— Неа, Пушкина зовут Саня, — ответил Сэнсей. — Ну да, вот так совпало. Серж — клавишник. Вы ещё с ним на руках боролись.

— А, вспомнил, — кивнул я. — Невысокий такой, крепенький.

— Сначала никто не обратил внимания, — продолжил Сэнсей. — Ну Аня и Аня. Мало ли таких Ань у нас бывает? А потом… Вот скажи мне, о демон соблазна и всех человеческих пороков, ты в судьбу веришь?

Я пожал плечами. Вопрос явно не требовал ответа. Сэнсей продолжал рассказывать историю того, как сама жизнь начала сталкивать его с этой самой Аней. То они в пригородной электричке столкнулись, когда Сэнсей ехал на дачу к приятелю, а она, вроде как тоже на дачу. К подруге. Но то ли подруга с адресом напутала, то ли Аня неверно его записала… В общем, электричка последняя была, следующая в город только утром. Пришлось Сэнсею взять ее с собой. Не бросать же в беде одинокую барышню. Проговорили в этот раз до утра, но ничего пока такого. Потом случилось ещё несколько таких же случайных встреч. Когда Сэнсей был один, без своей группы.

Ну и, как всегда бывает, когда судьба старательно сталкивает молодых, но половозрелых мужчину и женщину, они проснулись голыми под одним одеялом. Анечка тут же в слезы, мол, о ужас, я не такая, как я Сержу буду в глаза смотреть⁈ Поклялись, что это было в первый и последний раз.

Но тут к судьбе подключилась страсть.

— И вот так дальше и пошло, — грустно усмехнулся Сэнсей. — Мы встречались, набрасывались друг на друга, а потом клялись, что такое больше не повторится. Не одобряешь?

— Свою дорогу в ад каждый сам выбирает, — пожал плечами я. Не осуждал, конечно. Жизнь — странная штука. Начнёшь от чего-то зарекаться и клясться, что вот ты-то никогда, нет-нет. «Вызов принят!» — скажет жизнь, и ты немедленно влипнешь в историю ещё и похлеще, чем та, за которую ты развешивал кому-то на лоб клеймящие ярлыки.

— Дорогу в ад, — Сэнсей снова грустно усмехнулся. — Мне никогда в жизни не приходилось столько врать. Не было никакого опоздания на поезд, понимаешь? Мы с самого начала так договорились. Чтобы наши не видели, что мы уехали вместе. Она по легенде ехала в Казань к бабуле. Поезд тот же, но билет был не до Казани, понимаешь? А я разыграл в дым бухого, опоздал, всех взбаламутил… Ну а потом, уже к фестивалю, остальной «Папоротник» догонит нас здесь.

— И Аня сразу от бабули поедет из Казани в Новокиневск? — спросил я.

— Типа того, — кивнул Сэнсей. — Но я про это ни сном, ни духом, понимаешь? Для всех остальных мы с Аней практически незнакомые люди. Подумаешь, Аня… Мало ли таких Ань?

Теперь мы оба с ним многозначительно рассмеялись.

Часть неподвижной публики вокзала вдруг подхватилось и двинулось в сторону перронов.

— О, это же московский! — Сэнсей соскользнул с перил, на которых мы с ним сидели и повернулся к табло. — Так, восьмой путь.

— Через туннель, потом через мост, — сказал я. — Как-то далеко его задвинули, обычно московские на первый путь ставят.

— Ну так пошли? — Сэнсей замер в неожиданной нерешительности.

— Пошли, — я шагнул к ступенькам вниз. — Теперь мне не терпится познакомиться с удивительной барышней, похитившей твое сердечко.

К проходящему московскому стремились не только те, кто собирался дальше на восток в сторону Хабаровска. Московский с длинной стоянкой — это же целое золотое дно! Скучающим в долгой дороге пассажирам можно варить любую фигню. Начиная от нужных и важных пирожков и горячих обедов и заканчивая газетами, книжками и журналами. Которые они как раз к Новокиневску должны были все прочитать.

«Ну и вот эти ребята еще», — подумал я, узрев троицу крепких парней в кожанках и с златыми цепями на могучих шеях. Следят за порядком, понимаешь. Чтобы пирожки на перроне могли продавать только лицензированные бабки. И чтобы левые ушлые дельцы не вмешивались в прибыльную торговлю сигаретами поштучно. Опять же, разрушенную только тем продавцам, кто этим вот парням отстегивает со своих сверхприбылей.

