— Нет-нет, я не буду трохать. Некромант выполнил свою часть сделки.

— Вот и ладненько. Львенок?

Лео выпустил ленту из рук. Матильда подняла руки и одним движением накинула верхнюю половину платья. Шнуровать корсет на этот раз выпало Лео.

— Если идти на поводу у всякой гнуси, недолго самим превратиться в гнид, — заметила она. — Тем паче формально никто его не обманул.

— Нет для простого человека правды: светлые обманывают, темные обманывают… — плакал дух.

— Где это я слукавила с тобой? — поинтересовалась у него Матильда, обернулась к Лео и приобняла его за шею.

Тот отвел взгляд, но ответные объятия обозначил и не был против поцелуя.

— Ну ведь и так же ясно, чего я хотел! — похоже, данное зрелище добило духа окончательно. — Чтобы молоденькая, ахала-охала, боялась меня такого сильного… А вы… вы последней радости меня лишили! Теперь еще и издеваетесь!

— Я тебе последнее отдавила, — некромантка расхохоталась. — Умей правильно формулировать, чего хочешь, твои больные желания никто угадывать не обязан. И советую начать рассказывать поскорее, иначе случится именно то, о чем я говорила.

— Я расскажу, расскажу, — затараторил призрак. — Тут и ховорить-то особенно не о чем. Мы так и так некроманта ловить собирались, но первый контракт был только на похищение и удерживание…

— Об этом мне известно, — сказал Лео.

Однако призрак все равно договорил:

— Схватить, усыпить, передать нанимателю бессознательного из рук в руки. Вот только со мной хораздо более важные люди связались. Денех не просто посулили, но и отсыпали и в бордель свозили специальный, где насильничать можно.

Матильда снова ухватила Лео за шею:

— Это где же такая дрянь нагноилась?

— Да считай почти в центральном квартале, — раздухарился призрак. — Все важные чиновники туда заходят. И Глава даже, только он в отличие от нормальных мужуков любит не сам, а когда… ну ехо насильничают. Чо б, значит, грудасточка в черном да с плеточкой…

— Тебе не хватило? — поинтересовалась Матильда, и дух задрожал.

— К делу, — призвал Лео.

Матильда отпустила его и отошла к полкам с фолиантами, запустила руку в карман и принялась что-то бесшумно говорить, вероятно, направляла стражей искать означенный бордель.

Заведения подобные этому — еще одно имперское веяние — попали под запрет, как только появились. Однако желающим развлечься и подзаработать запреты были безразличны — приходилось выявлять и наказывать.

Лео даже посочувствовал городскому главе: удар ведь за ударом. И прибыльного дела некромант его лишил, и обделался чиновник посреди собственного города в прямом смысле слова, сейчас еще и ославят как извращенца, лишенного мужественности… а то, что ославят — к предсказателю не ходи, Матильда никогда не упускала возможности потыкать провинившегося носом в сотворенное тем неприглядное. Пару чинушек, приближенных к главе, а то и ближайших его помощников, наверняка, в том борделе отыщут… и запоют они на разные голоса, стараясь обелить себя и очернить других. Непосредственное начальство — в первую очередь.

— А я чо? Я о деле, — говорил дух тем временем. — Сами ж п-нимаете: я да с такими людьми, в этаком месте! Конечно, поплыл. А кто бы не? А они еще и сказали, что просветление мне выправят. Что у всех просветленных после смерти — одна дорога в сад чудесный, где все так, как в бордельчике, только пошикхарней да поросхошнее.

— Чего ж хотели от тебя?

— Знамо дело! Перышко, чтоб протолкнул меж ребрышек-то. Спящему — как два пальца обос…

Лео дернулся, но Грис оказался ловчее: успел ухватить за плечи и развернуть к призраку спиной.

— Матильда!

— Мужчины, — фыркнула она. — Держи его покрепче, Грис.

— Да уже ни к чему, — устало проговорил Лео.

— А чо я сказал-то? — недоумевал призрак. — Это ж не мы таковые, а жисть таковая. И жисть, как мне сказали, единственная, значит, жрать ее надо огромной ложищей и так, чо б обидно не було. Хошь — воруй, хошь — сношай. Одна жистя. Одинешенька! Не будет ничего опосля оной-то! Только сад чудесный у меня да грудасточки в полном моем распоряжении.

