– Ладно, – растерянно бормочет Энис по-тарисски.

– Ты что, по-нашему не говоришь? – удивляется старшегодка.

– Говорю. – Щёки снова рдеют. – Но не хорошо.

– Сложно тебе, – хмыкает старший.

Вот уж точно.

Когда они идут обратно к телеге, наконец появляются те «другие», о которых говорил Фелис. Тоже старшегодки и по-темпетски схожие. Как бы только запомнить всех…

Девушек среди них нет – а странно, Энис точно видел в очереди на экзамен девчонок. Не берут? Или, может, они просто где-то ещё околачиваются. Да, наверное, так. И телегу разгружать их не позвали.

К одному из старших почти сразу подходит Фелис, заговаривая о чём-то.

– Опять своему Дами в рот заглядывает, – негромко ворчит кто-то.

Обернувшись, Энис видит Корина совсем рядом. Только он не Энису говорит, а скорее так, самому себе. Или, может, Арно. Тот явно тоже услышал.

– А чего он? – спрашивает.

В глазах всё то же цепкое внимание.

– Да ничего. – Корин раздражённо дёргает плечом.

И ничего больше не говорит, хотя Энис был почти уверен, что скажет.

Энису тоже любопытно.

Он снова смотрит на Дами. У того тоже светлые волосы, и вообще он на первый взгляд совсем такой, как все. Вот только есть какое-то... несоответствие, что ли.

Да, точно. Между простой, потрёпанной одеждой, какую носят все местные, и манерой держаться, осанкой, взглядом. Это всё внезапно напоминает маму. Она тоже всегда ведёт себя как аристократка. А денег на хорошие наряды у них в последнее время нет.

А ещё у Дами на пальце блестит кольцо – тоненькое и без всяких украшений, только, кажется, с какими-то буквами.

Энис невольно касается серёжек. Они, наверное, тоже с незамысловатой пансионной формой странно смотрятся.

Нет, они смотрятся стократ страннее, потому что в Темпете мужчины не носят серьги.

Но если Энис не будет носить свои, мама расстроится.

Он прикусывает губу и заставляет себя убрать руку. Незачем самому обращать внимание на то, что и без него заметят.

У телеги каждому вновь достаётся ноша. Теперь дело идёт быстрее – хватает ходки, чтоб всё отнести.

Когда кухарки отпускают их – даже скорее прогоняют, – все начинают потихоньку разбредаться. Старшие, видимо, возвращаются туда, откуда пришли. Фелис всё так же трётся около Дами. Стоит ли с ними пойти? Но Эниса, вообще-то, никто не звал. Что, если они только разозлятся, если он следом увяжется?

И что, если им всем тоже станет интересно, какого цвета у Эниса глаза и чей он сын?

Он юркает в какой-то коридор, почти пробегает до следующего поворота. Скорей, пока о нём не вспомнил Арно или Корин.

Может быть, он неправильно делает… может быть, это трусость, и надо как-то по-другому поступить. Но он не знает, как. Он просто знает, что если б папа ушёл из зала тогда, сразу, то, может, и не было б никакой драки. И на экзамен они бы пошли не вдвоём с мамой, а втроём, потому что у папы не было б огромного синяка на лице.

Энис сжимает кулаки.

Поворот, и ещё поворот. Сколько же здесь коридоров? Зачем столько? А как теперь понять, куда идти?

А правда, куда ему идти? Наверное, надо найти лестницу, подняться в комнату и посидеть там. А потом что?

Фелис сказал, сейчас мало людей, потому что не все приехали, но будет больше. Кроме Арно и Корина к нему вроде бы все хорошо отнеслись. Может быть, когда их станет больше, будет уже не так важно, что думают эти двое. Может быть, Энис подружится с кем-то, кто тоже умеет драться.

Только теперь, остановившись, он наконец замечает тихую музыку. Она звучит… непривычно, Энис не уверен, что слышал этот инструмент раньше. Мама пошутила бы: видимо, в пабах на таком не играют. Звук резкий и одновременно протяжный, но при этом удивительно ладный.

Энис на слух находит дверь, за которой кто-то играет, и неуверенно становится рядом. Тягучие ноты сменяются беглыми переливами. Энис, наверное, не смог бы наиграть эту мелодию так легко. И не слышал раньше.

Не удержавшись, он тихонечко приоткрывает дверь и осторожно заглядывает в щёлку.

