— «Да здесь же есть все необходимое, чтобы сделать такой станок», — подумал он, — «проще простого, тут, конечно, все тяжелое, но есть кран-балка, которая все сможет поднять. Нужно только сделать раму из швеллеров, с одной стороны рамы установить лебедку, с другой — упор, а к лебедке приделать вилку, на которую можно будет насадить бревно и еще сделать упор, на которой класть резец. Дерево — не металл, и никакой суппорт здесь не нужен».
— Да это же решение проблемы! — воскликнул он, и отправился к слесарям, где быстренько нарисовал, как сделать такой станок. Мужички Иваныч и Борисыч были опытными и толковыми специалистами, и быстро все поняли. — Ты приходи, парень, часа через два, а лучше через три, и все будет готово, — заявили они ему.
Николай, было, вызвался быть помощником, но ему ответили, что он будет только мешать, и он отправился к себе в корпус. Ивану Антоновичу решил пока ничего не говорить, чтобы не торопить события, а издалека улыбнулся и помахал ручкой Гале, а она в ответ показала ему язык. Николай решил, что язык гораздо лучше, чем просто ничего.
Когда он пришел к назначенному времени, все было готово, и они, уже втроем, застропили бревно, насадили его на вилку и подперли его упором. Борисыч включил рубильник, и бревно закрутилось, сбрасывая прилипший мусор, и шлепая по упору отставшей берестой. Позвали удивившегося начальника производства, который вызвал опытного токаря и через час была готова отличная березовая форма.
— Не расстраивайся, Николай, — встретил его Иван Антонович. — Сейчас Геннадий Васильевич ведет переговоры с «Уралмашем» насчет того, чтобы там сделали нужную форму.
Николай ничего не сказал, махнул рукой Ивану Антоновичу, чтобы тот следовал за ним, и, постучавшись, вошел в кабинет начальника КБ. — Не нужно договариваться, Геннадий Васильевич, форму уже сделали.
— Как сделали, какую форму?
— А вот такую, отличную, как тазик, — и Николай показал руками круг.
— Это точно?
— Точнее быть не может!
— Тогда я снимаю заказ, раз вы не можете быстро сделать, — сказал начальник в трубку. — До свидания. Что-то я ничего не понимаю, говорили, что нет станка, а вы уверяете, что форму сделали.
— Да, станка не было, но его сделали наши старые знакомые Борис с Иванычем из лебедки и нескольких железяк, а опытный токарь выточил все по нужным размерам и форме.
— У нашего Исаева, Геннадий Васильевич, — сказал Иван Антонович, — как у того школьника — все виноваты кроме него. Это инженер Гарин, писатели Толстой и Жюль Верн, наша Галя, инженер Сайрес Смит, а теперь еще и Иваныч с Борисычем. А Исаев не причем, как всегда.
— Ну, я разве что подсказал, немножко, — сконфузился Николай и все дружно рассмеялись.
После обеда Геннадий Васильевич снова собрал всех сотрудников. — Товарищи, — начал он сообщение, — стало совершенно ясно, что наше опытное производство в ближайшие несколько дней изготовит необходимые компоненты для морских торпед. Испытания будут проводиться на Тихоокеанском Флоте с участием нашей мобильной группы, которая отправится на Дальний Восток в нашем вагоне, который мы давненько не использовали. Начальником группы назначен Иван Антонович, его заместителем — Иван Васильевич. Всего группа будет состоять из 12 человек, в нее будут включены обе наши женщины, Зоя и Галя, слесари-сборщики, а также сотрудники опытного производства, знакомые с железнодорожной техникой и имеющие соответствующие документы. Да, также товарищ Исаев. Остальных специалистов я уточню позже. Охрану будут осуществлять сотрудники НКВД.
Затем начальник КБ раздал записки, в которых были указаны задания по каждому направлению. Николаю ничего не досталось, но из разговоров он понял, что начальник все продумал — до самой тонкости. Например, Зое было поручено получить продукты в местном «Райпотребсоюзе», проверить состояние кухни и наличие посуды в вагоне, и при необходимости сделать дополнительную заявку.
