— Ты ведь уже понял, да? — Наташа толкнула меня в бок острым локтем. — Как думаешь, он согласится?
— Водку? Теплую? В сортире? Из мыльницы? — заржал я. — Наверняка не откажется! Надо с ним поговорить.
— Нет, стой! — Наташа ухватила меня за рукав. — Я еще не до конца все придумала!
— О чем болтаете? — спросила Ева, усаживаясь рядом с нами прямо на пол.
— Кажется, я от кого-то подхватила склонность к скрытности! — Наташа всплеснула руками. — Нет, Велиал, ты прикинь, я только что хотела ответить Еве, что наш разговор секретный! Ужас! Это я точно с Риткой пообнималась, и она меня заразила.
— Орлова Ритка? — спросила Ева.
— Ну а какая еще? — Наташа сделала большие глаза. Я смутно помнил имя. Одна из девчонок из «Африки». С загадочным лицом и склочным характером.
— Так, а говорили-то вы о чем? — Ева, прищурившись, посмотрела на Наташу. И та взялась пересказывать ей идею о том, чтобы устроить концерт Сэнсея в нашем будущем ночном клубе, который пока еще выглядит как обычный цех обычного завода. Я оставил их азартно обсуждать эту идею, а сам снова включил камеру и двинул поближе к кольцу, окружающему Сэнсея. Поймал в объектив Жана, который как прилип к нему с самой нашей встречи в аэропорту, так и не отходил ни на шаг. Кажется, даже в сортир его сопровождал.
— О, Велиал! — Сэнсей взмахнул в мою сторону рукой. — А я тебя потерял, думал даже, что ты ушел! У меня есть парочка идей насчет нашего фестиваля!
Я с удовольствием отметил этого вот «нашего».
— Ой-ой, — с притворной тревожностью отозвался я. — Мне заранее страшно после твоей логичной теории, что жить нужно с приключениями и хаосом!
Глава 18
Шутихин-старший притащил откуда-то из своих запасников коробку свечей. Старых таких, частично погнувшихся от времени. В детстве парочка подобных всегда хранилась у нас в одном из кухонных ящиков. На случай отключния света. И когда оно случалось, мама или папа доставали их, поджигали фитиль, капали несколько капель расплавленного парафина на блюдечко… Тоже, кстати, специальное. Оно стояло за шторкой на кухонном подоконнике. В нем всегда была натекшая лужица застывшего парафина. Которую маленький я постоянно отколупывал, чтобы…
Все эти воспоминания пронеслись в моей голове, когда слегка подвыпившие соратники художника принялись приспосабливать в качестве подсвечников пустые бутылки. Свечи были толстоваты для узких горлышек, приходилось сначала долго держать их «хвостовую часть» над пламенем другой свечки, прежде чем удавалось запихнуть его в бутылку.
В свете трепетного пламени студия приобрела вид загадочный и романтичный. Голоса стали звучать тише. И Сэнсей взялся за гитару.
— В одном году, не помню точно
Случайно встретился мне друг
Мой вдохновения источник
И мой спасательный круг
История пишет рассказ
Судьбою играя беспечно
Я видел тебя в первый раз
Но знал как будто вечность…
Сидели на полу, сидели на диванах и стульях. Шепотом говорили, шепотом смеялись. Передавали друг другу гитару, пели знакомые и незнакомые песни. Я обнимал Еву, улыбался. Все-таки, у Сэнсея была какая-то личная магия, которая не позволяла довольно многолюдной гулянке с довольно большим количеством алкоголя свалиться в мутное агрессивное тусище с постепенно тупеющими лицами и стеклянеющими глазами. Капли воска стекали по бутылками, сгоревшие свечи тут же заменялись другими. Новые пустеющие бутылки тоже становились подсвечниками…
— Мне как-то одна подруга рассказала по секрету один способ гадания, — сказала Ева, трогая пальцем только что скатившуюся по стеклу каплю парафина. — Она говорила, что это прямо тайна. Что так гадать нужно только какой-то один день в году. И что это настоящая магия…
— А в жертву никого не нужно было приносить? — усмехнулся я.
