Агний вздыхает, прижимаясь щекой к моему колену.

Мои пальцы нежно касаются его лба, а он продолжает: — Но однажды в моей жизни появилась она. Анет. Мы были внешне подобны друг другу, но отнюдь не родственники. Как будто Бог расслышал мои мольбы и отправил нас навстречу друг другу. Тогда мне казалось, что я смогу разделить с ней всю свою жизнь… Но я ошибался. — голос Агния затихает, взгляд затуманивается сожалением.

На нас снова опускается мертвая тишина. Я легонько поглаживаю его по волосам, будто успокаивая расстроенного ребенка, уткнувшегося в мои колени.

— В то время началась гражданская война между Черноградом и Белоярском. — продолжает Агний. — В такие времена людям не нужны шикарные платья и костюмы. Мой род разорился из-за той войны… Родители Анет выставили ее кандидатуру на выгодный брак с каким-то купцом, торгующим жемчугом. — голос Агния был ровным, отрешенным, каждое слово произносилось так, словно он рассказывал чужую историю. — Я тогда пригласил ее на один из зимних приемов, которые устраивались в Чернограде. Как же я тогда напился, Шура. Никогда раньше я так не напивался.

Воцаряется тишина, я перестаю его поглаживать. От неприятного предчувствия по коже пробегают мурашки.

— Что ты с ней сделал, Агний? Что ты сделал с Анет? — мой рот пересыхает.

— Я лишил ее невинности. Это был первый день после ее венчания. Я принудил ее. И это… — Агний склоняет голову, его скулы заостряются, а плечи напрягаются. — Это положило ей конец. Анет не выдержала позора.

Агний глубоко вздохнул, и его следующие слова были произнесены каким-то чужим, далеким голосом.

— На следующее утро ее тело было выловлено из моря сетями судна, принадлежащего ее мужу.

Мое колечко на пальце становится чересчур горячим, и я не успеваю его толком снять, как оно вдруг разламывается пополам.

Я вскакиваю, в расширенных глазах застыли непролитые слезы. Картина бедной Анет, лежащей бездыханной в морских пучинах, слишком ярко встает передо мной.

Мужчина потянулся взять меня за руки, но ярость прорезала мое нутро, и я отпрянула, отвесив ему звонкую пощечину.

Раздавшийся шлепок гулко разнесся по комнате.

Агний все еще стоял на коленях, его глаза были плотно сомкнуты.

— Прости меня… Я не хотела тебя ударить. Это… проклятье яда, — задыхаясь, проговорила я.

Я отступала назад все это время, пока спина не уперлась в стену. Дыхание вырывалось рваными вздохами.

— Ты еще борешься с этим, Шура. Ты не проклята, — голос Агния был успокаивающим бальзамом в хаосе, который грозил поглотить нас. — Не могу сказать того же о нас.

Пока я спешила по пустынным коридорам усадьбы, слова Агния преследовали меня. Груз его прошлых поступков и бремя приговора, который он оставил в моих руках, тяготили мой разум. Мне было не под силу думать сейчас о вынесении ему вердикта, который он так просил озвучить.

Потерявшись в своих думах, я споткнулась на ступеньках и стремительно подлетела к огромным витражным окнам, обрамлявшим заснеженный лес за окном.

Прижав ладони к стеклу, я попыталась выровнять дыхание, вглядываясь в темноту впереди.

Внезапно раздавшийся удар в окно заставил меня содрогнуться от ужаса.

Сияна, в призрачном подвенечном платье из белого шелка, прижалась ладонями к стеклу, но при этом смотрела она куда-то сквозь меня. Девушка настойчиво постукивала по окну, ее мольбы заглушал ледяной осадок, покрывающий ее побелевшие черты.

В панике я начала искать способы помочь ей, мой взгляд заметался в надежде на выход. В то время как ее стук стал замедляться, а мимика замерзать на глазах…

В углу лестницы мое внимание привлекла маленькая статуэтка ангела. Я подхватила ее и со всей силы метнула в окно, разбивая разделявшую нас преграду.

Порыв морозного воздуха ворвался внутрь помещения, и я, перепрыгнув сквозь разбитое стекло, вылетела на улицу.

В суматохе я оглядела территорию двора в поисках Сияны, но та словно испарилась.

