Вадим Аристархович прикрыл глаза и перед ним, как наяву, появилась его девочка. Примет ли… простит ли?

— Если Бог позволит, Никит. Если Бог позволит…

несколькими днями раньше

Радочинская Елена Михайловна

В город приезжала по крайней необходимости. На то были причины, которые я старательно всякий раз гнала прочь из своих мыслей. Так и сейчас, упрямо мотнув головой, припарковалась около супермаркета. Мама решила порадовать внучку вкусной и полезной едой. А то ведь: «Ест не пойми что, не пойми когда. И вообще, кожа да кости стала! Лена! Ты совершенно не контролируешь свою дочь!»

А как ее контролировать, когда стала вон какой взрослой? Я улыбнулась при воспоминаниях о своей малышке. Сколько бы ей лет не было, а для меня она навсегда останется крошкой с двумя косичками. В доченьке я души не чаяла. И как же она похожа на него… Того, кто забрал мое сердце в девятнадцать лет, оставив напоследок сгорать в пламени боли. Только Маша тогда не дала мне свихнуться. Ради нее я встала с колен и стала жить дальше. Встретила Виктора. Только счастья с ним не обрела. И мужчина, скорее всего, чувствовал это. Потому что, когда Машеньке исполнилось пять лет, он решил сменить семью.

Было ли мне больно? Смешно, но… Нет. Я знала, как выглядит боль. Прочувствовала ее собственной кожей. В те далекие моменты мои кости ломали изнутри. По очереди. Одну за другой, заставляя корчиться в невыносимых муках. Сейчас же я скорее ощущала, что наконец могу сосредоточиться на главном: моем маленьком ярком солнышке. Больше можно было не отвлекаться на то, что свое внимание необходимо было дарить мужу. В какой-то степени я чувствовала угрызения совести, что отняла у Виктора пять лет его жизни. Не стоило соглашаться на предложение «руки и сердца». Но мужчина тогда клялся, что его любви хватит на нас троих. И что дочь мою будет любить как свою собственную. Вот как, однако, вышло… Не хватило… Не полюбил.

За занавесом тяжелых мыслей, которые, как воры, все-таки прокрались в мою голову, я совершенно не обратила внимание на то, что парковка в дневное время подозрительно пустовала. Лишь три наглухо тонированных навороченных джипа стояли неподалеку от меня. Подумав о том, что иногда и не такое случается, я зашла в раздвижные двери, взяла тележку и пошла вглубь торговых рядов.

В мыслях потихоньку перечисляла все то, что заказала мама. все изменилось в одно мгновение. Вот я тянулась за молоком для блинчиков, а в следующую секунду боковым зрением вижу, как из-за одного из прилавков выходит неспешным шагом мужчина в классических брюках, белой рубашке и дорогом пальто. Я замерла, словно мышка перед котом.

Невозможно. Его не может быть здесь. В продуктовом супермакете. Среди белого дня. Я смотрела на этикетки молочных продуктов, не смея двинуться, молясь об одном: пусть это только похожий на него мужчина, которому я по неведомой причине понравилась. Потому что иначе… До сих пор сердце не научилось реагировать на его лицо иначе. Есть такая любовь, которая никогда не умирает. И порой мне было искренне жаль, что я оказалась такой преданной. Особенно к тому, кто этого не заслуживал. Совершенно.

Внезапно меня обуяла злость. Да что я себя веду, как малолетка какая-то? Ну встретились, ну и что? Подумаешь? Может, жена его в магазин отправила. «Ага. Жена. Лена, ты помнишь ту, ради которой он тебя бросил? А теперь поставь ее в один ряд со словосочетанием „домашний быт“. Ну, и как картинка? Вот-вот. Не клеится. Абсолютно». Ну и что. Не мое дело, что он тут делает. Плевать.

С таким боевым настроем невозмутимо поставила бутылку в тележку и двинулась дальше. Правда, теперь уже мне пришлось прикладывать неимоверные усилия, чтобы вспомнить, что было нужно. И все было бы ничего, если бы Вадим не двинулся за мной. Я затылком чувствовала его прожигающий взгляд.

Остановившись перед ларем с охлажденными мясными продуктами, мысленно приготовилась держать оборону, потому что Вадим решил-таки начать свое наступление.

