Фирмин прибавляет шаг, заметив, что уже изрядно отстал от торопливой Рени.

Её комната оказывается самой дальней и очень похожей на комнату Фирмина – только ту переделали из старой кладовки, а эта… впрочем, может быть, тоже. Отчего-то это сходство кажется приятным. Рени, может быть, как и он, считает, что лучше маленькая комнатушка, но своя. Фирмин, вот, ни за что не хотел бы перебраться в одну из общих спален.

Интересно, у слуг тоже общие комнаты? Фирмин хотел как-то найти старые чертежи, просто из любопытства, но в библиотеке ничего подобного не оказалось. А может, Фирмину просто их не доверили.

Постеснявшись зайти, Фирмин вместе с Энисом остаётся в коридоре, но всё равно зачем-то смотрит в приоткрытую дверь, хоть это ужасно бестактно. Рени не замечает – принимается копаться в старом сундуке в углу.

Вещей у неё, похоже, не слишком-то много. Взгляд случайно цепляется за брошенную на кровати юбку, парадную – тёмно-синюю с белой вышивкой. Фирмин скорее угадывает узор, чем видит. Странно, к чему Рени вдруг доставать её, когда ни одного праздника поблизости?

– Вот, держите. – Рени поднимается, зажав край платка в руке. – Но насовсем не могу отдать – он у меня один.

– А вы как же… – смущённо мямлит Энис.

– Я не пойду сегодня, дел невпроворот. Бери-бери!

Рени настойчиво потрясает протянутой рукой, в воздухе мотыляется какой-то уж слишком пёстрый платок.

Вот о чём Фирмин не подумал! Пансионерам выданы одинаковые, с совсем простеньким узором, но у Рени платок свой. Может, ещё и лично ей расшитый, выбранными ей нитками и полюбившимся рисунком. И не может быть, чтоб никто этого не заметил.

Что же им говорить?

Энис, видимо, тоже думает об этом, потому что медлит. Но всё-таки берёт.

– Спасибо вам большое! Я обязательно верну!

– Да не за что. – Рени улыбается, и совершенно не хочется расстраивать её. – Ну всё, бегите, вам уж скоро идти. И мне пора обратно.

Энис ещё раз сбивчиво благодарит и спешит по коридору. Тянет Фирмина за рукав.

– Что же делать? Ты видел? – в отчаянии шепчет, когда они отходят достаточно далеко.

Фирмин неохотно кивает.

– Может, лучше не надевать? – продолжает Энис потерянно.

– Зачем взял тогда?

– Она помочь хотела. С кухни ушла. Что бы я сказал? Что это зря всё?

– Покажи ещё раз. Я плохо рассмотрел.

Энис послушно раскладывает на разведённых руках платок. Фирмин щурится. Красные с жёлтым цветы, крупные, навроде пионов, а листья почему-то синие – скорей всего, не было другой нитки, а может – дань традициям. В вышивке Фирмин не очень-то разбирается.

– Н-да… – тянет он.

Девчачий узор, при том приметный.

А те платки, что выдают обычно, безликие – с ломаными синими линиями, ложащимися друг на друга.

– Красиво она вышивает, – говорит Энис, но как-то грустно. – А у меня мама шьёт плохо. А Рени, вон, даже свадебную юбку вышила. Красиво.

Вечно он, чтоб отвлечься, начинает болтать нескладную ерунду. И ещё мать постоянно вспоминает. Как маленький.

Фирмин раздражённо сжимает зубы.

– Погоди, какую ещё юбку? – понимает запоздало.

– Ту, что лежала, – поясняет Энис как-то неохотно, словно уже пожалел, что сказал. – Ты видел. Там узоры такие… На свадьбах всегда.

– Ты откуда знаешь?

– Папу звали на праздники часто. И я ходил.

– Может, тут, в Темпете, эти узоры совсем другое значат, – осаживает Фирмин с неожиданной досадой.

Энис пожимает плечами и принимается аккуратно складывать платок.

– Может, – говорит наконец. – Но вообще у неё на столе ещё заколка лежала. Такие тут невестам дарят, я видел. Соседка хвастала.

Фирмин смятенно обводит взглядом коридор, одёргивает рукава форменной рубашки – уже немного коротки, а заново мерки снимать будут только весной.

– Что ты, как девчонка, постоянно пялишься на какие-нибудь юбки и заколки! – наконец зло бросает Фирмин, не найдя ничего лучше, и прибавляет шаг.

