Нерешительно кивнув, я мысленно вернулась к той роковой ночи, когда белый волк с огненными глазами спас меня от орды упырей. От этого воспоминания по спине пронесся холодок, внутри меня зародилась смесь страха и невысказанной благодарности.

— Кирилл!… - раздался бодрый возглас Юргиса, заставивший всех обратить на него внимание. — Слышал, ты снова начал рисовать? И что же, позволь узнать, ты сейчас живописуешь, мой созидательный брат?

Юноша с глазами цвета пасмурного неба, как будто уменьшился под испытующим взглядом брата. Он судорожно теребил забинтованные руки, спрятанные под столом, натягивая рукава кофты, чтобы прикрыть их, — эта деталь не укрылась от моего внимания. Что такого должно было случиться с его руками, чтобы обмотать их бинтами по самые локти?…

— Я… — прошептал он с трудом.

Но Юргис, пренебрежительно отмахнувшись рукой, прервал его: — Слишком ты медлителен, дружок. Меня больше не интересует твой ответ!

Рыжеволосый хищно ощерился, его взгляд приобрел маслянистый блеск, когда он направил его на меня.

— Черт возьми, с каждым глотком вина ты становишься всё более… интереснее. Прямо глоток свежего воздуха, особенно среди этих неприветливых морд! — в его голосе сквозило снисхождение. — Уже успела ознакомиться с поместьем? — Юргис не удержался от колкости. — Наш дом не такой уж большой, но, как видишь, публичный!

Он пнул Рати под столом, заставив того подскочить на стуле, — грубый прием, который не остался незамеченным никем.

— Публичный?! Забавно слышать это от тебя! — огрызнулся Рати. — Что ты вообще думал, вламываясь в ее покои, когда она еще переодевалась?!

Напряжение в комнате подскочило, и между братьями посыпались обвинения.

Кирилл вдруг с глухим звоном уронил ложку в суп, забрызгав красной жижей свою рубашку. Вместо того чтобы отреагировать на это с негодованием или смущением, он, казалось, был почти очарован пятном.

— Это — искусство… — пробормотал пепельноволосый юноша, на его губах призраком промелькнула улыбка. — Взгляните на эти багровые капли в районе моего сердца. Будто мое сердце кровоточит…

— Да нет, это мои уши кровоточат от твоих душниловских бредней! — Юргис, теперь уже заметно раздраженный, высмеял поэтические речи брата.

Кирилл, совсем не обижаясь, продолжил едва слышным голосом: — …Все художники немного сумасшедшие. Это необходимо для творческого процесса. Разве не так?

Луна проникала серебристым лучом в старинные, затянутые плющом витражные окна, создавая уют, но в обеденном зале царило напряжение.

— А мы, что, совсем не собираемся обсуждать, насколько она чертовски схожа с Есенией??? Да вы только взгляните на нее! Те же волосы, хорошенькое личико, и все такое! И ее платье… — проговорил Юргис, опуская взгляд на мою грудь, которую едва прикрывал тонкий воротничок.

— Прекрати, Юргис! — Рати устремил на него испепеляющий взгляд.

— А что?! Ты ожидал, что я буду молчать в тряпочку, когда вы наряжаете это человеческое чудо в платья невесты Кази?

При этих словах я помрачнела, вспомнив о девушке, про которую мне рассказывал Рати. Есения… Какой она была? Что заставило ее разорвать помолвку с Казимиром?

Среди их споров я почувствовала, как кто-то накрыл мою руку своей прохладной ладонью, побуждая меня вздрогнуть.

Это был Агний. Он мягко заговорил так, чтобы слышала только я.

— Не обращай на них внимания. Они просто очень разволновались, что у нас появился гость после стольких лет, проведенных в одиночестве. Тем более, столь прекрасный. — нежная улыбка озарила его лицо, а небольшое родимое пятно в уголке утонченных губ придавало ему еще больше харизмы.

— Я отыщу ключ от твоих покоев, чтобы ты могла запираться на ночь. Так ты будешь чувствовать себя в большей безопасности. — прошептал Агний, проведя большим пальцем по тыльной стороне моей кисти, после чего отстранился, оставив меня в странной пустоте.

По мере того, как продолжался вечер, я все больше начинала испытывать интерес к обитателям поместья. Было в них что-то магнетическое, что-то первобытное и дикое, что взывало к самому глубокому и темному любопытству во мне.