— Душа твоя, думаю, уже узнала, сколько прожила жизней, потому не надейся, слепок, — сказал Грис. — Хотя… воистину, всякому уготована такая участь, которую он заслуживает. Жизнь у тебя действительно одна, а впереди — небытие.

Дух примолк, глядя на некроманта огромными от ужаса глазами.

— Опиши тех, кто дал тебе это задание, — велел Лео.

— Описать… — дух замялся, — лиц-то я… это самое… и не видел. Все, чо ниже — да; и даже в обнаженном виде, а вот лица скрывали маски и вуали.

— Вуали, — фыркнул Войд.

— Действенный артефакт, — заметила Матильда. — Посильнее каких-то там масок. Поскольку маску и сорвать можно, а вуаль, пока хозяин не снимет, никто иной не сумеет.

— А приподнять?

— Первый слой только, а за ним — еще и еще, и еще… Слои вуали, считай, бесконечны. При этом видеть человеку под ней не мешает ничего.

— И у всех татуировочки под шеями, ну… как вы не дали мне явить, — договорил дух и подытожил: — Все.

Грис выпустил Лео и отступил на шаг. Тот махнул рукой, развеивая слепок человека с гнилой душонкой. Он не понимал, почему такие все еще рождались, каковы обстоятельства их формирования. Но не сомневался: душонка получила сполна, причем от себя же самой, а не некоего божественного судии, которому так стараются отдать право на суждение и осуждения убогие духом.

Нет страшнее палача, чем ты сам. И ни один выдуманный бог не простит, если сам себя простить не сможешь.

— Имперская элитка нарисовалась, — произнесла Матильда. — А мы-то надеялись, подохли все как одна, мрази просветленные.

— Или некто пытается направить нас по ложному пути, — заметил Грис.

— У того, кто нанимал меня, тоже лицо не просматривалось, — сказал командир наемников, — зато на пальце имелось примечательная такая печатка с крестом. Не сразу ее заметил, а потом напрочь забыл. Только сейчас вспомнил, когда этого изнутри выжигать стало.

Лео вздрогнул, покопался в столе. Найдя наскоро набросанный Каем рисунок, показал.

— Да, точно, — подтвердил командир наемников.

— Примечательная игрушка, — Грис сунул в листок любопытный нос.

— Кай начертил перед тем, как уехать в ту ночь, — сказал Лео. — Как знал, что понадобится. Печатку он углядел на Сестрие. И ведь столько лет, а я ни сном, ни духом. Даже не видел кольца этого.

— Значит, пора задать твоему светлому дружку парочку вопросов, — сказала Матильда.

— Я — с вами! — решительно заявил командир наемников.

— А-то! — успокоил его Войд. — И ты с нами, и мы с тобой.

— Я работаю на них столько, сколько помню себя, — Сестрий сидел за широким столом, прихлебывал из квадратного бокала и на Лео старался не смотреть.

Когда у скромного особняка, занимаемого в этом городке Сестрием, остановились три кареты и раздался стук в дверь, возможно, у него и возникло намерение бежать, но очень скоро исчезло. Не к лицу светлому магу его возраста и положения прыгать в окна, скакать с крыши на крышу и миновать чужие задние дворы, продираться через кусты и топтать соседские клумбы. Да и не верил он, будто вся эта клоунада возымеет смысл. Даже если каким-то чудом ему удастся скрыться, ясно же, что ненадолго. Слишком много явилось по его душу темных магов и стражников.

Открывать он послал самую старенькую и медлительную из горничных, чтобы подготовиться. Сестрий постарался придать лицу безучастное выражение, подхватил, не глядя, первую попавшуюся бутылку из личных драгоценных запасов и устроился в широком и удобном кресле, приняв раскрепощенную, полностью расслабленную позу.

В конце концов, он не расскажет ничего нового. Его когда-то убрали из дипломатической службы, узнав о заигрываниях с имперцами. А после отправили на границу, стремясь вычеркнуть из столичной жизни. Если бы Лео только пожелал, давно раскопал бы много интересного. Однако некромант решил проявить чистоплюйство, каким был знаменит, и не стал вызнавать о друге более того, что Сестрий рассказал сам.