— А хороший вопрос, — бросил Альбус. — Кто реально знает праздники 19 века?

— Для нас даже Хогвартс сороковых годов — тайна, — пожала плечами Лора. — А это война с Гриндевальдом. Ещё дедушки и бабушки должны бы знать. Нам все учителя должны рассказывать — Вот какие шли бои. Вот какие награды. Но и то — ни слова.

Альбус бросил взгляд на настенные часы.

Он сам удивлялся молчанию вокруг совсем недавней битвы. Объективно это правда походило на какую-то суматоху: Орден ни с того ни с сего ворвался в школу, куда их никто и не звал. Но забыть про куда более серьезную войну?

Эрик легонько толкнул друг плечом. Ал хотел было обернуться да не успел. Соседнюю дверь открыла высокая белокурая девушка. Тонкое сдержанное лицо. Приветливая улыбка. Смеющиеся зелёные глаза, как призыв к ликованию. К действию. Пшеничные густые волосы искусно переплетались с жемчугами. Кружевные белые рукава подчеркивали изящество и без того тонких нежных рук. Золотое прямое платье из-за своеобразной формы делало образ девушки похожей на перевернутый цветок розы.

— Кассандра Воул! — Представила вошедшую Лора. — Была старостой Слизерина до нас. Кейси, это Альбус Поттер и Эрик Нотт!

— Это правда? Ты…. Кассандра? — спросил изумлённый Эрик.

— Рада приветствовать, — кротко улыбнулась гостья.

— И мы тебя, — улыбнулся Ал.

С минуты Кассандра внимательно смотрела на него, а потом нежно улыбнулась.

— Альбус Поттер! Единственный Поттер, кем по праву может гордится семья!

— Увы… — печально вздохнул Альбус с оттенком легкой иронии.

— Жить у Уизелов не лучше, — хмыкнула Лора. — Дикари!

— Да меня там и не ждут особо, — засмеялся Ал.

Касссандра, однако, о чем-то задумалась, а затем улыбнулась Алу точно старому знакомому.

Альбус, слушая девушку, осмотрелся. Перед ним была картина с изображением средиземноморского пейзажа. Лазурный волны, пенясь, набегали на берег и, обнимая прибрежные камни, отбегали назад. На каменистой верхушке скалы одиноко рос кипарис, запах которого начинал ощущаться, едва зритель подходил к картине.

— Черноморские пейзажи более бурные, — сказала Кассандра. — У меня был один с пенящимся волнами Босфора. — отойдя в сторону, Ал не мог понять, был ли коммод действительно черным или же его сделали таковым эльфы.

— Кстати, тебе это не кажется странным? — спросила задумчиво Кассандра. — Вот ты слышал, что одна из Уизли была заместителем директора при Финнеасе Найджеллусе Блэке?

— Нет…. — покачал головой Ал. — Уизли?

— Прндставь себе, — серьезно ответила Кассандра. — Это ведь в действительности древний чародейский род, родня Блэков.

— Когда же они так одичали? — удивился Альбус.

— Странно, правда? — посмотрена на него Кассандра. — Что заставило их так себя вести?

— Мне кажется, что семья Уизли живёт в лесу. Только изредка вылезает из берлоги — У, У, У — засмеялась Лора.

— Боюсь, ты недалека от истины, — фыркнул Альбус.

— Вот тебе мнение инсайдера, — рассмеялась нежно Кассандра и вдруг посмотрела на часы.

— Боже, Лора, половина одиннадцатого! Нам же еще с тобой надо сделать кое-что!

— И правда.... — Лора Яксли проворно вскочила с кресла. — Вы не будете против, если я на часик-другой отведу вас к одной старой знакомой? — подмигнула она ребятам.

Поблагодарив Кассандру за интересный разговор, Альбус и Эрик отправились за приятельницей. Путь — и снова ряд настенных зеркал привлекал к себе внимание — лежал через три комнаты, и, наконец, показалась и четвертая.

— Спасибо, — приветливо улыбнулась Клэр Чайри. — Вот мы и встретились снова.

Комната казалась выдержанной в романтическом стиле. По створкам шкафа двигались букеты лютиков и ромашек, между ними иногда летали сойки. Обои изображали набегавшие на берег и пенящиеся морские волны. Альбус улыбнулся: Клэр стояла у небольшого столика и что-то писала. Завидев ребят она помахала им рукой словно подружка и к удивлению Ала задвинула взмахом руки стол в небольшой сервант.

— Что это? — замер Ал.