— Привет, — ох. Как двадцать восемь лет назад. Его голос мгновенно пленил мысли и душу.

— Здравствуйте, Вадим Аристархович, — повернулась я к нему лицом.

— Зачем так официально, Лен? Вроде… давно знакомы, — я видела, что он нервничал. Наверно, не так хотел начать разговор, но вырвались именно эти слова. А мой взгляд тем временем медленно скользил по его лицу. Сердце пропустило удар, а во рту стало сухо, как в пустыне Сахара. С возрастом некогда любимый мужчин стал еще более… красивым, если так можно сказать о мужчине. Высокий, статный, мощный. У него даже не было пресловутого пивного животика, который мог бы дать мне повод позлорадствовать.

— Так ведь разного полета птицы, Вадим Аристархович. Негоже плебеям «тыкать» уважаемым господам, — я думала, что пережила те слова, думала, что все внутри перегорело, оставляя лишь пепелище разочарования и боли. Но нет. Увидела Вадима, и горечь обиды снова встала комом в горле. Понимала, что веду себя далеко не в соответствии со своим возрастом и опытом прожитых лет, но это было сильнее меня и доводов разума. Это были чистые, незамутненные эмоции. А порой боль сильнее любви.

— Не простила, — он покаянно опустил голову, а мне захотелось ударить его. От переизбытка эмоций в глазах загорелось от подступающих слез. Да что же это такое? Почему рядом с ним я не могу себя контролировать. — Леночка, — я дернулась, как будто он ударил меня, — дай мне шанс… Я хочу… исправить все, Лен. Хочу дочку обнять. Она же от меня, Лен. Машенька — моя… Как бы ненавидела, а ты не смогла аборт сделать…

Звук пощечины прозвучал в практически пустом помещение, как громогласный взрыв. Лицо горело от неконтролируемой злости, руки тряслись, и я с силой стиснула ручку тележки.

— Не смей! — я коброй шипела ему в лицо, сама не заметив, как приблизилась вплотную. — Даже имени ее произносить не смей! Ты мизинца ее не стоишь! Она моя, ясно? Маша — моя дочь! Ты лишь неграмотно выбранный донор спермы, понятно? — видела, как больно жалят его мои слова. Ну а что он хотел? Что я сейчас кинусь в его объятия и буду кричать о своей неумершей любви? Буду. Кричать, орать, вопить, выть. Все буду. Но в руках собственной матери. Умирать так с близким человеком. А не с мужчиной, который выкинул меня, словно грязный мусор. Не говоря больше ни слова, я по большой дуге обошла Вадима, практически бегом покидая супермаркет.

— Я люблю тебя, Лена! — раздались в спину его отчаянные слова, заставляя, как вкопанную остановить.

— Ты? Любишь? Нет, Вадим. Не любишь. Иначе никогда не посмел бы приблизиться, — окатила его презрительным взглядом, всем сердцем желая пережить ту же агонию, которая когда-то выжигала меня.

Эмоции настолько поглотили разум, что я не распознавала посторонних звуков. В ушах громогласно бился пульс. Совершенно не обратила внимание на то, как быстро мимо меня пронеслись несколько парней в черном. Может быть, если бы я оглянулась, то увидела, как мужчина схватился за сердце, оседая на пол. Может быть, если бы меня не разрывала на части боль, для меня и Вадима будущее наступило бы гораздо раньше… А пока я со всех ног бежала от мужчины, дочь которого даже не подозревает, как подло поступила ее мать…

Я совершенно не помнила, как добралась до деревни. Мама полола грядки сзади дома и не видела моего фееричного возвращения. Может, это было и к лучшему. Сейчас была совершенно не готова объяснять, почему руки трясутся, как у алкоголика.

Поверить не могла до сих пор, что мы встретились. Я встала около окна в своей комнате, пустым взглядом смотря вперед. И даже завораживающий вид пожелтевшего осеннего леса не мог отвлечь от тяжелых дум.

Двадцать восемь лет. Вдуматься только в эту цифру чего стоит. Целая жизнь. И все это время я продолжала любить его одного. Радовалась, как девчонка, когда забеременела. Неслась на всех порах, чтобы сообщить ему. Но… Как в самом плохом дешевом романе, события стали развиваться совсем не по тому сценарию, который писала я.