Иван Антонович на его вопрос пояснил, что стоящий возле ангара красный вагон является собственностью КБ, что он спроектирован так, чтобы конструкторское бюро могло функционировать в полевых условиях, что в нем, кроме обычных бытовых удобств, имеется кухня, небольшой обеденный зал, оборудованная мастерская, и, разумеется, купе для размещения сотрудников.
Николаю делать было нечего, и он снова пошел на производство, где побеседовал со слесарями-сборщиками, рассказав, что им предстоит поездка на Дальний Восток. — О, здорово — отозвался Борисыч, — я никогда не видел моря, а там целый океан.
— Ладно, поедем, — согласился Иваныч, — лишь бы голова не болела, зараза такая, как с ума сошла, болит каждый день. Вот, делали станок, и все было хорошо, а потом хлоп, и заболела, и будет теперь болеть до самой ночи, я уже привык.
И тут Николай сделал совершенно неожиданное для себя движение — он поднес левую руку, тем местом, где был знак «В», (о котором он почти забыл), прямо ко лбу слесаря, да так, что тут от неожиданности отпрянул. — Ты чего это, парень? — изумился он.
— Да, вот, решил попробовать — вылечить вашу голову испугом, как лечат от икоты.
— Да разве ж так вылечишь… — изумился Иваныч, а потом замолчал. — Слушай-ка, парень, а голова прошла, как, будто ничего не было. Ты, часом, не шаман?
— Да что вы, товарищи, какой шаман, я весь комсомолец. Потом он прошел на литейное производство, где рабочие делали новые опоки, то есть, формовочные ящики, так как нужного размера не оказалось. Один из рабочих начал объяснять Николаю, как производится литье, но дослушать до конца не удалось, так как кто-то крикнул, что Исаева срочно зовут к телефону, вызывает Москва, и он побежал в свой корпус.
Звонил Верховный Главнокомандующий. Он поздравил Николая с разработкой и удачными испытаниями прототипа нового морского оружия, а потом попросил его рассказать о конструкции, о том, как ему удалось такую конструкцию создать. Николай начал свое объяснение точно также, как и Ивану Антоновичу, то есть с «Таинственного острова».
— Теперь я все понял, товарищ Исаев, — сказал Верховный, а то мне один человек из Генштаба уже объяснял, но, по-моему, он сам не понимал того, что объясняет.
Закончил он разговор обычным вопросом — не желает ли товарищ Исаев что-нибудь еще обсудить. И тогда Николай решил задать вопрос, который его, непонятно почему, мучил последнее время. — Вот, я сейчас, товарищ Сталин, вижу в окно, как безуспешно пытается встать с грузовых саней врач, который приехал к начальнику КБ, потому что нам выход за пределы территории запрещен. И начальник милиции, товарищ Селезнев, о котором вам рассказывали, вынужден ездить на грузовых санях, хотя у него нога плохо действует после ранения. И еще я в поезде встретился с человеком, который ездил с жалобой к товарищу Калинину, так как их артели запретили выпускать гужевой транспорт для перевозки людей. Он приезжал издалека, из Сибири, из города Тулуна. Я очень извиняюсь за этот вопрос, понимаю, что он не государственного уровня.
— Вот как! — удивился Верховной. — Я уверен что, ни по линии правительства, ни по линии ВКП(б) такой установки не давали. Не извиняйтесь, это серьезный вопрос, государственный, мы разберемся. Откуда, вы сказали был представитель? Из Тулуна?
— Да, товарищ Сталин, из Тулуна.
— Нет, там я не бывал, но в Сибири бывал, в ссылке. До сих пор помню, как на какой-то станции меня старушка угостила пирожками с картошкой, наверное, я голодным выглядел. Она сперва спросила, какой я нации, и какой веры, и я ответил, что грузин, а вера у нас одна — православная. И я пообещал, что буду за нее молиться, и молился, а имя ее сейчас не помню. Да простит меня Всевышний за это, так как саму ее я прекрасно помню. И Верховный, попрощавшись, отключился, а Николай сообразил, что тот сейчас перекрестился.
— «Как же он изменился, наш Верховный», — подумал Николай. — «Рассказывает о своих слабостях, пообещал разобраться с санками. Да если бы еще полгода назад кто-нибудь обратился к нему с таким вопросом, он бы горько пожалел об этом. И тогда, на совещании Ставки, сделал перерыв, так как все устали».
