— Вовсе нет, — ответила Рия. — Сейчас закончу и можете идти. Если только не собираетесь вернуться на турнир и сломать вторую руку.

— Только если её тоже будет бинтовать такая красавица, как вы, — усмехнулся рыцарь, пригладив усы. — Не волнуйтесь. На турнир я вернусь разве что поблагодарить того парнишку, что сбил меня на землю. Он, конечно, ещё молодой, стали толком не нюхал, но в седле держится славно, рука крепкая, далеко пойдёт… Ох великие боги! Вот ведь я дурень, — вдруг хлопнул он себя по лбу, — представиться забыл! Ну, лучше поздно, чем никогда. Сир Родж, хоть это имя вам ничего не скажет: славными подвигами я себя, хе-хе, не запятнал.

Следующие час-два прошли спокойно. Сразу после того, как ушёл рыцарь со сломанной рукой, в лечебницу после ежедневного молебна стали возвращаться белые сёстры, служительницы богини Аминеи. Эти девушки в просторных белых одеждах понравились ей ещё во время битвы при Лейдеране. Там они самоотверженно и без устали выхаживали раненых, а с теми, кому уже нельзя было помочь, оставались до самого конца, тихо говоря слова утешения и поднося воду.

«Если бы ещё и врачевать умели да повязки вязать — цены б не было», — думала Рия, но сёстрам, как говорила матушка Анета, что была у них за старшую, запрещалось преумножать страдания. И, к сожалению, под это попадали как хирургические операции, так и простое перевязывание раны, ведь оно причиняет боль. Но главным, за что орден Аминеи многие, включая и Рию и Эббена Гальна, ценили, было то, что каждая сестра наизусть выучивала множество рецептов обезболивающих средств. Унять сверлящую головную боль, ослабить терзающую тело лихорадку или невыносимые рези в животе — на всё это у белой сестры найдётся рецепт. Говорили, будто матушка Анета знала на память больше тысячи таких снадобий. Так ли оно было на самом деле, Рия не знала, но от ароматного отвара, кружку с которым девушка принимала из морщинистых рук монахини после особенно трудного дня, ей всегда легче спалось.

Рия в очередной раз навестила Вайса, проверив, нет ли у того жара, как вдруг из-за дверей лечебницы донёсся топот множества ног. Звук всё приближался, пока, наконец, двери резко не открылись, впустив четверых, что несли одного.

Едва попав внутрь, они ринулись к ближайшей свободной койке, оставляя кровавые следы, и осторожно положили раненого. Тот, в отличие от первого рыцаря, не стонал и не кричал, только шумно хрипел и почти не двигался.

— Что произошло? — ошарашенная Рия в мгновение оказалась рядом с ними.

Половина нагрудника раненого рыцаря была выкрашена в зелёный, а половина в красный цвет. А посередине, где красовался распустившийся бутон золотой розы, прямо между её лепестков зияла дыра, края которой были испачканы кровью. Алая жидкость тонкой струйкой сочилась и из-под доспеха, а бледное лицо молодого рыцаря не выражало почти ничего. Глаза неотрывно смотрели в потолок, а при каждом вздохе слышался клокочущий звук.

— Сира Рональда выбили из седла! Ранили прямо через доспех! — полным отчаянья голосом простонал один из тех, что принёс рыцаря. — Мы его оруженосцы!

— Это было не турнирное копьё! — ожесточённо вскрикивал другой. — Не турнирное! Оно не могло бы пробить нагрудник!

— Плевать! — Рия сжала зубы. Она вспомнила Лейдеран. Вспомнила, как действовал Гальн в подобной ситуации. — Сестра! — Рия окликнула стоявшую неподалёку девушку в белом. — Нужно обрезать ремни!

Не прошло и минуты, как сестра вернулась со специальным ножом для повязок, которым Гальн разрезал одежду, если иначе её было не снять. Девушка выхватила инструмент и скомандовала тем, что принесли рыцаря.

— Вы двое, приподнимите его, только осторожно! Я перережу ремни.

Когда беднягу освободили от измятого нагрудника, поддоспешника, а одежда на нём была разрезана, взору девушки открылась страшная картина. В груди зияла безобразная рана, из которой при каждом хриплом выдохе вырывались брызги крови. В самой её середине что-то торчало.

— Копьё! — указал пальцем один из оруженосцев. — Осколок копья проклятого сира Гильяма Фолтрейна!

