На следующее утро меня никто не разбудил. Я разлепил глаза и оглянулся, все мирно спали, не было только Зимы и Любы.

Я встал с койки и аккуратно спустился вниз. Зажёг дневной свет, от этих электрических фонарей практически не было никакого толка.

Мой друг недовольно засопел. Длинные ресницы задëргались, а после он открыл заспанные глаза. Два изумрудно зелëных, кошачьих глаза уставились на меня.

— Сколько времени? — хриплым голосом уточнил он, потирая пальцем, маленькую родинку под правым глазом.

Я взглянул на электронные часы, висящие, почти под самым потолком.

— Пол десятого. — ответил я, заваривая кофе в две чашки. Обычно Лëха всегда соскакивал раньше всех, ну кроме Зимы, и готовил всем кофе. Я же не собирался поить этих бездельников.

— А где Зима с Любой? — заметил он, натягивая ботинки.

— А чëрт их знает. — отмахнулся я.

— Мямля, если свет не вырубишь, я тебе ночью глотку перережу. — совершенно спокойно проговорил Рыжий, даже не поворачиваясь. — Не разбудили, значит спи.

Мы с Лëхой переглянулись и решили ретироваться.

Лëха выскользнул в коридор, я за ним, не выключая свет. Как только прикрыл дверь, то услышал громкий мат и скрип койки.

— Куда пойдем? — спросил Лëха, с кружкой дымящегося кофе, в руках.

— Давай к Быку заскочим.

Лëха как-то сразу поник.

— Или в столовку?

— Не, давай к Юре.

Какой же я идиот. Нашëл что предложить. Лëха кстати плакал тогда, когда мы нашли их.

Барыга уже оклемался и его выписали, как ответила старая медичка. Настроение у неë было так себе, и потому Лëха сказал.

— Я вас понимаю. — улыбнулся он.

— Понимает он. — медичка смахнула слëзы. — Да лучше бы эта сука сдохла.

— Быков? — спросил я, не понимая, что он такого ей сделал.

— Да типун тебе на язык. — надулась женщина и Леха недобро посмотрел на меня. — Я про Антона, ну Барыга по вашему.

Женщина замолкла, я уже хотел сказать очередную глупость, как Лëха порывисто обнял еë.

— Мне жаль Данила.

Медичка на секунду замерла, а после разрыдалась в объятиях моего друга.

Так и знал, что бабка с дедом мутят. То-то пилот всë около неë тëрся. Какой же у него был позывной? То ли Муромец, то ли ещë какой богатырь.

Лëха отпустил еë, но продолжал сочувственно смотреть. Я даже чуть сам не прослезился от такой тоски в глазах друга.

— Да ладно, он своë пожил. — тихо произнесла женщина, успокаиваясь. — Ребят жалко, совсем молоденькие были. — она глубоко вздохнула и уже с лëгкой улыбкой продолжила. — А Родной то, всë с вашим Зимой бодался, как телëнок с дубом.

— Даже не знаю, как Зима эту потерю переживëт. — закатил глаза я.

— Юрку жалко. — понизила голос почти до шёпота она. — Ничего не ест. Днëм в потолок глядит и плачет, а ночью ребят во сне зовëт. Как услышу имена их, сердце кровью обливается. Да ничего уже не воротишь. — вздохнула она. — Вы чего пришли то?

— Дак это, Юру навестить. — ответил я.

Она отвела нас в отдельную комнату, единственную которая запиралась на ключ, она была скрыта за ширмой.

— Это зачем? — спросил Лëха.

— Боюсь не угляжу, встанет и сделает чего с собой.

Мы понимающе кивнули.

Бык лежал на единственной кушетке в комнате. Он не спал, но и никак не реагировал на нас. Бледное, осунувшееся лицо, и покрасневшие от слëз глаза. Казалось, даже многочисленные родинки на его лице и теле, посветлели. До этого живые, карие глаза совсем потухли.

Я весь сжался, смотря то, чем стал Юра Быков. Всего на мгновение я представил на его месте Лëху, мои губы задрожали.

— Возвращайся скорее, друг. — вдруг произнëс Лëха и несильно сжал его ладонь. Бык не обратил на это внимание. Уже через пару минут, мы шли обратно по коридору к нашей комнате.

— О чëм думаешь? — спросил Лëха.

— О том, что боюсь, что на его месте окажется кто-то из нас. — не совсем честно признался я. — Уж лучше сдохнуть.

