Через толпу к ним торопливо протиснулся не менее взволнованный мужчина. Фо Ань узнал в нем соседа и отца девочек, близняшек, подружек Фо Синь. Он тоже встал на колени, попытался обнять Лянь Сянь, но та неожиданно оживилась и с силой его оттолкнула.

— Это ты во всем виноват! Ты надоумил его на этот канал! Ты его выдал! — Прорычала Лянь Сянь. Жизнь вернулась к ней тяжелым дыханием и гневным огнем в глазах.

Их перепалка привлекла внимание, но Ли Шэн жестом попросил никого не вмешиваться, после чего вновь попытался обнять, теперь с большей силой. Лянь Сянь пташкой трепыхалась в его руках: плакала, кричала, но потом в какой-то момент повалилась головой на его плечо и завыла раненым зверем. Ли Шэн обнял и Фо Синь, успокаивая их обоих.

Сосед посмотрел и на Фо Аня, не предложил объятий, но подозвал и прошептал:

— Смотри на отца. Ни за что не отводи взгляда.

Фо Ань взглянул на помост через плечо, там уже устанавливали виселицу.

— Прими это с мужеством, — напутствовал Ли Шэн.

Но Фо Аня уже заворожило. Он, как и все в толпе, наблюдал за тем, как отца и еще нескольких мужчин подводят к петлям. Мальчонка чувствовал, творится страшное. Ноги отца подрагивали, он спотыкался и с ужасом смотрел на раскачивающуюся петлю. Его заставили встать на ящик. Фо Минчжу моргнул и нашел взглядом семью. Одновременно расстроился и порадовался тому, что на него не смотрят, и ужаснулся, когда заметил, что петлю во все глаза рассматривает младший из детей.

Голову Фо Минчжу продели в петлю. Фо Ань нахмурился. Отец, активно артикулируя, беззвучно что-то сказал, а дальше прозвучал звук ломающейся шеи, который Фо Ань не забудет еще много, очень много лет.

Музыка играла несколько натянуто. Люди праздновали назначение нового старосты, но как-то искусственно, не по-настоящему. Фо Ань сидел на низенькой, сильно утопленной в землю, скамейке и рассматривал улыбки проходящих мимо горожан. У некоторых все еще краснели припухшие глаза, и улыбки близ растертых носов смотрелись почти жутко, но в целом на площади царила оживленная атмосфера. Фо Ань случайно взглянул на помост, с которой успели снять виселицу, вспомнил синеющее лицо отца и тут же отвернулся, силясь справиться с болью в груди.

— Как ты, приятель? — На корточки перед мальчиком присел сосед Ли Шэн. Именно к нему переехала их семья, именно он всю последнюю неделю кормил их рисовой кашей, соленьями, а на паре ужинов даже мясом. Если честно, Фо Ань давно так хорошо не кушал. Конечно, они и раньше не голодали, но кушали немного и не всегда особенно вкусно.

Мальчик опустил голову, сосредоточив внимание на обметанном грубой ниткой крае верхней рубашки. Кстати новой. Ярко-голубой. Праздничной.

— Не надо стесняться или бояться. Я больше никому не позволю сделать больно тебе, твоей сестре или матери, — Ли Шэн взял мальчика за руку, на этот раз все же поймав его внимание и взгляд. — Верь мне, Фо Ань.

Мальчик сглотнул. От Ли Шэна пахло чем-то раздражающе-терпким. В носу зачесалось, захотелось чихнуть. Что мальчишка и сделал, рассмешив Ли Шэна.

— Только не говори, что заболел. Не поверю, — смеялся сельчанин и вдруг вытащил из-за спины две палочки с ягодами боярышника. Такими ровными, красивыми, блестящими от сахара. — Вот возьми. — В ладоши Фо Аня перекочевала одна палочка. — Вторая для твоей сестренки, кстати, где она?

Мальчишка пожал плечами:

— Где-то с мамой гуляет.

— Ну вот ты и заговорил, — Ли Шэн протянул руку и потрепал Фо Аня по голове, растрепав тугой хвостик на макушке, который утром затянула ему сестра. — Пойду их найду, а ты смотри не потеряйся, — напутствовал сосед, поднимаясь и уходя в толпу. Фо Ань с толикой зависти посмотрел на его новый, очень яркий костюм. Вышивка блестела на солнце, красиво смотрясь на длинной зеленой рубахе с более широкими, чем у остальных, рукавами. Ли Шэн почти подпрыгивал при ходьбе, на этот раз смеша Фо Аня, напоминая ему скорняка из рассказанного сестрой срамного стишка.