Энис, наоборот, ещё сильней отстаёт.

– Неправда, – после короткого молчания обиженно говорит из-за спины. – Я на всё смотрю. Не только на это.

– Лучше б смотрел за своим платком.

На это Энис уже не находит ответа.

Фирмин делает ещё несколько шагов и понимает, что Энисовы им уже не вторят. Помедлив, оборачивается.

Энис, замерев как стоял, смотрит в окно, куда-то вверх. Кусает губы и теребит серёжку в ухе.

Фирмин снова одёргивает рукава.

– Прости, я это зря сказал.

– Да ничего. – Энис зябко обхватывает себя, пряча ладони, и замечает невпопад: – Сквозняк тут. В щелях тряпки, и всё равно сквозняк.

Фирмин не знает, что ответить, и только пожимает плечами.

Энис молча проходит мимо него вперёд, хотя обычно пропускает.

Но позже, когда они выходят на широкие ступени крыльца вместе со всеми, снова держится рядом и даже порой принимается говорить что-то. Негромко, как всегда на людях, потому что стесняется акцента.

У Фирмина, честно говоря, совсем нет настроения болтать сейчас, он почти не вслушивается и отвечает редко и коротко.

Рени выходит замуж, ничего странного. В деревнях к её возрасту обычно все уже ходят с семьями. Мать Фирмина была младше, когда он родился.

Впрочем, она замужем не была. Больно надо было тарисскому купцу брать в жёны какую-то темпетскую девку, а чего она ожидала… Так говорил этт Арман. Фирмин не помнит, когда, но помнит, что этт Арман был тогда очень зол.

А Рени, Рени вообще-то совсем не похожа на мать Фирмина, – хоть он её плохо помнит, – и ни к чему её тут приплетать вообще.

Интересно, кто подарил Рени заколку?

Хотя какая Фирмину разница. И вообще, может, Энис не так что-то увидел, может, это вообще не подарок, а, допустим, осталось от матери. А достала вдруг… просто так, накатило вот.

И Фирмина это не касается, и вообще они не должны были заглядывать, что там где у Рени лежит.

– Привет, – говорит кто-то тихо, но совсем близко.

Подняв глаза, Фирмин успевает заметить Фелисьена, уже проходящего дальше, к своим.

Растерянно моргает.

– Чего это он? – невольно бормочет вслух. – Может, не нам?

Фелисьен обычно не то что слова не скажет – не посмотрит в сторону Фирмина. Будто Фелисьен знатных кровей не только лишь наполовину и папаша у него не из какого-то мелкого рода. А у самого-то родство со служанкой-солийкой на лице написано!

– Нам, – с задержкой откликается Энис.

Он тоже выглядит удивлённым, но как-то иначе.

Кутается в тулуп, широковатый для него. Сегодня, и правда, подморозило изрядно, и одинаковая пансионная одежда никого не спасает: впереди пританцовывает на утоптанном снегу кто-то из старших. Воспитатели тоже выглядят замёрзшими и недовольными, бегло считая подопечных. Кто-то, как обычно, запаздывает. Остальные, преисполнившись духом товарищества, предлагают не дожидаться.

Вскоре присоединяются девчонки, строившиеся у другого выхода, и становится ещё шумней.

– Фирмин. А скажи…

– Ну? Что?

– За что вы с Фелисом так… не любите друг друга? – Энис говорит едва слышно, и смотрит не на Фирмина и не на Фелисьена, а куда-то на деревья в белых шапках.

Фирмин замечает, что толпа во дворе разбилась на группки, и они с Энисом как-то сами собой оказались поодаль от всех.

– Люди часто не любят тех, кому завидуют, – наконец так же тихо отвечает Фирмин, всё-таки посматривая в сторону Фелисьена.

Тот ожидаемо крутится рядом со старшими.

– Он тебе завидует? – с задержкой переспрашивает Энис.

– Точно не я ему.

Всем известно, что Фелисьен со своими способностями ни за что не прошёл бы экзамен сам, и как ещё это объяснить, если не покровительством отца? Только чего это стоит? Потом, когда они выйдут за пределы этих стен, разве Фелисьену так уж поможет его протекция? Или он надеется, что Дамиан – младший сын обедневшего рода – поможет ему устроиться? Потому Фелисьен и липнет к нему.

Фирмину покровительство не нужно, он сам может добиться успехов.