— …Рати, кто же они?

Его пальцы погрузились в мои волосы, пока тот заворожено глядел на мерцающее пламя.

— Лисы. Кума и Дарий, — шепнул он с затаенной горечью. — Слуги княгини Кобриной, что прокляла нас обитать здесь в волчьем обличье. Они бездушные твари, преданные только своей Темной Княгине. Она — их богиня. Ведь если мы когда-то были людьми и получили волчьи телеса за свои грехи да глупость, то эти лисы — совсем наоборот. Никогда людьми они не были.

Мы молча сидели, и только треск дров был единственным звучанием в комнате до тех пор, пока Рати наконец не заговорил вновь: — Прекрасная Сирин, я не могу больше видеть, как ты мучаешься. Позволь мне принести тебе отраду в виде скоротечного воссоединения с миром, в котором ты когда-то жила.

— Рати… Что ты задумал?

— Завтра… Я могу помочь тебе посетить твою деревню.

Минуло целых три часа, подобно скоротечным дуновениям, прежде чем я добралась до того самого места, где некогда среди величественных древесных массивов возвышалась моя старенькая бревенчатая избушка.

Но к моему изумлению, от той скромной обители, в которой я разделила бесчисленные переживания с моей горячо любимой бабушкой Озарой, — не осталось и следа.

Вокруг было тихо. Слишком тихо. И даже птичьих голосов не было слышно.

В смятении я осмотрела окрестности, надеясь, что попросту ошиблась дорогой. Высокая трава колыхалась на шепчущем ветру, посмеиваясь над моим недоумением.

Возможно, усталость разыграла мой утомленный рассудок, сбив меня с пути в этой призрачно знакомой местности.

Я направилась в сторону деревни Древлян, где прежде звучал ребячий заливистый смех и щебетали обыватели, занятые повседневной суетой. Ныне же пелена запустения покрывала строения, словно покров глубокой тоски.

Ни одна тень не шелохнулась в этой мертвой безмолвности; не поднимался дымок из печных труб, не мерцали огоньки в оконцах. Казалось, само время заморозилось, заточив всю сущность жизни в эту вечную дрему.

"Что здесь стряслось?…" — было моей единственной мыслью.

Эта пугающая тишина когтями царапала все чувства. Все выглядело так, будто я все еще нахожусь в кошмарном сне, что привиделся мне накануне.

Осторожно ступая по заброшенным с виду улочкам, я различила какие-то приглушенные звуки, исходящие из одной из обветшалых изб с поросшим полынью палисадником.

"Здесь кто-то есть?… Отзовись!" — воззвала я к пустоте, выискивая надежду на присутствие еще одного живого существа.

В ответ раздалось лишь гулкое эхо.

Вскоре я уже стояла перед полуразрушенными остовами своего родового дома. Некогда знакомые оконные своды были раскурочены, а двери настежь распахнуты, открывая вид на разруху, царящую внутри.

С дрожью в руках я приоткрыла жалобно скрипящую дверь и тихонько ступила во тьму, застилавшую внутреннее убранство.

Тени зловеще перемещались по бревнам прихожей. Я отважилась подняться по ступенькам на террасу. Остановившись, прислушалась, как мыши, напуганные моим присутствием, устремляются прочь.

— Так, так, так… — из глубины клети донеслось свистящее шипение.

Словно вызванный из глубин моих самых беспросветных кошмаров, прямо из недр теней выдвинулся упырь, глядя на меня полными алчущего голода глазницами.

Отпрянув в ужасе, я попятилась назад, в то время как упырь с небывалой прытью ринулся на меня.

В исступленной панике я бросилась бежать по разваливающимся ступенькам, — отзвуки моих шагов заглушались воплями нежити, преследовавшей меня с остервенением.

Выбегая во двор, я рассчитывала скрыться в глубине леса, как и в прошлый раз.

С каждым мгновением завывания присоединившихся вурдалаков становились все громче, их пронзительные вопли о расплате и возмездии будоражили мою кровь.

Они запомнили меня. Не забыли, как я поджарила вожака их своры в тот раз.

Я долго бежала. И, наконец, решила передохнуть.

В лесу стояла мертвая тишина. Судя по всему, никто за мной из деревни не погнался.