Раскусив сладкую, хрустящую корку на ягоде, Фо Ань прикрыл от удовольствия глаза. Сладость отлично сочеталась с вяжущей кислотой самой ягоды. Солнышко не жарило, а просто грело, вокруг пахло жареными и паровыми булочками, специями, вымученная мелодия сменилась более легкой и приятной. Но момент тихого удовольствия неожиданно прервался выбившейся из ноты пипой.

Фо Ань открыл глаза, чтобы увидеть, как бледная женщина в белой накидке вырвала из рук музыканта инструмент и под шокированными взглядами празднующих разбила его о землю. Остальные музыкант тут же ретировались, опасаясь за свои инструменты.

— Празднуете?! — Надрывно взревела сельчанка, зло оглядывая расступившихся соседей. — Совсем правила богов не чтите? Неделя! Прошла неделя, и вы забыли о бедах! Не соблюдаете траур! Забыли о моем муже…

Женщина резко стерла выступившие слезы рукавом и, вытянув руку, начала резко указывать на людей. Фо Ань неожиданно почувствовал вину за сладость во рту и отложил лакомство.

— Ты, и ты, вы тоже в этом участвовали. Мы все собирались, мы все приняли решение обратиться к дешевому мастеру из другой страны на собранные для налога деньги. Но повесили почему-то всего нескольких. Кто?! Кто из вас указал на моего мужа? — Последний вопрос прозвучал противно, визгливо. Люди поморщились, но взгляды опустили. — Молчите, да? Стыдно вам?!

— А что, по-твоему, было бы лучше, Цу Дуань? — Вышел вперед Ли Шэн, встав ненадежным барьером меж людьми и дикой скорбящей женщиной. — Чтобы умерли все? Твой муж, один из немногих стался достаточно смел для того, чтобы взять на себя вину. Он умер, чтобы мы жили, чтобы жила ты!

— Кто на него указал? Кто сделал его виноватым? И почему ты вдруг стал старостой? — Брызгая слюной, рычала, кричала женщина. Капилляры в ее глазах полопались, родня ее с демоном. — Это ты! Ты продал их всех за новую должность! Мой муж умер, потому что хотел нашему городу добра. И это достойно смерти? Ответь мне, Ли Шэн?

— Я бы никогда не продал своих, — торжественно качнул головой новый староста. — Но если тебе нужно кого-то винить, вини меня. Я это приму.

Ли Шэн ненадолго замолчал.

— Тебя это устроит, Цу Дуань?

— Нет, меня устроит только твоя смерть, предатель!

И люди, точно сговорившись, одновременно и по-новому посмотрели на Ли Шэна. Так странно и задумчиво, что даже Фо Аню стало не по себе. Он неловко соскочил со скамейки, и хотел было подойти к соседу, но вновь вспомнив полные отчаяния глаза отца, передумал.

— Так вы обо мне думаете? — Сжал кулаки Ли Шэн. — Думаете, это я во всем виноват? А вы не думали, что будь все так, я бы разделил участь Фо Минчжу и остальных?

Молчание затянулось. Приобрело гнетущее настроение.

— Что ж, я понял, — дрогнули скривленные губы нового старосты. — Я все понял. А теперь послушайте мою версию. Я всех вас спас! Спас этот город! И мне пришлось взять ответственность, не за смерть, но за жизнь! За наше общее будущее. Если бы мне не удалось убедить чиновника Вана в нашей искренности, вы бы все, абсолютно все, отправились бы в петлю! И теперь, вместо того, что сказать мне спасибо, вы вините меня за то, что спасти удалось не всех?

— Так ты все-таки ходил и разговаривал с чиновником? — Зло рассмеялась скорбящая вдова. — Решил, что лучше остальных, что достоин жить…

— Довольно! Я не собираюсь это слушать! — Эффектно расправив широкие рукава одеяния, развернулся Ли Шэн. — Праздник окончен, он ведь совсем вам не нужен, вы лучше будете скорбеть по предателям империи.

Ли Шэн уверенно прошел через ряженых людей, ухватил Фо Аня за руку и гордо зашагал в сторону дома. Мальчик не сопротивлялся. Только с толикой сожаления обернулся к отложенной сладости, которой уже не вернуть.

Мощная оплеуха сбила Фо Аня с ног. Мальчик схватился за щеку и испуганно посмотрел на возвышающегося над ним Ли Шэна. Мужчина тяжело дышал, руки подрагивали, а скулы покраснели не то от гнева, не то от алкоголя. Ли Шэн любит выпить. Особенно перед ужином.