— Говорю ж: с водой! Я ж ничего крепче пива не пью, а перед работой и его не употребляю.

— Ага-сь…

Дядя Митя подобный образ жизни не одобрял — мельчает молодежь — даже уважение к Лешику стало ослабевать. Впрочем, сейчас было не до чего, кроме твари. А вдруг еще кто на платформу пойдет?

До кладбищенского пруда было далековато, а вот яма, прозываемая местными «карьер» — котлован так и не достроенного дома, заполненный водой очередного подземного источника, — был буквально в двух шагах. Аккурат за деревом, на котором сидел Лешик. С дороги котлован не просматривался. И любителей купаться в нем не находилось: люди ж не дураки лезть в воду туда, где даже ротаны не водятся. Поскольку рыба — тоже не дура плавать в плохой воде. Дом ведь в девяностые строить решили, и кабы не кинули потом тех, кто неверно прохождение грунтовых вод вычислил, в рукотворный «прудик». Да и ладно трупы, наверняка, строй материалы и гадость какую тоже в него скинули.

«Ну и хорошо, — решил дядя Митя, — быстрее сгинешь».

Однако, как он ни силился, а заставить упрямую тварь идти к воде не сумел.

— Вот же ж сука… — в сердцах пробормотал дядя Митя, когда все его ухищрения пошли прахом.

Тварь не желала идти к котловану даже за ним.

— Дядь Мить, — позвал Лешик, с которым дворник еще раньше задумкой поделился. — Если не вернусь, скажи Женьке, что она дура: такого мужика, как я, упустила. Решила, я как был гопник, так и остался, а я в фирме работаю, кручусь вот. И вообще рукастый и… Э-эх!..

Договаривать он не стал: боялся передумать. В следующий миг раздался вскрик— это Лешик неудачно спрыгнул с дерева. Будь поверхность ровной, здесь и настал бы ему конец: как тварь вскочила и рванула за добычей, дядя Митя даже не рассмотрел. Так, мелькнуло что-то, да вонью обдало, когда рядом пронеслось. Но упал Лешик на крутой склон, по которому скатился кубарем и прямо в воду. Раздался «бултых», а за ним и второй — более громкий. Тварь котлован не учуяла и, когда оказалась на кромке обрыва, затормозить не успела. Так и сиганула в воду, перелетев и Лешика, и добрый десяток метров. Дядя Митя не сказать, чтобы медлил, но, когда добежал до котлована, тварь уже не трепыхалась, а медленно растворялась в воде.

Мокрый с ног до головы Лешик на четвереньках выползал на берег. Делал он это споро, но неуклюже.

— Ого! Ну совсем как Терминатор уж забыл в какой из частей, — дядя Митя протянул Лешику руку, помогая выбраться. — А ты, оказывается, герой.

— Только Женьке не говорите.

— И про работу твою?

— Ага, — прохрипел тот и закашлялся.

— Воды хлебнул?

Лешик замотал головой: ответить не мог, пытался справиться с кашлем. Когда ему кое-как это удалось, выдавил:

— Это нервное у меня… на счет воды не помню.

— Значит, пойдем сейчас с тобой к Зинке в медпункт, пусть на всякий случай желудок промоет и таблеток отсыпает.

— А как же… — Лешик глянул на мертвенно-гладкую водную гладь и снова закашлялся. — Нас же за шизоидов примут, обпившихся или обкурившихся.

— Ты чего? Правду выложить вздумал? — присвистнул дядя Митя. — Головой не стучался, не?

— Не помню.

— Скажем, случайно в котлован свалился. Перед девками фикстулил. Пойдет?

Лешик резко перестал кашлять, кивнул и даже улыбнулся.

— Эх, паря. Это ж только мне болтать можно. Меня ж никто всерьез уж лет сорок не принимает, а зря. Знали б, сколько в моих байках правды… — и, приобняв Лешика за плечи, дядя Митя повел того в сторону противоположную к платформе. — Заодно и справку для конторы твоей справим за прогул вынужденный: честь по чести, со всеми правильными печатями.

Любому магу в немагическом мире, особенно если он умен и не собирается размениваться на пустяки, устроиться легче легкого. Светлому магу, обличенному высшей целью, причем не одному, а в компании побратимов — особенно. Так полагали имперцы раньше, когда только открыли для себя чудный новый мир. Так считали они и теперь, скрепя сердца, поскольку надежды их все больше не оправдывались.

