Её взгляд скользнул к моему горлу. Сколько бы лет ни прошло, она всегда будет видеть эти синяки, не так ли?

— Шоколадная крошка или творожный крем? — спросила я.

— Творожный крем, — сказала она с грустной улыбкой и пошла к полке, чтобы сменить пальто на зелёный фартук.

Я начала выкладывать сухие ингредиенты на стол, пока мама ходила в кладовку за яйцами, маслом и сливками.

— Ладно, я пойду, проверю, как там у всех дела, а ты начинай.

— Я собираюсь пригласить его на семейный ужин на ранчо в пятницу.

— Хоро… — А? — Что?

— На семейный ужин на ранчо. Если он здесь проездом, это означает, что он каждый раз ест ресторанную еду. Домашняя еда ему не помешает.

— Во-первых, я не буду обижаться на твоё заявление, учитывая, что он ест почти исключительно здесь. Во-вторых, нет. Просто… нет, мама.

— А как ты думаешь, странно будет, если я сама пойду и приглашу его?

— Очень странно.

— Ты, наверное, права. Я могла бы устроить ему засаду в холле отеля.

— Это называется преследование. Категорическое нет.

— Но это же просто ужин.

— Мама, — предостерегающе сказала я.

— Ладно, — она махнула рукой. — Обещаю, не буду вмешиваться.

— Спасибо.

Мама подошла ко мне ближе и убрала тёмную прядь волос за ухо.

— Я беспокоюсь за тебя. Люблю тебя.

Два предложения, означающие одно и то же.

— Я тебя тоже люблю.

— У меня есть идея, — она постучала мне пальцем по носу, затем повернулась к столу. — Что, если посыпать этот тыквенный хлеб поджаренными подсолнечными семечками? Это добавит лёгкую солёную нотку.

— Вкуснятина. Только я не уверена, есть ли у меня семечки.

— Иди к стойке, а я посмотрю в кладовой.

— Хорошо.

Я оставила её на кухне, зная, что её тыквенный хлеб получится невероятным.

Когда вернулась к стойке, Эмили уже ушла, оставив за собой пустую кружку и тарелку. Быстро убрав всё и протерев стол, я направилась в уголок, где сидел Вэнс.

Его тарелка тоже была пуста.

— Принести что-нибудь ещё? — спросила я.

— Нет, всё хорошо, — он указал на кухню. — Вы с мамой очень похожи.

— Мы, и правда, похожи. Она сейчас на кухне, печёт, — убедившись, что Эмили ушла, я села напротив него. — Она научила меня готовить. И Нокса тоже.

У меня было бесчисленное множество воспоминаний из детства о том, как я проводила долгие часы с мамой на кухне. В то время я не осознавала, сколь многому научилась у нее, пока она стояла у плиты.

Она показала мне, что такое трудолюбие. Научила гордиться результатом. Объяснила, что такое терпение и изящество. И через каждое блюдо она рассказывала нам о любви.

— Кафе «Кофе у Иденов» — это работа моей мечты, — сказала я Вэнсу. — И, в каком-то смысле, её мечта тоже.

Вэнс облокотился на стол, ничего не говоря, просто слушая. Его серо-голубые глаза встретились с моими.

Чем больше времени я проводила с ним, тем лучше понимала язык его глаз. Когда он уходил в свои мысли, взгляд становился рассеянным. Они темнели каждую ночь перед тем, как он трахал меня перед сном. А когда его интересовал мой рассказ, как сейчас, его глаза практически переливались радугой.

Если бы у нас было больше времени.

Я изучила бы все оттенки глаз Вэнса Саттера.

— Пока мой отец работал на ранчо и управлял семейным бизнесом, мама занималась отелем, — продолжила я. — Она обожает эту гостиницу. Не так, как Элоиза, но ей нравилось работать там до выхода на пенсию. Думаю, если бы она могла всё повторить, то открыла бы ресторан. Может, не такой, как у Нокса, а что-то поменьше. Что-то вроде этого.

— Здорово, что ты даёшь ей возможность здесь работать.

— Это не проблема. Поверь мне. Она невероятный повар. Даже лучше, чем я.

Вэнс фыркнул.

— Сомневаюсь.

Его реакция была такой быстрой, такой уверенной, что я забыла все, что собиралась сказать.