— Может быть и нужно было, — пожала плечами Ева. — Возможно, тогда бы лучше получилось. В общем, нужно было расплавить воск и быстро вылить его в холодную воду. Он застынет в хитрой и причудливой форме. И образ этот предскажет нам судьбу. Ну, я ей говорю: «Давай же немедленно это попробуем!» А она мне: «Это очень опасно! Ты призовешь опасные силы, и они смогут…» Короче, я не очень поняла, что за такая опасность нависнет над моей головой. Переубедила ее, тем более, что мы ночевали тогда у меня, а отца не было дома.
— Судя по твоему ироничному тону, никакой особой магии не случилось? — спросил я.
— Ага, — тихо рассмеялась Ева. — Мы раскрошили свечку в ковшик, поставили на плиту. И налили в миску воды. Для драматического эффекта я даже верхний свет выключила. И свечи зажгла. Короче, парафин расплавился, я его вылила в воду. Ну и получилась такая почти круглая блямба. Я ее из воды достала, покрутила с разных сторон. А подруга говорит: «Это же парафин, неправильно! Нужен настоящий воск!» А я говорю: «Ну и где мы возьмем воск?» А она говорит: «Церковные свечки из него делают!» Знаешь, что странно во всем этом?
— Что? — я с интересом склонил голову.
— Она так боялась, — хмыкнула Ева. — Серьезно, ее аж трясло. Пока мы плавили парафин на плитке. Потом она хватала меня за руку, когда я выливала парафин в чашку. А когда я собралась вытащить эту блямбу из воды, закричала: «Не трогай! Это опасно!»
— Эх, нет в тебе настоящего мистического трепета, — я обнял Еву за плечи и прижал к себе.
— Но это ведь еще не конец истории, да? — спросил Сэнсей, который в этот момент тоже как-то оказался рядом.
— Не конец, — Ева покачала головой.
— Ну так продолжай же, прекраснейшая! — Сэнсей опустился на пол перед нами и сел по-турецки.
— Мне стало любопытно, — улыбнулась Ева. — Ну, в том смысле, что вполне возможно и правда дело в воске. И наш свечной парафин для таких экспериментов не годится. И я честно на следующий день доехала до церкви и купила там несколько свечек. Ой, вообще по-дурацки вышло, меня чуть не выгнали оттуда какие-то бабульки, когда я ляпнула, что гадать собираюсь!
— Не выгнали? — засмеялся я.
— Неа, — Ева помотала головой. — Я умею быть убедительной. И переобуваться в прыжке. Извинилась, сказала, что пошутила. А свечи пришла по поручению бабули покупать. В общем, прихожу домой. Беру тот же самый ковшик, крошу туда теперь уже честные восковые свечи…
Ева замолчала и огляделась. Вокруг нас уже собралось десяток человек, и все с интересом слушали ее историю.
— Я тогда подумала, что делаю что-то неправильно, — продолжила Ева. — Что нужно как-то настроиться что ли. Я опять выключила свет. Зажгла одну из церковных свечек… Попыталась проникнуться моментом. Ну, там, потусторонние силы как-то призвать, и все такое. Но никак не получалось. То ли потусторонние силы меня игнорировали, то ли у меня восприимчивость к ним, как у бревна. Короче, воск расплавился, и я вылила его в воду.
Ева сделала паузу. Все, включая меня, Сэнсея и Наташу, молча ожидали продолжения.
— Короче, два вывода, — широко улыбнувшись, сказала Ева. — Воск для таких манипуляций подходит больше. Ну, в смысле, когда его выливаешь в воду, клякса получается более замысловатой.
— А второй? — нетерпеливо спросила Наташа.
— С предсказаниями судьбы у меня все плохо, — Ева развела руками. — Я разглядывала-разглядывала восковую штуку. И так, и эдак ее крутила. Но ничего разглядеть не смогла эдакого.
— Если я правильно понимаю смысл такого гадания, — задумчиво произнес я. — Имеют значения первые пришедшие в голову ассоциации. Ну, как с клаксами в тесте Роршаха. Один видит летучих мышей, другой — цветы.
— И как такие штуки связаны с предсказанием судьбы? — усмехнулась Ева.
— Каким-то образом, — я пожал плечами. — Наша судьба зависит от нашего настроя и нашего к ней отношения. У пессимиста — мрачные ассоциации. Он ждет от судьбы подвохов и лишений. Ну и… получает.
— Веееелилал, ну это же неправильно! — всплеснула руками Наташа. — Вот зачем ты тянешь в мистические материи свою железобетонную логику⁈ Ведь гораздо интереснее считать, что странную форму воску придают незримые пальцы потустороннего существа!