— Это секретер. Смесь шкафа, стола и сейфа, — кивнул Клэр. — У вас дома таких нет?

— Нет… — покачал головой Ал.

— Секретер изобрели французы в восемнадцатом веке, — охотно пояснила Клэр. — Шкаф с выдвижным столом и множеством секретных делений для хранения бумаг и писем. Открываете крышку — и у вас стол.

Эрик, тем времена, сел на небольшой бежевый диван, украшенный орнаментом в виде узоров чёрной рябины. Рядом с ним делала газета — свежий номер скандальной «Придиры». Эрик нахально подвинул его и по-взрослому развернул на коленях, слегка вытянув ноги вперёд.

— «Придиру» разве не закрыли? — фыркнул он, подражая отцу.

— И не закроют, — отозвалась Клэр. — Желтая пресса нужна министерству. Это контроль для слива компромата и шантажа.

— А почему прессу называют жёлтой? — спросил Ал и чуть заметно улыбнулся: да минувшие два года Клэр стала ему кем-то вроде тети.

— А, это есть такая легенда, — отозвалась Клэр. — Во французском языке слова «жен» юная и «жон» желтая очень похожи. Какой-то сенатор в девятнадцатом веке сказал: «Какая же наша пресса ещё юная!» Его не так расслышали и получилось….

— Желтая пресса! — удивился Эрик. — смотри, интервью со Штирнером!

— Да, они перепечатали из «Виннер цайтунг», — отозвалась Клэр.

— А зачем? — спросил Альбус, быстро шагнув к дивану.

— Надо же поддерживать интерес, попугивать народ, — отозвалась профессор рун.

Да, на развороте газетных страниц в кресле сидел Штирнер с какой-то журналисткой. У неё было невзрачное лицо и маленькие бегающие глазки. Смугловатое лицо Штирнера было спокойным и довольным, словно он пил кофе с мармеладом. Но Альбус после той ночи узнал бы это лицо из тысячи.

П: мистер Штирнер, начнём с самого необычного. Все говорят, что вы люто ненавидите США

. Это правда?

Ш: о каких США идет речь? Если речь идёт о старой, белой, религиозной Америки образца 1947 года, то она вызывает у меня симпатию. Если речь идёт о нынешней цветной Америке, где грязные цветные чувствуют себя хозяевами, а белые вынуждены им подчиняться, где вместо искусства насаждаются шоу сексуальных меньшинств, то она мне отвратительна.

П: боюсь, вас обвинят в расизме.

Ш: и пусть обвиняют. Любая культура начинается там, где начинается неравенство и ограничение

. Где нет канона

и самоограничения, там нет культуры. П: вот, например, в Америке сейчас популярны шоу секс-меньшинств. Они говорят, что создают альтернативную нашей культуру. И она имеет право быть услышанной. Ш: наверное, тараканы и рыжие муравьи тоже полагают, что они имеют право поедать старый хозяйский хлеб. Но нормальные хозяева травят их, не обращая внимание на права и хотелки тараканов.

П: Значит, это правда, что вы зовёте мир назад?Ш: если раньше было лучше, то отчего бы позвать? Великая классическая культура создала великую цивилизацию. Вместе неё мы видим цветных вонючих (в прямом смысле слова) варваров.П: Но эта культура подавляла меньшинства.Ш: И правильно делала. Почему грязный бескультурный негр из Гарлема, по ногам которого ползают насекомые, должен чувствовать себя равным культуре Рафаэля и Ницше?П.: вам настолько безразличны обвинения?Ш.: абсолютно.П.: вы удивительный человек, на кого Вторая Мировая война не произвела воздействие. Общепринято, что она изменила нашу цивилизацию.

Ш.: мировые войны были и до неё — будут и после. И изменила наш мир не война, а приход к власти леваков в шестидесятые годы. Это был нормальный реванш бездарностей и ничтожеств. Я не могу петь оперную партию, но буду тренькать кое-как на гитаре и говорить, что это искусство. Я могу быть полной бездарностью, но публично снимать трусы и говорить, что это

либерализация. Культуры не будет, пока мы не вернём назад канон. П: чем же вас так раздражает новая Америка? Ш.: мне было бы безразлична, если бы этот монстр не лез к нам в Европу и не насаждал эти порядки у нас. П: то есть, негр виноват тем, что он негр? Ш.: это не совсем верная постановка вопроса. Я не видел негров, готовых принять нашу, на много более высокую, культуру. Вместо этого они старательно порист нашу культуру, из поколения в поколения. П.: догадываюсь, что рок-н-ролл и блюз