— Думаю, моей ноге становится лучше с каждым днем, зима мне не в тягость. Возможно, я покину ваш дом раньше, чем наступит весна. Не хотелось бы так долго вас обременять, — набравшись храбрости, объявила я, поблагодарив их за радушный ужин, готовясь отойти ко сну.

Юргис вскинул брови, его изумрудные глаза загорелись.

— Да неужели? Уже лучше, говоришь? — поддразнил он. — Тогда держу пари, ты сможешь продемонстрировать нам всем короткую прогулку, не хромая, хотя бы… минуту?

Глубоко вздохнув, я решительно приподнялась, в глазах пылала непреклонность. Остальные же волколаки с опаской взирали на происходящее. Я одарила их уверенной улыбкой, давая понять, что все в порядке.

Как только я сделала первый шаг, острая боль пронзила всю ногу, угрожая подкосить меня.

Стиснув зубы, продолжаю движение, каждый шаг дается тяжелее предыдущего. На лбу проступили бисеринки пота, пока я пыталась сдержать агонию.

И тут, когда я уже собиралась обернуться, случилось страшное. Моя нога запнулась за длинный подол юбки, и я полетела навстречу судьбе.

Но прежде, чем я успела рухнуть, сильные руки обхватили мою талию, притянув к крепкой груди. Надо мной возвышался Агний, надежно удерживая меня.

— Что ж, походка была что надо, но споткнуться на ровной поверхности под конец — поистине потрясающе! — проворковал Юргис, вальяжно хлопая в ладоши.

Не успело напряжение еще больше накалиться, как Ратиша рывком перегнулся через стол, сбивая на своем пути все бокалы. Одним молниеносным движением он воткнул вилку в край рукава Юргиса, его немигающие глазки полыхнули вызовом.

— Какого черта ты вытворяешь, козел?! — прорычал рыжеволосый, его лицо перекосилось от гнева.

— Ты — козел, я — волк! — отозвался мальчик, вызывающе скрестив руки. — Мне просто надоели твои закидоны! Решил заткнуть тебе рот.

— Рот??? Ну, с прицелом у тебя хреново, конечно. И слава Богу!

Кирилл, самый младший в группе, как оказалось, сдержанно произнес: — Ратиша прав. Это так не по-мужски — обижать прекрасную госпожу…

Только сейчас до меня доходит, что я все еще продолжаю держаться за Агния. Его надежная грудь прижата к моему плечу, руки поддерживают меня за талию — не интимно, не бестактно.

Он прижимает меня к себе так бережно, словно я хрупкая фарфоровая кукла, самая ценная собственность. Меня это смущает, ведь получать поддержку от него становится так же естественно, как дышать.

С некоторым усилием поднимаю взгляд на его лицо — юноша возвышается надо мной, его блуза идеально отутюжена, от нее исходит приятный аромат целебных трав, среди которых преобладает полынь. Бабушка Озара всегда заваривала отвар из этой горькой травы при моих болях в животе.

Агний сдержанно улыбается, когда его глаза, один — небесно-голубой, а другой — черно-угольный, встречаются с моими.

— ….Ты нюхаешь меня, Шура? — шепчет он, его руки перемещаются с моей талии на локти.

Смутившись, я невнятно выдавливаю: — Я… Прости! Просто от твоей одежды пахнет полынью! Такой сильный запах…

Агний сопровождает меня к арке, ведущей в тускло освещенную гостиную, оставляя препирающихся парней за столом.

Он помогает мне усесться на софу и произносит ровным голосом: — В юности я увлекался врачеванием. Теперь изучение целебных трав — моя единственная отдушина в этой жизни.

Пока мой лекарь достает необходимые средства, чтобы сменить повязку на моей ноге, он склоняется чуть ближе, и его дыхание щекочет мне ухо: — …Надеюсь, аромат полыни тебе приятен.

От этих слов мои ресницы вздрагивают, а щеки вспыхивают румянцем, который я не могу постичь разумом.

Очнувшись от тревожного сна, чувствую, как обострилась боль в раненой ноге. Комната окутана непроглядным мраком.

Тихонько добираюсь до окон и раздвигаю шторы. Снаружи бушует снежная вьюга, покрывая сад первозданным белым покрывалом. В этом пейзаже невозможно определить время суток.