вы культурой не считаете? Ш. это варваризация культуры. Заметьте, и выходцы с Ближнего Востока не хотят принимать нашу культуру . Они строят у нас маленькие Тунисы и Марокко., П.: они говорят, что это наша плата за колониализм. Ш.: пусть взорвут все, что им построили европейцы, уйдут в тропические леса и живет там. П.: значит, вины вы не ощущаете? Ш.;‘ни в малейшей степени! П. Может, Они и хотят жить в тропических лесах? Ш.; если бы! Они создали Программу развития ООН и трясут с нас деньги и технологии. Ш.: более того, эта шваль оьнаглела до того, что в 1974 г. добилось принятия проекта Нового мирового экономического порядка. Пусть богатый Север вечно содержит бедный Юг. Я за немедленную ликвидацию иждивенчества.

П.: там начнётся голод. Ш. Это их проблемы. Пусть пашут по 15 часов в сутки, как наши предки П.: у них другой менталитет. — Неужели никто не догадался кинуть в Штирнера непрощаемым? — спросил Эрик. — Незаконно, конечно, но все же… против такого колосса… — Штирнер бы их блокировал взмахом руки, — ответила дежурно Клэр, поправив плечи синего платья. Альбус перевёрнул страницу, решив дочитать интервью.

П.: мистер Штирнер, вы предлагает снова лишить прав ненавистник вам расовые и сексуальных меньшинства а Америке? Провести их геноуид?

Ш.: наоборот, я предлагаю выделить новое государство и предоставить самих себе. Без помощи со стороны белой расы и здорового общества они мгновенно деградируют до животного состояния.

— Неужто у него вообще нет слабостей? — удивился Ал, посмотрев в окно на гравиевую дорожку.

— Ну почему же? — Пожала плечами Клэр. — Конечно есть и целых две.

— А какие? — спросил с интересом Эрик.

— Прежде всего, он сентиментален, как все немцы. «Психология народов Германской расы», как писал Лебон, — иронично улыбнулась Клэр. — И кроме того, Штирнер одержим идеей вернуть прошлое.

Ребята ни проронили ни слова. Однако в памяти Альбуса всплыла сцена, где подбежавшая Клэр бросила Штирнеру, что ему не удастся вернуть Австро-Венгрию. Клэр, кажется, что-то уловила, и улыбнулась ему.

— Все верно. Штирнер мечтал бы вернуть империю Габсбургов. В ее состав входили Австрия, Венгрия, Чехия, Словакия, юг Польши, западная Украина, Трансильвания и север Югославии. И все это под управлением немецкой династии и венгерских магнатов. Подозреваю, Штирнер возродить это государство.

— Интересный человек — Штирнер, — раздумчиво заметил Эрик. — Будто один человек сильнее всей истории.

— Это его мечта — повернуть ход истории в спять, — ласково улыбнулась Клэр

— Вы знаете, что после Войны с Гриндевальдом из Восточной Европы выселили двенадцать миллионов немцев? — спросила Клэр, заперев а ящик стола. — Штирнер хотел бы все вернуть назад.

— В две тысячи двадцать первом году? — изумился Ал.

— Как я вам уже говорила, Штирнер считает двадцатый век неправильным веком, — спокойно пояснила профессор рун.

— Эрик, вырвав у друга газету, стал ее листать. Алтбус улыбнулся краешками губ: слишком уж забавным было шуршание газеты.

— Обратите внимание, — синие глаза Клэр улыбнулись. — После Первой Мировой войны ни один политик открыто не призвал к войне, не гоаорил: «Я хочу войны!» даже Гитлер гоаорил, что вынужден защищаться. Первая мировая изменила отношение мира к войне: прозвать к ней и говорить о ней как о погоде в салоне стало нельзя. Штирнер хочет вернуть то отношение к войнам, сделать их снова нормой.

— Другой пример, — продолжала Клэр. — В девятнадцатом веке европейцы навязали Китаю и Сиаму неравноправные договоры. Принцип экстерриториальности.

— А что это такое? — Эрик беспомощно посмотрел на учительницу.

— Это значит, что англичанин к Китае бал неподсуден китайским законам. Если вы сейчас закурите на улице Китая, вас оштрафует полиция. В девятнадцатом веке, увидев у вас британский паспорт, их полиция отдала бы честь и отошла в сторону. Штирнер хотел бы это вернуть.

