящённый в рыцари. Тогмур — сын тана из северных краёв, что за Пущей.
— В таком случае, полезай в седло, — Мирана спрыгнула на землю и протянула Таринору поводья.
«И с чего девчонке вздумалось лезть мне в душу» — подумал он, осторожно хватаясь за кожаный ремень.
— Вот так. Рыцарь должен ездить верхом, — улыбалась девушка, пока наёмник карабкался на лошадь. Когда дело было сделано, он проехал несколько шагов и поспешил слезть.
— Ну, довольна? — буркнул он, возвращая поводья.
— Вполне, — коротко произнесла Мирана и выжидающе уставилась на Таринора своими большими светло-голубыми глазами, словно отражающими небесную лазурь.
— Ладно, твоя взяла, — вздохнул наёмник. — Не боюсь я лошадей, просто не люблю их. Битва на Руке лорда. На нас налетела эркенвальдская конница. Породу, уж прости, не запомнил. Тогда-то я и насмотрелся, как они копытами превращают лицо в котлету. Огромная неостановимая туша, ведомая ублюдком, который больше всего на свете мечтает срубить тебе башку… К тому же Эдвальду растоптал руку его собственный конь.
— Извини, — смущённо сказала Мирана. — Не думала, что дело в таких воспоминаниях.
— Да брось, всё в порядке, — отмахнулся Таринор. — Я не из тех, кому дурные воспоминания не дают покоя по ночам. Просто с тех пор лошадей не шибко люблю, разве что запряжённых в плуг или телегу. Да и потом, дороги они в личном пользовании. Сначала купи, потом снаряжай… На постоялых дворах за место у коновязи плату берут. И за сено тоже. Короче говоря, наёмнику-одиночке это не по карману. К слову, насчёт лошади: уже думала, как её назовёшь?
— В Пламенном замке была старая служанка, её звали Грета. Она росла бок о бок с дедушкой, вырастила отца с дядей Алистером и нас с братом. К Марису она относилась особенно хорошо, говорила, из него получится добрый лорд, а Пламенный замок истосковался по добрым лордам. Лошадка попалась смирная, покладистая. Хоть и в годах, но уверена, славно нам послужит. Назову её Гретой.
— Ладно, идём. Надеюсь, Тогмур не натворил дел в наше отсутствие.
Рыжий северянин отказался идти за лошадью. Он предпочёл остаться в таверне, заявив, что ему больше не представится возможности выпить местного ячменного пива, а он хочет как следует запомнить его вкус.
Открывая дверь, Таринор ожидал увидеть что угодно, кроме того, что предстало его взору. Тогмур Рьяный, сын тана Стейна Кривостопа, прославленный на весь Грарстенн своим буйным нравом, восседал на табуретке в окружении опрокинутых столов, сложив руки на груди и нахмурив густые рыжие брови. Ещё две такие же табуретки по разные стороны от него занимали двое парней. Один из них с распухшим красным ухом облизывал разбитую губу. Другой, с порванным воротом рубахи, потирал обширный багровый синяк на скуле.
— И что с того? — недовольно всплеснул руками Тогмур, обратившись к одному из них. — Вы же братья, чёрт вас дери!
— Ну, братья, — буркнул красноухий.
— А братьям должно жить в согласии! Вы ведь матушку оба любите?
— Угу, — прогудел другой.
— Вот и не огорчайте её! А теперь встали и обнялись. И никаких возражений, а то таких подзатыльников дам, у обоих макушки треснут!
Побитые парни поднялись с мест и неуверенно заключили друг друга в объятья. Таринор с любопытством следил за происходящим, изо всех сил сдерживая улыбку.
— Теперь говорите: «Прости меня, братец». Оба и громко, чтоб я слышал!
— Прости меня, братец, — почти одновременно проговорили они.
— Вот и славно, — удовлетворённо произнёс Тогмур и, увидев Таринора, добавил: — Мне идти пора, а вы здесь приберитесь. Пусть трактирщик проследит, — он махнул рукой в сторону испуганно прижавшихся к стенке хозяина таверны и девушек-разносчиц. — И упаси вас боги, если я вернусь и узнаю, что вас мир не берёт. Вам мои кулаки в страшных снах являться будут.
Закончив тираду, северянин с довольной улыбкой направился к выходу.
— Или я вчера слишком много выпил, или ты и впрямь заделался миротворцем, — со смехом проговорил Таринор, когда они оказались на улице.
— Эх… — прокряхтел Тогмур, потягиваясь. — А ведь я просто в уголке сидел…
Они добрались до Мираны и дальше пошли уже втроём.
— Ладно тебе. Рассказывай, как дело было.
— Ну, я сидел, никого не трогал. Мне принесли вторую кружку. Только я пригубил и подумал, что она ещё вкуснее первой, как вдруг двое за соседним столом вскакивают и давай мутузить друг друга. Стол опрокинули да так, что задели мой, и едва не расплескали пиво.
— И тут ты не выдержал?
Тогмур вздохнул и почесал затылок.
— Знаешь, полгода назад я бы в таком и сам с радостью поучаствовал, а тут… Вдруг так противно стало. Посуди сам: солнце светит, пиво холодное, девицы улыбчивые, а тут эти две задницы погром устроили! Ну, я рассвирепел и быстренько их успокоил. Сперва одного, а потом и второго. Усадил рядом и давай выяснять, из-за чего весь сыр-бор. Так эти дурни мало того, что братьями родными оказались, так ещё и поругались из-за сущего пустяка! А дальше ты уже видел.
— Да уж… И куда только делся Тогмур, которого я знал прежде? — усмехнулся Таринор.
— Да никуда я не делся. Просто подумал, что так бы поступил братишка мой, Иггмур. Эх, надеюсь, ему нашлось место на небесном пиршестве. И надеюсь, у богов хватит для него яств, у братца всегда был отменный аппетит… А ведь он и пива-то не пробовал никогда. Отец боялся, если буянить начнёт, никто с ним не справится. Так-то оно верно, да только какой там «буянить»… Добрый он был. И мне всегда говорил, что добрее быть надо. Увы, понимать брата я начал только теперь, когда его не стало.
— Будем надеяться, ты принёс в это место немного согласия, — Таринор похлопал Тогмура по плечу и взглянул на погрустневшую Мирану.
Они уже оставили позади и деревянный замок, и дома, и торговые развалы, теперь по обе стороны от них простирались ячменные поля. Девушка взобралась в седло, а наёмник вёл кобылу под уздцы.
И вот, когда последнее поле оказалось позади, а лошадиные копыта отбивали неспешный ритм по запылённой дороге, Мирана вздохнула и заговорила:
— Я ведь тоже не ценила своего брата. Маленького глупого пухлощёкого Мариса. Ему было суждено стать лордом Драконьей долины, а он не проявлял никакого интереса ни к учению, ни к военным наукам, ни к премудростям управления людьми. Я не видела в нём человека, которого могла бы уважать, как лорда. Мне казалось это несправедливым и в какой-то момент даже породило неприязнь к Марису. И только сейчас я осознала, что, должно быть, то же чувствовал отец к дяде Алистеру. Страшно такое осознать теперь, видя, куда это привело моего отца. Наверное, если бы я любила Мариса больше… Я бы не… Он бы не… — девушка спрятала лицо в ладони и тихо заплакала.
Таринор и Тогмур переглянулись и пожали плечами. Наёмнику прежде не доводилось лечить души молоденьких девушек, а единственное, что помогало ему в подобных случаях — это либо крепко напиться, либо попытаться сбежать от воспоминаний. Да, а ведь всю жизнь он только и делал, что пил да бежал от прошлого.