— Дело плохо, — Рия нахмурилась: счёт шёл на минуты. — У него сломаны рёбра, в лёгких кровь. Боюсь, здесь я бессильна.

— Но как же так, госпожа? — изумлённо вопрошал оруженосец.

В его глазах застыла отчаянная мольба, но Рия понимала, что для этого рыцаря всё кончено. Даже будь здесь Эббен Гальн, искуснейший хирург, он ничем не сумел бы помочь. Оставалось лишь одно.

— Сестра, принеси «Тихую тень», — сказала она девушке в белом, покорно ждавшей рядом.

— Тихая тень? — спросил оруженосец с надеждой в глазах. — Это ещё что?

— Я не могу спасти его, — жёстко ответила Рия. — Только облегчить страдания.

— Но вот же осколок копья! Он мешает сиру Рональду дышать! Вытащите его!

— Вытащу — умрёт ещё быстрее…

— Да что же за дрянные лекари в этом замке⁈ — вскрикнул оруженосец, утирая слёзы, но другой положил руку на его плечо.

— Она права. Сир Рональд покидает нас, но мы будем с ним до конца.

Сестра вернулась со склянкой голубого стекла, до краёв наполненной густой прозрачной жидкостью. Рия кивнула, и девушка в белом, что-то едва слышно шепча влила жидкость в полуоткрытые губы рыцаря. В этот же самый момент двери лечебницы распахнулись вновь, впустив тех, кого Рия никак не ожидала увидеть.

За идущей быстрым шагом Пречистой Агной следовал Эрниваль. Матриарх приблизилась к койке с раненым рыцарем и поглядела на него ледяным взглядом.

— Ваше святейшество? — изумилась Рия, не зная, что и сказать.

— Удивлены моим визитом? — бросила та, не глядя на девушку. — Перед началом состязания сир Рональд заявил, что посвящает эту победу мне. Хоть он и потерпел поражение, но, думаю, был бы рад увидеть меня здесь.

— Простите, — негромко произнесла Рия, — но сиру Рональду уже не помочь. Он умирает. Ему дали «Тихую тень», чтобы облегчить страдания.

— В таком случае я буду рядом в последние минуты его жизни.

— С таким ранением… Смерть наступит позже. Через час или два.

Услышав это, матриарх взглянула на Рию с лёгким удивлением, но после невозмутимо сказала:

— Тогда не вижу смысла продлевать его агонию. Сестра!

От услышанного все стоявшие вокруг рыцаря вздрогнули, а девушка в белом посмотрела на матриарха с выражением непонимания на лице. Агна протянула руку к Рие, и та неуверенно передала ей то единственное, что держала в руках: нож для резки повязок. После этого матриарх протянула инструмент сестре милосердия.

— Прервите страдания этого несчастного. Это меньшее, что я могу сделать для него.

— Простите, ваше святейшество, — негромко ответила девушка, опустив взгляд в пол, — вы, наверное, неправильно поняли. Сейчас он не чувствует боли и покинет этот мир без страданий…

— Лёжа несколько часов в ожидании неминуемой смерти? Это слишком жестоко. Каковы последние слова клятвы сестры милосердия?

— Liberans ex dolorem, — едва слышно произнесла девушка в белом, не смея пошевелиться.

— Liberans ex dolorem, — повторила Агна. — «Избавляя от страданий». Так исполни же свою клятву.

— Мы не должны… Non soror effundetsanguinem…

— Сёстры не проливают крови, верно, — улыбнулась матриарх, — потому что обычно это сопряжено с болью, но ведь ты сказала, что боли он не почувствует.

— Ваше святейшество, — заговорила Рия, — если вы хотите прервать его страдания прямо сейчас, это могу сделать я.

— Я желаю, чтобы это сделала белая сестра, — отозвалась Агна, не глядя. — Орден Аминеи верен Церкви, так пусть же она докажет свою верность.

Грудь рыцаря еле заметно вздымалась, а бледное лицо всё так же глядело в потолок полуприкрытыми глазами.

— Я… я не могу… — голос девушки в белом дрожал, как и её руки.

Рия заметила, как вокруг них удивлённо останавливаются другие монахини. Из открытой двери в хранилище недовольно глядела матушка Анета. Увы, но даже она не смела сказать слово против.

— Ты ведь не хочешь, чтобы это сделал мой верный Эрниваль? Чтобы он размозжил голову несчастного палицей? Смелее, — матриарх взяла дрожащую руку белой сестры и вложила в неё нож. — Вот так…