— Перестань. — расстроенно отмахнулся от меня Лëша, легонько сжал предплечье, остановив меня. Он заглянул прямо в глаза. — Юра поправится, а мы уболтаем Дениса взять его к нам.

— Он не согласиться. — улыбнулся я.

— Из-за Родного, думаешь?

— Ну, наверное.

Лëха хотел сказать что-то ещë, но в комнате второго отряда, которая располагалась прямо напротив нашей, слышались звуки борьбы. Лëха тут же двинулся туда, распахивая настежь дверь.

Люба сидел верхом на Зиме и бил того по лицу кулаком.

Люба

Я проснулся первым и ещë долго пялился в пустоту, размышляя. То, что произошло со вторым отрядом, должно стать уроком для нас всех. Я не знал причин их провала, но уверен, что как только Быков придёт в себя, то сразу всë станет ясно.

Барыга сначала молчал, потом начал говорить о том, что пилоту стало плохо, потому вертолёт и упал. Я ни капли не верил этому парню. И если вдруг с Быковым что-то случится, я лично всажу пулю Барыге в бошку. Не случайно это всë, тем более Добрыня наблюдался у Ларисы Михайловны. И если бы у него были хоть какие-то проблемы со здоровьем, вряд ли бы она допустила его к вылету. Это ведь не просто пилот. Лариса Михайловна очень его любила. Я часто засматривался на то, как они мило перешёптываются. Они безусловно держали свои отношения в тайне. Правда иногда, за чашкой чая, она томно вздыхала и рассказывала мне о том, какой он замечательный человек. Господи, как ей сейчас нелегко, впрочем, как и всем нам.

Я настолько глубоко погрузился в свои мысли, что даже не заметил, как Зима встал с койки и начал одеваться.

Я проводил его взглядом до самой двери. Тот тихо открыл еë, и так же тихо выскользнул наружу. Я спал напротив выхода, а потому меня обдало прохладным воздухом. Я полежал ещë несколько минут и тоже начал одеваться.

— И чего вы всë носитесь друг за другом? — сквозь зубы прошипел Рыжий.

Я пожал плечами, хотя вряд ли он увидел мой жест в темноте.

— Береги его, ладно? — попросил он, отворачиваясь от меня, их с Зимой койка противно заскрипела.

— Хорошо. — пообещал я и вышел в коридор.

Я замер, посмотрел направо и налево, но через мгновение, уверенно шагнул вперëд. Комната второго отряда, располагалась прямо напротив нашей. В своë время, Зима чуть зубы в крошку не стëр, узнав об этом.

Я тихонько приоткрыл дверь. За большим столом, точно таким же, как у нас, сидел Зима и курил, стряхивая пепел, в стеклянную банку.

— Не знал, что они тут курили. — отстранено начал я, и закрыв дверь, сел на стул напротив Зимы.

— Не все, скорее всего Бык или Молния, от обоих постоянно табаком несло. — так же равнодушно объяснил Зима. — Родной с Ярым точно нет. Ярый не переносил запах табака ещë в детдоме, а Родной боялся, что раком заболеет.

— Ты столько всего про них знаешь.

Он недобро глянул на меня.

— Знай своего врага…

— Но они не были врагами. — возразил я. — Мы ведь тут заодно и тоже воюем.

— За жизнь? — спросил он, но я не ответил. — Когда Соловей мою сестру насиловал, я бил Родного в туалете. — совершенно спокойно продолжил он. — Меня не было с ней рядом, потому что я хотел… Хотел проучить его. Хотел показать силу.

— Ты не виноват, что всë так вышло.

— А кто же тогда виноват? — Зима затушил окурок о край стеклянной банки. — И вот сейчас, несколько лет спустя, я снова был не там где нужно, я снова никого не спас.

— Денис, ты не обязан…

— Обязан. — отрезал Зима. — Я капитан и когда-то стану здесь главным. Дак какой же от меня толк, если я не могу никого защитить?

— Никто не может прыгнуть выше головы. — с нарастающей злобой, бросил я. — Ты никому ничего не должен.

Как же этот высокомерный дятел мне надоел. И ведь что страшно, он правда верит в то, что он мог хоть на что-то повлиять. Слепая и глупая гордость, полностью затмила ему разум.

— Я должен ей. И себе тоже должен, понимаешь?

— Защитник херов! Корона не жмëт, капитан?! Ты сука здесь не среди животных! Здесь люди, понимаешь?! Люди живут, борются и умирают! Ты кого из себя строишь?!