— И он сможет это сделать? — Альбус вспомнил, как Штирнер ловил рукой заклинания. Даже зелёный луч «Авады».

— Не знаю. Думаю, такая архаичность сыграет против него, — покачала головой Клэр.

— «Тогда б сказать и я бы смог: остановись, мнновение, ты прекрасно!» — вдруг вспомнил Альбус из «Фауста».

— А кремниевые ружья и паруса Штирнер не хочет вернуть? — фыркнул Эрик.

— Для возвращения прошлого не обязательно возвращать паруса, — посему-то серьезно сказала Клэр.

— Ладно, нам пора, — вдруг посмотрела Клэр на часы.

— Мы попадём на бракосочетание? — обрадовался Эрик.

— Нет нет, там будут только самые близкие родственники, — охотно пояснила профессор рун.

— А мы…

— ⁠Что, подумываешь о свадьбе с Маринищем? — шепнул Ал другу.

Эрик свернул газету в рулон и легонько стукнул его по голове.

Альбус легонько увернулся. Эрик бросил газетный рулон на столик. Ал посмотрел на него и поскорее развернул. Внизу испанцы была маленькая заметка:

Состояние Рональда Биллиуса Уизли остаётся сложным. Память до конца не возвращается. Врачи принимают все возможные меры.Альбус посмотрел на коричневый дверной проем, затем на плюшевое кресло и Клэр. Сейчас он как никогда ощущал себя членом другой семьи.

* * *

Двор был организован приветливо и уютно, так что гости действительно могли чувствовать себя как дома. Зелёные пушистые кустарники и ограды, казалось, везде сопровождали взгляд. Конечно же не обошлось без белоснежной россыпи астр.

— А дворик итальянский! — удивился Эрик.

— Конечно. Адриан ведь на четверть итальянец, — охотно ответила Клэр.

— Шутите? — Альбус слегка улыбнулся, видя, что друг явно пребывал в недоумении.

— Ни капли. Его дедушка Джулио Феретти приехал в Англию после воны с Гриндевальдом, — покачала головой Клэр.

— Бывает же, — отозвался Эрик, как ребенок, который в первый раз услышал, что Санта действительно существовал.

Ал с интересом отметил, что во дворике было уже много народа. Около клумбы белых и чайных роз стояли Кассандра, Лора и еше какая-то девушка, видимо подруга Лоры. Темные, почти черные, куд­ря­вые во­лосы старшеклассницы струились по пле­чам. Зелено-карие гла­за тепло улыбались — это естественно для человека, который видит здесь всё и всех не первый раз, и чувствует себя вполне легко.

— Смотри! — шепнул Эрик другу, указав подбородком на соседнюю квадратную клумбу с жёлтыми розами.

Альбус слегка улыбнулся, заметив поотдаль двух близняшек, ровесниц жениха и невесты, по имени Эрика и Эмилия. Лёгкие проворные брюнетками с длинными пушистыми волосами до талии и большими карими глазами, всегда отличались задорным приветливым нравом, отличились и теперь. В отличие от многих, девушки решили пренебречь классической традицией и выбрали кружевные белоснежные платья чуть выше колен с воздушной юбкой. Тонкие босоножки предполагали сходство со снежинками, но жемчужная диадема уравновешивала образ и добавляла к детству долю взрослого оттенка.

— Я по-итальянки только одну фразу знаю: «Чао, рагаццо!» — засмеялся Эрик когда Клэр отошла. Ребята шли, глядя на гостей, группирующихся у газона желтых роз. — Рагаццо — это парень по-итальянски.

— А почему «чао»? — поинтересовался Ал.

— Не помню. В книжке была движущаяся фраза. Там какая-то девка в зеркальных очках сказала: «Чао, рагаццо, мы дамы деловые».

Альбус задумался, желая отпустить шпильку в адрес Забини. Как поступить лучше: промолчать или отпустить? Если промолчать, Эрик подумает ещё, что Кэт ему по душе, если отпустить шпильку, друг решит, то тоже влюблён. Все же съязвить, пожалуй, было лучше, чем показать слабость постным видом.

— Представляешь: идёт Золотов мимо Забини в очках от солнца, а она ему: «Чао, рагаццо, мы дамы деловые».

— Да вот не похоже, — усмехнулся Эрик, глядя, как близняшки здороваются с Кассандрой. — Скорее, это Хелена поправила очки от Солнца и так сказала Даниэлу.