Искать пути перенесения технологий из одного мира в другой имперцы начали с самого первого дня, как только сумели воспользоваться помаленьку оживающими артефактами. И тогда же поняли, что не все так просто, как казалось. Затащить через портал автомобиль вполне выходило, но тот становился необычной формы каретой и только: даже полностью заправленный и в безупречном техническом состоянии сдвинуть его с места выходило лишь с помощью тягловой силы, но никак не двигателя внутреннего сгорания. Должно быть, потому, что в магическом мире еще никому не пришло на ум создать даже самый примитивный аналог такого двигателя? Или имперцы чего-то не понимали? Может, магия, которой, как казалось, в новом мире нет, преобразовывалась именно в возможность технического прогресса?.. Амулеты тоже сбоили. Причем те, какие сработали раз, могли отказаться функционировать в дальнейшем.

Магия света, «рядящаяся в темные одежды» — на вооружении имелась и такая, именно с ее помощью в свое время удалось обвинить темных Империи в многочисленных преступлениях и сначала объявить негражданами, а затем поставить вне закона — действовала лишь на самом примитивном уровне. Только и вышло раскачать кладбища вблизи портала да сформировать бестию, распадающуюся в ничто после первого же убийства или соприкосновения с жидкостью. Призраками, вынутыми из исторического пласта нового мира, светлейший патриарх, он же ныне святейший империус, также остался недоволен: призраки в железных панцирях пусть и казались неуязвимыми, не сумели одолеть горстку не самых сильных некромантов и людей. А вот ценность взрывчатки он поначалу не оценил, оттого придурки-подчиненные, ошалевшие от открывшихся перспектив, оплошали. Влезли в оплот местных стражей, запудрив охранникам и всем встречным головы, а умыкнули всего лишь три по-настоящему мощных бомбы и пару свето-звуковых шутих. Даже удлиненных пистолетов не коснулись! Один кретин так и вовсе отстрелил себе голову. На следующий день «о краже из полицейского участка» писали все лихописцы, но империус плевать хотел на предположения местных и заверения служителей правопорядка. Он злился!

Одну взрывчатку они испытали сразу же. В леске, находящемся достаточно далеко и от города, и от обворованных стражей. И все равно уже через четверть часа над местом взрыва вертелась воздушная машина, а по проселочным дорогам прибыли четыре автомобиля. Местные боялись терактов, и империус непременно устроил бы несколько, чтобы явить аборигенам величие своего милостивого божества, да стоящей взрывчатки было мало. Влезть же за ней снова не получилось: то ли артефакт отказался работать, то ли настороженность стражей увеличилась и тем препятствовала внушению.

Однако то, что могло стать каплей в море для мира нового, сумело пригодиться в мире родном, затемненном злом. Ранее империус непременно устроил бы теракт в столице вероломного Королевства и убил проклятого короля — покровителя некромантов. Но на кой ему тот старый, оскверненный тьмой и злом мир, когда всемогущий господь-бог привел их в другой? Архиважно было устранить тех, кто мог помешать, а не какого-то темного королька, будь он хоть самим темным властелином. Именно потому выбор империуса пал на старого некроманта — того, кого очарованный тьмой наследник мог считать близким. Аккурат вовремя удалось связаться со шпионом — бесполезной, но алчной до власти шавкой, каким-то неведомым образом сумевшим втереться к некроманту в доверие. Перед шавкой держать слово — себя не уважать. Потому, обещая Сестрию всяческие блага, империус не особенно задумывался, чего говорит. Смысл? Все равно ведь тот подохнет, если не от руки темного мага, то от величественной светлой длани. Сестрий не подвел: отправил некромантов именно туда, куда и следовало.

Мало кто решился бы выступить против слаженного и сработанного не одним десятилетием триумвирата. Некроманты почуяли бы самый слабый отголосок что светлой магии, что темной, но! Насколько сильны технологии иного мира, они не догадывались. «Предупрежден — вооружен», — так говорили в новом мире. Но некому оказалось предупреждать темных. Лишь некромантка что-то прозрела, пусть дар предвидения и касался только людей, обделенных даром. Она успела поставить щит и оттолкнула проклятого некроманта Лео так далеко, насколько хватило ее сил. Взрывчатку заложили всю: у главного и черного хода. И погибли все равно все. Как было и должно!