Я облегченно выдохнула и устремилась в глубь леса, к туннелю. Безудержные слезы ручьем лились из моих глаз, но я не решалась остановиться. Я должна была добраться до багровой реки до захода солнца. Обо всем остальном я смогу поразмышлять в безопасности своих покоев. Рати как обычно будет рядом, расчесывать мои разметавшиеся волосы и нашептывать мне на ушко какие-нибудь ласковые слова…

Это видение было чересчур приятным, оно заставило меня впервые заскучать по поместью волколаков.

Добравшись до туннеля, припорошенного снегом, я, не раздумывая, поспешила к его входу. Прихватив свою шубку, я торопливо накинула ее и нырнула во тьму.

Порывы зимнего воздуха растрепали мои длинные космы, взметнув их прямо к лицу, стоило мне выйти из прохода.

На миг я задержалась, чтобы отбросить волосы, застилавшие мне взор.

А затем…. Вопль застрял в моем пересохшем горле.

Я оказалась загнанной в угол — вокруг было полно вурдалаков. Все это время они неотступно преследовали меня…

Когда их цепкие когти уже вытянулись, чтобы вцепиться в меня, я наконец пронзительно закричала — истовый вопль отчаяния, потрясший лесную глушь.

Теперь спасаться бегством было уже поздно. Я оказалась в западне. Упыри превосходили меня числом в десятки раз, они были намного сильнее. Смертоноснее.

Один из них — самый высокий, уродливый, с кожей, покрытой серыми разлагающимися пятнами, — набросился на меня первым. Его когти стиснули меня за горло, а массивное тело прижало к земле.

Жгучий болевой шок прокатился по моему плечу, когда острейшие зубы вонзились в мою плоть.

Другие же упыри сковали мои ноги и руки, не давая пошевелиться. Как будто я могла… вырваться.

Я почувствовала металлический привкус крови на языке, ощутила раздирающую острую боль от их кровожадных укусов, когда они с чудовищным остервенением вгрызались в меня со всех сторон.

В какой-то момент один из упырей прорычал со злобой:

— Мы помним, человечишка. Это ты сразила нашу Матку огнем. Она больше не может охотиться. Она подыхает… — их гнилостное шипение резануло по уху. — Ты станешь одной из нас. Око за око. Жизнь за жизнь.

С последним, леденящим душу рычанием упырь вонзил свои клыки мне в ключицу, наполняя меня своей проклятой сущностью.

По моим венам разлился жар от их яда, обращая меня в нечто потустороннее, окаянное. В сущность из мира Нави.

Часы сменяли друг друга все медленнее. Или время просто остановилось для меня. Снег укрывал меня, и я отчетливо ощущала, как разрывается моя суть, словно изодранный в клочья моток нитей моей человечности, ускользающих в небытие. Свет угасающего солнца казался чересчур ярким, обжигающим мои глаза калейдоскопом красок и теней.

«…Что со мной творится?» — прошептала я с трудом, но голос показался мне чужим и отдаленным.

Одинокая певунья-кукушка тоскливо куковала где-то наверху, в еловых ветвях.

Мои губы едва шевельнулись, когда я шепнула вопрос, который эхом раздался в глубинах моего растерзанного разума: — «…Кукушка, кукушка… Сколько мне лет осталось?»

Внезапно птица затихла.

***

Звуки, подобно шепоту забвения, проникали в мое затуманенное болезненными грезами сознание, побуждая очнуться. С трудом, как в плотном облаке морока, я попыталась приоткрыть веки, но столкнулась с непроглядной тьмой.

Ледяная дрожь ужаса пробежала по телу, когда до меня дошло: возможно, я все еще нахожусь в плену того кошмара. Но отсутствие пронизывающего мороза зимней ночи заставило меня замешкаться. Вместо этого в мои чувства ворвалась гнилостная вонь с запахом разлагающейся плоти, отчего сердце вновь заколотилось в животном страхе.

Упыри. От одной этой мысли бросало в жар.

Поборов себя, я приоткрыла глаза, силясь разглядеть окутавшую меня пелену лесного мрака.

С каждым мгновением, пока мое зрение подстраивалось под тусклое окружение, все сильнее нарастала какофония леденящих душу звуков, разносившихся по замерзшему лесу. И тут меня окатило леденящим осознанием: я разобрала эти мерзкие звуки — тошнотворный хруст ломающихся костей.