— Но я не хочу наводить ужас на мир! — воскликнул Ал, отступая на шаг. — Такие, как Волдеморт, рушат семьи! Отнимают жизни! Я никогда таким не буду! НИКОГДА! — С этими словами он рассерженно топнул ногой и развернулся, чтобы уйти.
— Но ты ничего не изменишь, — продолжала Шляпа. Ал остановился.
— Что вы имеете в виду?
— То, что через неделю ты поедешь в Хогвартс. И там я вынесу свой вердикт. Слизерин.
— Нет! Куда угодно, только не на Слизерин! — взмолился Альбус.
— Вечером первого сентября ты сам попросишь меня об этом! — усмехнулась Шляпа. — И я охотно выполню твою просьбу.
…Гарри Поттер, тем временем, сидел на полу в той самой комнате, где когда-то жил гиппогриф Клювокрыл. Тут Гарри когда-то прятался, чтобы никто не донимал его… Как давно это было… Здесь он тайком от жены встречался с Лиззи. Это было тоже давно. Зимой с девятого на десятый год. Лиззи была темноволосой с чуть раскосыми глазами, и, казалось, была ему покорна во всем, с первой минуты. Он помнил метель той морозной зимой. Он по-хозяйски сжимал ее руку, а она шла за ним, заранее согласная на все…
Погрузившись в воспоминания о былом, Гарри подскочил, когда услышал крик «НЕЕЕЕТ!!!» Мгновенно узнав голос сына, Гарри Поттер выскочил в коридор.
— Ал! Что случилось?! — крикнул он, но ответа не получил.
Кажется, звуки доносились сверху… Поднявшись на пару этажей вверх, Гарри заметил приоткрытую дверь. Зайдя в комнату, он увидел, что сын кричит, зажав уши руками. А шляпа повторяет: «Слизерин! Слизерин!»
Мужчина не сразу понял, что тут делает хогвартская Шляпа, но тут в памяти всплыло ещё одно воспоминание: миссис Уизли в дрожащей руке держит палочку, по её щекам текут слёзы. На полу, возле её ног лежит мёртвый Рон… мёртвый Артур… Фред… Джордж… Гарри… Это же та самая комната!
— Да это боггарт, Гарри! Чего ты ждешь?! — послышался голос Рона, который тоже прибежал на крики.
— Мерлин, — выругался Гарри, вставая перед сыном. Шляпа с табуретом тут же исчезла. Но на её месте возник… сам Гарри Поттер. Один. Просто человек.
Рон изумленно наблюдал за тем, как друг твердо произносит «Ридикулус!» В голове не укладывалось… Гарри Поттер… Сам великий Гарри Поттер! Боится сам себя?
Спустя несколько минут они спустились вниз. Альбус всё ещё дрожал, в голове гудело: «Слизерин!» Отец держал его за руку, мысленно ругая себя, что позволил сыну отправиться сюда. Но ещё больше он винил себя за то, что не знал страхов сына. Ему и в голову не пришло, что мальчик может бояться распределения! А ведь он сам когда-то был таким же…
* * *
— Пап, меня ведь не отправят на Слизерин, правда? — спросил вдруг Ал.
Гарри встретился с ним взглядом. Такие же зеленые, как у него самого, глаза. Он смотрит с надеждой. Верит, что его самый лучший на свете папа не позволит какой-то там Шляпе отправить любимого сына на этот мерзкий факультет… Если бы всё было так просто…
— Я не знаю, Ал, — честно ответил Гарри, погладив сына по чуть растрепанным волосам. — Но Шляпа всегда учитывает, что хочешь ты сам!
— Но сейчас…
— Это была иллюзия, — перебил отец, — Боггарт. Он принимает облик того, чего ты боишься. Но с ним легко справиться, я научу тебя.
Мальчик чуть улыбнулся, но Гарри видел, что он всё ещё боится. Жаль, что этот страх невозможно просто так преодолеть. Всё пройдет после распределения, и через несколько лет будет стыдно вспомнить, что ты боялся такой глупости… Гарри это знал. Более того, он сам прошел через это.
Немного дрожа, Альбус вышел в коридор. Снова на полу и стенах было обилие пыли, но теперь она уже не казалась такой страшной. Альбус заглянул в нишу. Здесь, наверное, в лучшие времена была маленькая комнатка для гостей. Синий диван затянула паутина, на свечной люстре накренились три рожка. Это был боггарт, всего лишь боггарт, о которых он читал в книжках. Странно, что он не распознал боггарта. Мальчик осторожно подошел к стоящей на маленьком столике китайской вазе с рисунком старинной пагоды. Ну и пыль на круглом столе… Удивительно, как вазе удалось остаться чистой в такой пыли?
