Пришлось взять себя в руки и направиться к кабинету. Не убегать же теперь, в самом деле?

А неугомонное воображение оперативно нарисовало сценку, как весь преподавательский состав носится по академии, пытаясь поймать излишне впечатлительную студентку.

Уже когда я была в шаге от двери, незнакомый мужчина произнёс:

— Проходите. Там вас ждут.

Я кивнула и, не желая больше тянуть, надавила на ручку.

Перед глазами предстала маленькая уютная комната, никак не вязавшаяся у меня с кабинетом декана. Вместо представляемого мрака помещение заливал мягкий свет. Стульев с алой обивкой тоже не было — им на замену пришли бордовые глубокие кресла с мягкими подлокотниками, письменный стол, который пустовал, и круглая тумба с заварочным чайником и сладостями.

Не было здесь и делегации магов, зато был он…

Виктор стоял лицом к окну, но, когда я вошла в кабинет, развернулся и попытался изобразить подобие улыбки.

А я… а меня вмиг накрыло с головой. Видимо, накопившийся стресс дал о себе знать. Эмоции переполняли, грозя вырваться наружу в виде грозы. Злость, обида, непонимание, и где-то среди этого всего звучали отголоски надежды. Надежды, что сейчас это всё закончится и отец заберёт меня домой.

Однако суровая реальность чихать хотела на надежды какой-то начинающей ведьмы. И делала она это низким голосом Виктора.

— Как обустроилась? — поинтересовался отец, делая шаг навстречу, но при этом заводя руки за спину и сцепляя пальцы в замок. Он посмотрел так, будто искал какие-то изменения в моём внешнем виде. Ну не хвост же я должна была отрастить за это время, в самом деле?

— «Как обустроилась?» — переспросила я; в голосе проскочили надрывные нотки, и я тоже сделала шаг вперёд. — Ты представляешь, что мне пришлось пережить за эти дни? Хоть знаешь, что твой посыльный чуть не угробил нас при перемещении?!

— Да, он рассказал, — со спокойствием удава отозвался отец; его лицо осталось беспристрастным, как и минуту назад.

— И это всё? Никаких: «Милая, извини, я не хотел подвергать тебя опасности», или: «Я так волновался, с тобой всё в порядке?» — В глазах защипало, и я прикусила нижнюю губу, чтобы хоть как-то совладать с нахлынувшими эмоциями.

— Я твой отец. Конечно, я волновался за твою жизнь. Именно по этой причине ты сейчас здесь.

— А я не хочу быть здесь! Не хочу учиться в этой академии. И ты прекрасно об этом знаешь.

— Твоя мама любила этот мир всем сердцем. — Губы Виктора дрогнули в едва уловимой улыбке, да вот только она была адресована не мне, а своим мыслям. Должно быть, воспоминаниям о женщине, которую он любил. — Мария когда-то тоже училась в Академии Магических и Боевых искусств. Уверен, она была бы счастлива, узнай, что ты пошла по её стопам.

Я ощутила болезненный укол в сердце.

— Нет. — Я тряхнула головой из стороны в сторону. — Не смей. Не смей впутывать её в это. Это грязный ход. — Горло сдавил ком обиды, и я почувствовала, как по щекам потянулись влажные дорожки неконтролируемых слёз. — Это нечестно, — произнесла я дрожащим голосом, еле-еле сдерживая всхлип.

Это был чуть ли не единственный раз, когда Виктор первым заговорил о маме. И ведь знал, насколько я дорожу памятью о ней. Как мне её не хватало, как я старалась прикоснуться ко всему, где она оставила след. Будто бы это могло нас как-то сблизить или вернуть её.

Чтобы хоть как-то сдержать нервную дрожь, я обняла себя за локти. Отец не пытался утешить или как-то успокоить, он никогда не умел этого делать. Или не хотел. Не знаю.

— Это всё ради твоей безопасности. — Очередная сухая фраза.

— Хочешь сказать, Шейн не преувеличил, когда сказал, что моей жизни грозит опасность? — Я недоверчиво покосилась на Виктора.

— Так и знал, что мальчишка Анварен не сможет промолчать. — На морщинистой щеке дрогнул мускул. Непонятно, было это усмешкой или недовольством.

— О таком я должна была узнать от тебя, папа! — резко бросила я упрёк. — Если это правда, разумеется.