Музыкантом оказывается тот самый мальчишка – русоволосый, с экзамена. Он держит инструмент на плече, придавив подбородком, и водит по струнам какой-то палкой.

Ах, кажется, папа что-то об этом рассказывал, когда был в настроении. Как там? Скрипка! Энис тогда спросил: потому что скрипит? И папа рассмеялся. Но звук правда напоминает скрип.

Лицо у мальчишки спокойное, совсем не как тогда.

И играет он чисто, ошибся пока всего раз, но останавливаться не стал. Папа тоже говорит не останавливаться – делать вид, будто всё в порядке. Тогда многие и не заметят.

Невольно вспоминается экзамен. Энис мельком видел этого мальчишку в зале – наверное, он и правда родня кому-то здесь. Племянник. Энис потом у мамы спросил то слово, которое не понял. Так вот, он был в зале и, значит, слышал, как Энис ошибся целую кучу раз – и это ещё после того, как просил напомнить ему начало баллады. И раньше Энис как-то не очень думал об этом, но теперь ужас как стыдно. Если этот мальчишка играет так хорошо – а они ведь, наверное, ровесники, – что подумал о нём? Что Энис – неумеха, ясное дело.

Ещё бы. Энис вообще был уверен, что его не возьмут. Не стоило выбирать «Песнь». Но помимо «Соннерийской баллады» он помнил её лучше всего, потому что в Тарис мама часто водила его в храм, а там вечно её играли. Для мамы это был выход в свет, а Энису просто нравилось глазеть на узоры повсюду и фрески с Творцом и Пятью. А музыка ему не очень нравилась – слишком торжественная и, не пойми почему, немного пугающая. Но он её всё равно запомнил. Наверное, по привычке.

Но, видимо, запомнил плохо. А ещё – может, Энису просто показалось от волнения, но – в какой-то момент отчего-то стало не по себе. Словно кто-то надавил на загривок, а потом ещё вдруг иголкой кольнул. Наверное, это он перенервничал просто.

Но важно не это, а то, что мальчишка этот слышал, как Энис опозорился. И смотреть будет свысока, может быть.

Ну и ладно. Он и до этого зыркал так, что хоть сквозь землю провались. И вообще, может, он в любом случае не захотел бы дружить. Потому что Энис – райсориец.

Мальчишка опять ошибается, но в этот раз в раздражении опускает скрипку и смотрит прямо на Эниса.

– Ну? Что тебе нужно? – спрашивает нетерпеливо.

От неожиданности Энис делает пару шагов назад.

– Ничего… Я просто послушать. Ты красиво играешь. Очень.

Мальчишка смотрит исподлобья несколько мгновений. Потом отводит взгляд.

– Сюда зайди. Когда дверь открыта, получается слишком шумно, – бурчит.

Энис не без труда разбирает слова, но послушно заходит и притворяет за собой.

– А как тебя звать?

– Фирмин.

Он поднимает скрипку – разговор окончен. Но прежде, чем коснуться струн, всё-таки с неохотой спрашивает:

– А тебя?

– Энис.

Потоптавшись у двери, он тихонько присаживается на лавку в углу.

Фирмин отсюда виден сбоку, и его лицо кажется забавно приплюснутым. Что ж, зато его точно никогда не дразнили за длинный нос.

Теперь Фирмин словно нарочно выбирает мелодию посложнее, будто пытается козырнуть. И несколько раз всё-таки путается в ней, едва заметно тушуется.

Но играет он правда очень хорошо, хоть и далеко не так, как папа. Впрочем, стоит ли сравнивать? Это совсем не похоже на мягкие переборы цитры. Хотя папа, кажется, рассказывал как-то, что некоторые в Райсории играли на ней и на манер скрипки, водя по мелодическим струнам смычком – наконец удалось выудить из памяти это слово!

Закончив, Фирмин мельком смотрит на Эниса.

– Здорово! – искренне говорит тот.

Ну, может, только чуть-чуть притворяется.

Дверь вдруг открывается.

– Так и знала, что ты здесь, – довольно говорит Фирмину молодая женщина.

Кажется, Энис видел её на кухне, а впрочем, может, и нет.

– Закругляйся, пора на обед.

У неё красивая улыбка.

– Да, сейчас! – поспешно отвечает Фирмин, оживившись.