— О, а вот и Коля! Ха, а помнишь, как ты вчера колоду бодал!

— А Ванятка-то помните, как отплясывал? Что даже штаны потерял!

— Ну ты, Семен Семеныч, и герой у нас! Жена-то тебя не прихлопнет за выкрутасы такие⁈

— Марья Ивановна прямо звезда! Помните, как из-за нее тот городской с завмагом подрались?

— А кто вчера забор-то сломал?

— Какой забор?

— Да у Михалевых же!

— А, да это дед Егор упал! Я думала ты про Ордыновский спрашиваешь…

— Ордыновский тоже сломали?

— Сломали? Да его в щепки разнесли! И убежали, щеглы! Катя, сноха-то Ордыновская, с обрезом на крыльцо выскочила, а те уже шасть…

— А кто хоть был-то?

— Вот и я говорю…

— А Томку видел кто? Она вчера с тем волосатиком целовалась, так ееный хахаль обещал ему рыло начистить.

— Дааа, начистить! Он как завалился спать в курятнике, так и не просыпался пока.

— Димка-то?

— Да нет, Славка же томкин хахаль. С Димкой они еще зимой разбежались…

Традиционную утреннюю уху зачерпывали здоровенным половником прямо из закопченного ведра. Изысканность была на общем местном уровне — то есть, все по-простому. Рыбу выпотрошили и сварили. С небольшим добавлением лука и морковки. Причем жижи было меньше, чем, собственно, самой рыбы.

— Ты ее ешь, а она на тебя смотрит, — пробормотал я, разглядывая содержимое выделенной мне эмалированной миски. Часть рыбех сохранила свою форму, и их белые глаза смотрелись… Ну, в каком-то смысле даже инфернально.

— А где Наташа? — спросил я у Евы тихонько. — Она, кажется, вчера почти сразу со свадьбы сбежала, но я не успел заметить, куда именно.

— Надо в автобусе посмотреть, — прошептала в ответ Ева.

К половине второго я решил, что мои орлы и орлицы уже достаточно наспались и отправился их будить. Растолкал, погнал умываться к колодцу, завтракать и все остальное-прочее. Наташа действительно нашлась в автобусе. Разложила в проходе несколько спальников, закопалась в них, как в гнездо. И читала книжку. Убедившись, что с ней все в порядке, я сбегал к столу и собрал ей в миску всякого разного на завтрак.

Часикам к трем мы притащились-таки в местный клуб.

Здесь не было даже сцены. Собственно, это была просто большая комната с деревянным полом. Точнее, в самом помещении клуба комнат было две — поменьше, типа вестибюль. И побольше — собственно, наша концертная площадка. Ну и место для танцев. В первой половине клуба на стенах были развешаны фотографии, вырезки из газет, детские рисунки и какие-то выцветшие вымпелы. Имели даже столы и стулья, притиснутые к стенам. А во втором помещении на дальней стене до сих пор висели бумажные пузатые буквы «С новым годом». Причем, неизвестно, с какого года они там висели. И вдоль обеих стен — школьные стулья разной степени обшарпанности.

— Прикинь, они приколочены! — объявил Бельфегор, который попытался один из них сдвинуть.

— Так это с тех пор, как Данике голову проломили, — жизнерадостно объявил Степан. — Там, в общем, ребята расшалились, взялись стулья друг в друга кидать, ну и попали прямо в темечко Данилке-то Смирнову.

— Насмерть? — ахнула побледневшая Кристина.

— Да не, чо сразу насмерть-то? — смутился Степан. — Отлежался два дня. И в армию ушел.

— И его с черепно-мозговой травмой взяли? — удивилась Кристина.

— Так мозга-то нету, откуда травма? — с простецким видом развел руками Степан.

Повисло молчание, наш концертный менеджер обвел всех взглядом и смущенно захихикал. — Да ладно, мужики, вы чего? Шучу же я. Нормально все с Данилкой. Шишка была такенная вот. И все. Но стулья решили прибить к полу, не у всех же башка чугунная, мало ли что…

— Чугунная, ага, — пробурчал Астарот. — Башка прямо раскалывается…

— Так что же ты молчал-то? — всполошился Степан. — Сейчас сообразим, чем полечить!

— У меня цитрамон есть! — быстро заявила Кристина, бросив в сторону Степана недобрый взгляд.

— Химией еще травиться… — вздохнул Степан. — Ну, как знаете… А, да! Володя, пойдем выйдем, разговор есть!