Тут мои глаза уловили проблеск лазурного свечения на окраине лесного массива, и меня потянуло вперед с необъяснимой неотложностью.

Я стремглав помчалась навстречу бесплотному сиянию, не обращая внимания на кровавые следы, которые оставляла за собой.

Вьюга бушевала, я пробиралась сквозь толщу снеговых потоков, сердце трепыхалось в груди, как загнанная птица. Ветер завывал вокруг, ледяными зубцами покусывая кожу.

Посреди белого хаоса я вдруг натолкнулась на фигуру, облаченную в черную, ниспадающую рясу.

Подняв голову, я встретилась с напряженным взглядом Казимира. Волосы угольного черного оттенка развевались вокруг его лица на ветру, в руке поблескивало серебряное крестообразное знамя, а под мышкой была зажата книга.

На краю заросшего рябиной подлеска я разглядела маленькую часовню, из которой он, должно быть, и вышел.

Стоило мне попытаться отступить от него, как мужчина перехватил меня за локоть. Из моей груди вырвалось гортанное рычание, а ноготки превратились в острые когти.

Я уже занесла руку, чтобы оцарапать его, но тот ловко схватил меня за другую руку и крутанул вокруг себя. Я с шипением рванулась на волю, вурдалак внутри меня требовал высвобождения, чтобы выплеснуть свою ярость на этого притворщика, прикрывавшегося своей мнимой верой.

Но Казимир был расчетлив и тверд: он охватил меня руками, сковывая все мои порывы.

В тусклом свете угрожающе блеснули четки, намотанные на его запястье: он приставил серебряный крест к моему затылку.

Я изо всех сил пыталась вырваться из его захвата, но он быстро обвил четки вокруг моей шеи, подавляя волю.

— Во имя Господа, повелеваю тебе оставить ее. Оставь душу ее в покое, как и положено ей по праву рождения, подобно всякой живой душе, вышедшей из света. — послышался его ровный шепот близ моего уха.

Я содрогнулась, чувствуя, как по телу прокатывается неведомый теплый импульс, ослабляющий мою силу.

Прижавшись спиной к каменной груди Казимира, я ослабила хватку, обмякнув.

Он крепко стиснул мою руку и повлек за собой по направлению к возвышающемуся над снежным маревом особняку.

Величественные дубовые двери со скрипом затворились за нами, окутывая полумраком, как только мы переступили порог холла.

— Оставайся в усадьбе, пока Агний не изготовит противоядие, — прозвучал в пустом вестибюле голос Казимира. — Если убежишь сейчас, лишишься рассудка.

Тяжесть четок с серебряным крестиком, что до сих пор болтался у меня на шее, не давала покоя. Проведя по нему кончиками пальцев, я вздохнула и сжала его в напряжении. Пронизывающий взгляд Казимира задержался на крестике, а затем скользнул вниз к моей вздымающейся груди. Его темно-синие глаза помрачнели, аки грозовые тучи.

— Можешь оставить его себе. А можешь снять, — слова его прозвучали с оттенком неприязни, что не на шутку обескуражило меня.

Ничего более не сказав, он покинул зал.

Я же попыталась сдвинуться с места. Ступни не уберегло тогда от острых осколков у окна, и я захромала, ища опоры у стены.

Казимир вдруг остановился: его застывшая спина выдавала выдержку сдержанного человека.

Помедлив, он развернулся ко мне с раздражением в глазах.

Стремительным движением волколак с легкостью подхватил меня на руки и понес вверх по парадной лестнице в направлении моих покоев.

Меня окутал дурманящий аромат ладана и багульника, от сочетания коих закружилась голова. Я вдохнула поглубже и склонилась ближе к его шее, чтобы впитать побольше запахов. Благоухание исходило от его волос. Захотелось представить, как бы он выглядел с более длинными прядями…

Опустив меня возле дверей моих покоев, мужчина задержался на мне тяжелым взглядом, а затем исчез в коридоре.

Я так и осталась стоять, обводя пальцами контуры серебряного креста, хранившегося вблизи моего сердца.

Сияна любила его. Несказанно любила. Почему-то я это точно знала.

Оказавшись в спальне, я, прихрамывая, направляюсь в ванную. Зажигаю белые свечи и взбираюсь на тумбу, собираясь отмыть ноги от кровавых ссадин. Под теплой водой раны вновь начинают кровоточить.