— Поверь, без острой необходимости я бы не отправил тебя сюда. Во всяком случае, без твоего согласия.

От такого откровения я даже на время лишилась возможности говорить, а непрошеные слёзы сами собой прекратились. Мне понадобилась ещё минута, чтобы прийти в себя. Я попыталась собрать разбежавшиеся мысли во что-то дельное.

— Если это так, тогда объясни мне всё. Неужели ты думаешь, что я не смогу понять? — Я положила ладонь отцу на плечо и с мольбой заглянула в его серые глаза.

— Есть некоторые секреты, которым лучше оставаться секретами. А единственный способ сохранить тайну — это не знать о ней.

— Боже, папа! — Я отдёрнула руку и сделала шаг назад. — Мы можем хоть раз поговорить как нормальные отец и дочь? Без туманных фраз и уходов от ответов.

Но Виктор остался непреклонен.

— Всё, что тебе нужно сейчас знать, это то, что я работаю над решением проблемы. Когда угроза исчезнет, я обо всём тебе расскажу. Обещаю.

— Мне не надо потом, мне нужно сейчас. Если моей жизни действительно кто-то угрожает, я должна знать, чего опасаться и откуда ждать удара.

— В академии тебе не о чем волноваться. Все студенты здесь под беспрецедентной защитой. Кстати об этом. Я хотел бы тебя попросить, даже настоятельно рекомендовал бы: не покидать академию на выходных, пока я со всем не разберусь.

— Прекрасно, — почти шёпотом произнесла я. Руки невольно опустились, а внутри стало так пусто, словно в заброшенном колодце.

— А теперь извини, я должен ехать, — словно не замечая моей разбитости, сообщил Виктор и сверился с наручными часами. — Рад, что ты в порядке.

«В порядке. Как же», — хмыкнула я про себя. На то, чтобы произносить что-то вслух, сил не осталось. Да и какой в этом был толк? Единственный близкий человек уходил, не желая слушать и слышать мои доводы.

Я смотрела в спину уходящему отцу, чувствуя, как мой мир рушится.

Виктор взялся за дверную ручку и остановился.

— Всё, что я делаю, — исключительно ради тебя, Кассандра, — несвойственно тихим голосом проговорил отец, даже не повернув головы. Его плечи заметно опустились, спина ссутулилась, и мне даже показалось, будто он постарел лет на десять. — Надеюсь, когда-нибудь ты поймёшь, что родители должны принимать решения всегда во благо своих детей, даже если те их не понимают. Даже если считают тебя монстром…

С этими словами Виктор толкнул дверь и вышел, оставляя меня в этом чужом и неприветливом месте абсолютно одну. Настолько беспомощной я ещё не чувствовала себя никогда.

Не успела дверь закрыться, как в проёме показался тучный мужчина, которого некоторое время назад я видела в компании Брэма Дарвелса, и я поспешила вытереть со щёк остатки влаги. Не хотелось, чтобы кто-то посторонний видел мою слабость.

— Как прошла встреча? — участливо поинтересовался мужчина, но тут же запнулся. Видимо, что-то в моём взгляде подсказало ему, что это не самая лучшая тема для беседы. И вот столько понимания и переживания отразилось на лице коренастого профессора, что мне стало вдвойне обидно. Какой-то незнакомец сопереживал мне, в то время когда родной отец был неспособен на это.

Нет, мне не нужна была жалость. Я хотела быть услышанной, хотела доверия и возможности распоряжаться собственной жизнью сама.

Тем временем добряк пересёк кабинет и плавно опустился в кресло за столом декана. Быть того не могло. Моё лицо так и вытянулось от удивления. Мужчина, которого я приняла за обычного профессора или секретаря декана, оказался самим Олафом Копельштафом.

Совсем не таким я его представляла. Почему-то в моём понимании декан был олицетворением строгого надзирателя, при виде которого начинаешь дрожать и грызть гранит науки в буквальном смысле. А при виде этого мужчины хотелось разве что поделиться шоколадкой да рассказать обо всех горестях, скопившихся в душе.

— Присаживайтесь, Кассандра. — Декан указал на кресло напротив стола. — Нам нужно обсудить некоторые моменты. Обещаю долго не мучить и поскорее отпустить на обед.