Он ухватил меня за рукав, и мы вышли на улицу. Где у крыльца стояла двухколесная деревянная тачка, заботливо прикрытая сверху дерюжкой.

— В общем, это… — Степан потоптался на месте. — Насчет гонорара вашего. Вот у меня тут часть денежкой… — Он вытащил из внутреннего кармана сверток в газете и протянул мне. — А это вот…

Он приоткрыл дерюжку. В тачке стояли плотными рядками стеклянные банки.

— Тут, значит, соленья всякие, тушенка еще, свининка тушеная, огурчики-помидорчики, варенье смородишное, — начал перечислять Степан, загибая пальцы. — Денег-то, сам понимаешь, не у всех есть, а продукты-то свои, у вас в городе таких и не водится… Галка со мной спорила, говорила, чтобы не выдумывал. Но я подумал, что…

Степан смутился и покраснел.

— Натурпродукт — это прекрасно, — заявил я и хлопнул Степана по плечу. Сразу вспомнил другого Степу, его тезку из деревенских порнозвезд Лео Махно.

— Я бы еще сальца положил, маслица, там, сметанки, — Степан снова покраснел, но теперь уже скорее от удовольствия. — Но я ж не знаю, сколько вы еще в дороге-то будете, испортится же может. Без хлодильника-то.

— Спасибо, Степан, — сказал я и пожал нашему концертному менеджеру руку. — Все ты правильно решил, даже не сомневайся.

Мы с ним вдвоем переставили банки нашего гонорара в пазик под заднее сидение, проложив спальниками, чтобы на тряской дороге не побилось. И вернулись обратно в клуб.

Вадим с Бельфегором колдовали над пультом, Макс дергал струны своей бас-гитары. Да уж, совсем без сцены мы пока что ни разу не выступали. Надо будет тоже зафиксировать на видео сегодняшний концерт. Хотя бы частично.

— Кстати, парни, — сказал я, усаживаясь на подоконник. — А кто из вас тот герой-любовник, что с кем-то из местных девушек ночью целовался?

Бельфегор прыснул. «Цеппелины» зашушукались. Вадим криво ухмыльнулся.

И все посмотрели на Макса. Тот пожал плечами с невозмутимым лицом.

— Да ничего особенного не было… — сказал он, перебирая струны своей басухи. — Когда начались танцы, я вообще хотел сначала пойти спать. Но тут ко мне подошла девушка.

Тут Вадим подмигнул Кириллу, и тот снял с плеча ремень своего фендера-стратокастера и передал ему.

— Она что-то сказала, но музыка играла громко, и я не расслышал, — продолжил Макс. — Я наклонился поближе и переспросил.

Вадим начал наигрывать на гитаре блюзовую мелодию.

— Она спросила, можно ли пригласить меня потанцевать. Я не мог отказать девушке. И мы пошли. Сначала просто танцевали. Потом она сказала, что ее зовут Тамара и спросила меня, нравятся ли мне кошки.

— Кошки? — сдавленно спросил Бегемот, тоже включившись в рождающуюся на ходу мелодию.

— Да, кошки, — кивнул Макс. — Я удивился, но сказал, что больше люблю собак. И тогда…

— Он забыл сказать, что девушка была симпатичная, — ввернул Бельфегор.

— Ну да, она была хорошенькая, — усмехнуслся Макс. — И дальше она сказала, что должна скоро выходить замуж. Только ее жених напился и где-то уснул. И когда она увидела меня, то подумала, не совершает ли ошибку.

Тут гитара в руках Вадима издала драматический протяжный стон.

— Я ей сказал, что все совершают ошибки, — Макс посмотрел на Вадима с некоторой укоризной. Тот пожал плечами.

— Мы какое-то время танцевали молча, — сказал Макс. — Потом она прижалась ко мне плотнее и сказала, что мечтает уехать в город. Или она сказала что-то другое, просто я как-то не так услышал. А я заметил, что окружающие как-то странно в нашу сторону смотрят. Вроде как, я что-то неприличное делаю. И тогда я ее поцеловал.

Бегемот бздямкнул по тарелкам.

— То есть, это ты первый начал? — заржал Ян. — А я думал, что будешь отмазываться, что это она на тебя напрыгнула.

— Мне не хотелось, чтобы ее осуждали, — сказал Макс. — Просто стало противно. Я представил себя на ее месте. Красивая девушка, судьба которой была решена чуть ли не с рождения. Ее жених где-то валяется бухой. А она…