Он по-настоящему любил мою еду. Почему меня это удивляло? Он всегда доедал всё до крошки. Но было приятно это слышать.

До сих пор я не осознавала, как сильно мне хотелось, чтобы ему нравилась моя еда. Чтобы ему нравилась я. Эти вещи были неразделимы.

Дверь кафе открылась, и колокольчик звякнул, отвлекая Вэнса.

Этот долбаный звонок. Меня начинал раздражать этот звон.

Вздохнув, я поерзала на своем сиденье, улыбаясь, когда Сэнди вошла внутрь. Она владела магазином с кухонными принадлежностями дальше по улице, популярным как у туристов, так и у местных жителей.

— Привет, Сэнди, — сказала я, вставая.

— Привет, Лайла, — она убрала седую прядь волос с лица. — Я так замерзла. Что-то не так с печью в магазине, поэтому я пришла за одним из твоих волшебных латте, чтобы согреться.

— Волшебный латте? — рассмеялась я. — С ванилью, как обычно?

— Мой любимый.

— Мама на кухне, если хочешь, можешь пойди с ней поздороваться.

— Отлично. Я давно её не видела, будет приятно поболтать.

— Я принесу кофе через минуту.

Она кивнула, бросив взгляд на Вэнса, но не представилась. Просто прошла через кафе и скрылась на кухне.

Вэнс встал, стул скрипнул по полу.

— Я пойду в номер. Приму душ.

— Хорошо.

Я никогда не спрашивала, придет ли он ко мне домой позже. Он приходил каждый вечер, но я не хотела показаться навязчивой. Не хотела слышать от него слово «нет».

Мы не были парой. Не строили планов. Не встречались. Так было лучше, верно?

Я уже повернулась к стойке, собираясь уйти, но остановилась. Почему бы нам не построить планы?

— Хочешь поужинать на ранчо в пятницу? — выпалила я.

Прозвучало так, словно произнесла это моя мама, что я чуть не застонала.

Она заразила меня этой идеей, и теперь я повторила её вслух. Твою мать.

— Я не давлю, — сказала я, чувствуя, как щеки краснели. — Мама планирует семейный ужин на ранчо в пятницу и упомянула об этом. Если тебе надоело каждый вечер есть в ресторанах и хочется домашней еды...

Я официально ненавидела выражение «домашняя еда». И, как и моя мать, теперь я оскорбляла свой собственный бизнес. Молодец, Лайла.

— Прости, это странно, — замахала я руками. — Забудь. Моё семейство очень шумное, просто хотела предложить на всякий случай….

— Блу.

О Боже. Сейчас последует вежливый отказ. И, вероятно, сегодня вечером я его тоже не увижу.

Я не могла встретиться с ним взглядом. Не хотела знать, какого цвета становились его глаза, когда они были полны жалости. Поэтому вместо этого уставилась в пол.

— Да?

— Во сколько ужин в пятницу?

14. ВЭНС

Семья Иден была шумной.

И дело было не только в громкости — хотя за ужином их смех мог заглушить всё вокруг. Они были громкими в своих улыбках, объятиях, в своей любви.

Я уже давно не бывал на семейных ужинах Саттеров. Может, память меня подводит, но единственный раз, когда моя семья была громкой, — это тот самый последний ужин, когда всё пошло наперекосяк. И это был не тот хороший шум, который царил у Иденов.

Идены были «хорошим» шумом.

Энн и Харрисон сидели по разные стороны обеденного стола. Между ними расположились их дети и внуки.

Сам стол — гладкий, из чёрного орехового дерева, с подходящими стульями — был новым. На нём не было ни вмятин, ни царапин, характерных для мебели, которая повидала много семейных сборов. Он был чуть великоват для комнаты, но, видимо, его покупали с расчётом на такое количество людей.

Большая семья нуждалась в большом столе. Даже если за ним было тесно, Энн и Харрисон явно хотели, чтобы у каждого здесь было своё место. Даже для самых маленьких с их высокими детскими стульчиками.

Неудивительно, что родители Лайлы оказались хорошими людьми. Энн встретила меня с объятиями, Харрисон — крепким рукопожатием. А потом появились её братья и сёстры — любопытные, но не навязчивые.

Они задавали вопросы, но не лезли в мою личную жизнь. Они узнали, что я предпочитаю виски пиву, люблю стейки средней прожарки и что мой любимый цвет — голубой.