Мы миновали пахнущий мочой и плесенью подземный переход, вынырнули на улицу и взобрались по ступенькам на мост. И как раз с моста прибытие поезда и наблюдали. Медленное такое, неспешное.

Почему-то по рассказу Сэнсея я представлял эту самую Аню очень юной барышней. Этакая хрупкая красотка, оказавшаяся бессильной против нахлынувшего урагана страстей.

— Привет, Семён! — к нам навстречу шагнула молодая женщина с внешностью настолько далёкой от «принцессиной», насколько и от роковой. Медовые волосы пострижены длинным каре, минимум косметики. И лицо такое… свойское. Подруги-своего парня.

— А вы, видимо, и есть тот знаменитый Велиал, о котором мне ребята так много рассказывали.

Девушка широко и обезоруживающе улыбнулась и протянула мне руку.

— Приятно познакомиться, — я изобразил шутовской поклон и галантно поцеловал её протянутую явно для рукопожатия руку.

«Лучше бы эта Аня была принцессой», — подумал я. — Капризной и стервозной'.

Не вязались у меня шекспировские страсти, со слезами и клятвами «это в последний раз». Да и в случайности встреч я как-то засомневался.

Но это как-то мимоходом все промелькнуло в голове. Даже если эта Аня бессовестно соблазнила Сэнсея, то что? Он мальчик взрослый, вполне способен себя защитить. Ну и принять нужные решения тоже.

— Пойдёмте скорее уже отсюда! — Аня вручила Сэнсею вместительную спортивную сумку с надписью «СССР — 80» и уверенно двинулась к ступенькам моста.

«Лет тридцать ей», — подумал я.

Подумал бы, что меньше, но очень уж умело она красилась. Юные принцесски девяностых как правило так не умеют. На местный молодежный макияж я только-только привык смотреть без смеха и слез. А у этой Ани с лицом было все в порядке. Косметика замаскировала следы усталости после долгой дороги, но при этом ее было почти незаметно.

— Дорога была — просто кошмар! — жизнерадостным голосом рассказывала Аня. Она шла рядом с Сэнсеем, но периодически оглядывалась на меня. — В Москве в этот вагон набилась школьная команда по карате. Эти бандерлоги скакали по полкам и головам пассажиров до самой Казани. Когда они вышли, им разве что вслед платочками не махали. Мол, какая радость, что вы наконец-то уходите.

Смеялась Аня заразительно и открыто. Рассказывала живо, бодро и с юмором. На хреновые приключения в поезде она не жаловалась, а, скорее, хвасталась ими.

На первый взгляд, человек она позитивный, лёгкий и уверенный в себе.

Хотя нет, такая она как раз на второй взгляд. На первый я решил, что она коварно соблазнила моего друга Сэнсея и сейчас ведёт в «Папоротнике» какие-то странные игры. И не расходится с Сержем, чтобы держать Сэнсея в виноватой зоне.

— Но я недолго радовалась, — Аня снова мимоходом улыбнулась мне через плечо. Улыбка была настолько светлой и искренней, что я тут же устыдился своего «первого взгляда». — Ко мне в купе подсели трое вахтовиков, которым на самом деле нужно было в Тюмень, но там билетов нет, они делают теперь крюк через Челябинск. И первое, что они сделали — та-дам! — они достали водку. А потом…

Голос Ани журчал, пока мы поднимались на мост. Потом в туннеле. Ненадолго замолк в здании вокзала, но потом мы вышли на площадь, и Аня продолжила свой рассказ, в котором фигурировали самые разные категории неприятных попутчиков. Если не врёт, то поездка была прямо-таки «буллшит-бинго».

Что самое странное, непрестанно болтая, Аня не выглядела при этом болтливой.

— Слушайте! — Аня остановилась и повернулась ко мне. Сделала это так резко, что дистанция сократилась, и я, чуть было, в нее не врезался. — Мне тут в голову идея пришла. Семена не спрашиваю, он не местный, но ты-то должен знать!

— К вашим услугам, барышня! — отшагнув чуть назад в шутовской поклоне, ответил я.

— А кафе «Петушок» ещё живое? — с искренним интересом спросила она.

Ну да, а кто

мне сказал, собственно, что эта самая Аня в Новокиневск в первый раз приехала?

— Если вон в той точке прожектор повесить, нормально будет, — Стас указал пальцем в то самое нужное место. — И тогда если дым пустить, то получится такой конус света. Как в кино.