«Ты представляешь, Лу: он в самом деле поверил, что это просто боггарт!»
«Его отец по-прежнему так глуп?»
Альбус почувствовал, как холодеет на сердце. Определено, кто-то говорит о нем. Кажется, один из голосов был даже ему знаком…
«Возможно, он сказал это, чтобы успокоить его».
Мальчик оглянулся, ища источник голоса, но увидел перед собой только старое зеркало, затянутое паутиной. «В нем точно живет дух», — подумал с тревогой Ал.
«Значит, боггарт».
Голоса рассмеялись, а Альбус почувствовал, что у него холодеют руки. Свечная люстра качнулась. Выходит, Шляпа говорила правду, а отец просто соврал ему? Или врут те голоса? Кстати, интересно понять, кто они… Недогоревшие свечи в настенных позолоченных подсвечниках показались ему опасными.
— Папа, ты врешь! Это не боггарт! — закричал он, подбежав к отцу.
— С чего ты взял? — дядя Рон с удивлением смотрел на перепуганного племянника.
— Они так говорят!
— Кто? — недоумевал Рон.
— Не знаю… Я их не видел… — честно признался Альбус. Он оглянулся на дверную арку. Ему казалось, что этот странный дом за ним наблюдает.
— Блэки! — вдруг осенило Гарри. — Портреты, Рон.
Друзья переглянулись. Вокруг стояла тишина, словно дом погрузился в сон. Или только сделал вид, что погрузился? Альбус чувствовал, что последняя его догадка верна.
— Я думал, они уж давно истлели, а они все существуют, — хмыкнул Рон.
— Мне кажется, нам пора уходить, — сказал Гарри с легкой хрипотой.
— Погоди… мы не почистили дом.
— В другой раз. Пора…
Альбус последовал за взрослыми. На душе была радость, что он уходит отсюда. И заодно тревога: неужели его самый сильный на свете отец испугался каких-то портретов? В глубине души Альбус знал, что это так, но не хотел говорить. Он прислушался, не смеётся ли снова та девушка. Но старый дом молчал.
Вечером они уже были дома. Альбус быстро заснул, предварительно взяв с отца клятву, что тот непременно научит его сражаться с боггартами. Гарри долго смотрел на спящего сына. Ещё неделя, и он отправится в Хогвартс. Ему всё-таки было страшно отпускать Альбуса туда. Хотя Джинни не раз говорила, что он уже не маленький, и к тому же, там будет Джеймс (если честно, последнее скорее настораживало, нежели успокаивало).
За Альбуса Гарри волновался больше, чем за Джеймса два года назад. Джеймс — это особый случай. Этот вихрь прорвется где угодно. Другое дело — Ал. Он всегда был более тихим, более задумчивым. Бешеный темп Хогвартса сильно отличается от размеренной домашней жизни. Гарри всей душой надеялся, что сын встретит там таких же хороших друзей, как когда-то он сам. Тогда можно было бы не волноваться за ребенка, какими бы ни были эти друзья. Гарри уже не раз убедился, что людям свойственно меняться…
А ещё на душе было противное чувство, будто сегодня он проиграл какой-то важный бой. Какой бой и кому? Неужели старому дому Блэков, где никого нет, кроме портретов? Или кому-то ещё? Он не проиграл, потому что не сражался. Но ушёл домой из-за какой-то мелкой нечисти. Дом победил их, и они ушли. Неужели он ещё имел силу?
Временами Гарри сам удивлялся, как мало изменился волшебный мир за минувшие годы. На грандиозном процессе над бывшими Пожирателями смерти осудили человек шестьдесят. Остальные под разными предлогами увернулись: кто-то сбежал в Австрию, кто-то доказал, что находился под «Imperio», кто-то имел незначительные прегрешения. Все остальное осталось прежним — от неизменных факультетов до почтовых сов, разносящих письма повсюду, даже в Министерстве. Пятнадцать лет назад волшебный мир и вовсе охватила мода на старину: директор МакГонагалл восстановила в Хогвартсе форму сорокового года. Из-за жилетов и форменных брюк возни с ней стало куда больше, да и цена возросла.
— Слушай, — обратился к другу Рон, когда они аппарировали назад. — Что стало с твоим милым боггартом-дементором?