Освоение жизненных ресурсов (пищевых, энергетических и т. д.) – тоже важнейшая «статья». Но и здесь нужен дом для хранения припасов, для отдыха, для пережидания ненастной погоды.

Спору нет, что эти жизненно важные задачи необходимо решать. Вместе с тем мы видим, что их решение удаётся осуществить лишь в условиях наличия той сверхзадачи, которую мы называем домостроительством. В его-то смысловом поле и таится перспектива всего живого.

Домостроительство живой природы выделяется среди других её основополагающих свойств прежде всего тем, что особым образом связано с метафизикой тела: ведь само тело и есть своего рода дом. Итак, домостроительство – это сверхзадача, сверхоснова. Это нечто метафизическое! Это проект сверхтела, которое является продолжением собственно тела, неотторжимой его частью. И не просто частью – а перспективой, залогом его существования во времени и в пространстве.

Старая французкая поговорка гласит: «Когда идёт на лад строительство, идёт на лад всё»[113]. Как хорошо сказано!

Здесь особо следует сказать о теле. Итак, о живом теле. Самое фундаментальное и естественное свойство живого существа – это стремление иметь тело, инициированное его ноуменальным началом. Жизнь начинается с появления тела. Бестелесной жизни не бывает. Это первый исходный закон всего живого. Самое существенное, естественное и неотъемлемое его свойство, по слову отца Сергия Булгакова: «Nulla idea sine corpore».

Но вернёмся к категории тела. Мир состоит из целостностей. Но странным образом, холистический подход в науке (да и в философии) – большая редкость. Вернадский был из числа тех, кого смеем назвать большой редкостью. Он-то не забывал мыслить о целостностях и продвигать их изучение на первое место. «Из предыдущего ясно, – пишет он, – огромное логическое значение понятия о естественном теле для научной работы»[114]. Вот его определение: «Естественным телом в биосфере мы будем называть всякий логически ограниченный от окружающего предмет, образовавшийся в результате закономерных природных процессов в биосфере или вообще в земной коре происходящих»[115].

И далее: «В биогеохимии выдвигаются на первое место естественные тела, характерные для биосферы, – живые естественные тела и сложные естественные тела из косных и живых – биокосные тела, вне биосферы не существующие»[116].

Казалось бы, это очевидно само собой: дескать. живое существо и есть тело, как же иначе! – получается, что тело стремится к самому себе… Однако более вдумчивое понимание видит, что ноуменальное начало может иметь своим «предметом» и нечто другое, существующее бестелесно и к живым телам не относящееся. Существуют, например, вирусы, которых с сомнением можно отнести к живым телам: эти молекулярные структуры – не жизнь, а род биороботов, целиком зависимых от настоящих живых тел. (Их «жизнедеятельность» не существует вне жизненного поля клетки. Для этого у них нет ноуменальных квантов жизни; вообще, нет энергетики. Их гипнотизирующая самосборка невозможна вне клетки. Главное же, что характеризует их как биороботов, – это неспособность к домостроительству.) Им подобны плазмиды и другие биомолекулы, вне живых тел не имеющие биологического смысла. В этом ряду можно назвать и бестелесные сущности иного рода – явления из потустороннего мира. В отличие от названных «предметов», живые тела имеют жизнь в самих себе, способную расти, чего не «умеют» делать вирусы, плазмиды и им подобные структуры. Для них характерна жажда быть и жить в теле, такая же таинственная, как и сами живые тела.

Вот и Данте в «Божественной комедии» не зря доносит нам важную весть из Рая о воскресшем теле: «Когда святое в новой славе тело

За этим стремлением жить в теле как производное явились системы генов, белков, нейронов, физиологических механизмов и т. д. – тело требовалось размножать, развивать, совершенствовать, передавать от поколения к поколению. Всё это делать ради его существования под водительством ноуменального начала. Принцип А. Швейцера гласит: «Жизнь может жить только среди жизни». Если кратко – не живи один.

Продолжая идею первостепенности значения тела, скажу следующее: всякое живое существо (в силу действия своего ноумена!) стремится владеть не только самим собой, но с необходимостью «заручается» и продолжением его в виде приручённой, целесообразно преобразованной среды. Таким образом, оно сущностно обретает как бы два тела, два дома: первый дом – собственно тело – и тело вторичное, которое строится вовне и многократно.

Плацента, кокон, нора, муравейник, терем, оберегающее слово – всё это проявления той же внутренней сущности, жажды иметь себя ещё и рядом с собой, иметь пределы вне себя. Чем более развито существо, тем раньше (уже с эмбриона) и сильнее оно стремится обзавестись домом в этом глубоком и многозначительном смысле.

Напрашивается вопрос: не противоречит ли принцип домостроительства принципу символистского «инструментария»? Подчеркнём ещё раз – символистский «инструментарий» делает жизнь жизнью, держит собой всю её информатику. И вместе с тем направляет динамику жизни так, чтобы она была способна домостроительствовать. Ибо домостроительство – тот стержень, тот якорь, который подтягивает всякое живое существо на высоту действенной, творчески продуктивной жизни, без чего она гаснет и погибает.

Не боясь повториться, позволю себе сделать далеко идущие выводы. А именно: самое фундаментальное качество всякого живого тела, в отличие от неживого природного тела, – это способность к целеустремлённому созиданию новой среды, новой природы, приспосабливаемой, приручаемой «под себя». Следует подчеркнуть, что это домостроительство осуществляется непременно как творческий, созидательный акт, а не как невольные «отходы производства». (Ещё В.И. Вернадский отмечал как одну из важнейших функций живого вещества – средообразующую функцию, своей творческой мощью преобразующую биосферу.) Это способность изменять не только вещество и энергию окружающей природы с её физическими и химическими свойствами, но и самоё пространство-время! Никакие другие тела в мире свою среду целенаправленно не созидают. В этом и состоит вселенское творческое предназначение живой материи.

В этой связи хочется привести глубокое размышление философа и богослова отца Сергия Булгакова. В своей книге «Свет невечерний» он высказывает глубокое убеждение в том, что в мировом процессе «меональная основа телесности» из потенции переходит в актуальность и «утверждает свою актуальность». И затем, развивая свою идею, говорит: «Земля в этом смысле есть становящаяся духовная телесность, она лишь стремится стать той «новою землёю», которая выявится по окончании мирового процесса, когда чёрная и тёмная масса преложится в «море стеклянное, подобное кристаллу»… Это таинственное преодоление материи идеей мы наблюдаем при всяком изведении «из тёмной глыбы ликов роз», деревьев, цветов и злаков, стремящихся создать себе тело, явить в нём свою идею. Это же самое осуществляется и искусством, просветляющим материю идеей. Наконец, это же самое человек в духовной работе производит и над самим собой, созидая своё высшее Я, а через него изменяя и своё тело. Тело и материя отнюдь не тождественны, как это обычно считают, связь телесности с материей есть загадка, по-своему не менее таинственная, нежели связь души с телом; бестелесное же существование идей есть фикция и абстракция: nulla idea sine corpore. Вся земля есть потенциальное тело…»[118].