— Слушай, а ведь мы собирались зайти в какое-нибудь кафе… — Агата коснулась моей руки, возвращая из своих мыслей к реальности.

— Увы, милая, — я дружески подмигнул и потрепал ее по плечу. — Не сегодня. Сегодня мне уже пора. Поймать тебе такси до офиса? Или сама доберешься?

Я помахал ручкой отъехавшей от обочины шестерке. Запомнил номер на всякий случай. Хотя водитель, седенький старичок, не внушал никаких особых опасений. Просто привычка.

Выдохнул и посмотрел на часы. На самом деле, у меня было время на то, чтобы забежать пообедать. Просто я не собирался это делать в обществе Агаты. Так что я неспешно свернул с Ленинского и направился в сторону НЗМА. Там как раз по дороге есть кафешка, где относительно съедобно кормят. И как раз раз успею до назначенного мамой часа икс. До встречи с Николаем Борисовичем. Ну а потом можно и к «ангелочкам» заглянуть. У них как раз сегодня первая репетиция после гастролей.

К проходной завода я подошел четко в назначенное время. В клетушке вахтера меня уже ждала мама. Собранная, деловитая.

— Здравствуй, Володя, — она быстро меня обняла. — Значит, слушай внимательно. Я Николаю Борисовичу в общих чертах про твою идею рассказала, но он пока сомневается. Он дядька неплохой, на самом деле. Но человек старой формации. Понимаешь же, что я имею в виду?

— Надеется, что это все ненадолго? — усмехнулся я. — Что нужно только немного подождать, а потом все возьмет и вернется как было?

— Вроде того, — мама кивнула и улыбнулась. — В общем, ты на его нытье главное не обижайся. Он будет стонать и переживать, но мы с тобой его дожмем, если проявим немного терпения.

— Быть вежливым паинькой? — хмыкнул я.

— Вот видишь, какой ты у меня умный, — засмеялась мама.

— Упереться рогом может? — спросил я. — Ну, там, есть что-то такое, чего точно говорить не стоит?

— Хм… — мама задумалась. — Да нет, ничего такого. Просто придется тридцать три раза все повторить. И со всем уважением выслушать, как он будет сомневаться, сокрушаться и предаваться воспоминаниям.

— Понял, — кивнул я. — Принял. Готов работать. Ну что, идем?

— Ага, — мама кивнула и решительно направилась к административному корпусу. Тому же самому, в подвале которого была берлога моих «ангелочков». Только мы пошли н к боковому входу, а к центральному. К крыльцу с бетонным козырьком. Скрипнула дверь, изнутри пахнуло неудовимым запахом заброшенности. Наши с мамой шаги отдавались гулким эхом. Внутри царила сумрачная тишина. Пыльные стекла почти не пропускали солнечные лучи.

— А тут кроме него кто-нибудь есть вообще? — шепотом спросил я. — Или он тут один над златом чахнет?

— Если честно, даже не знаю, — тоже шепотом ответила мама. — Это Николаю Борисовичу что-то в голову взбрело, что разговор должен состояться непременно в официальном кабинете. Я предлагала у меня поговорить. Там хотя бы чай с печеньем есть.

Мы поднялись на второй этаж, свернули в очередной бесконечно длинный коридор. Мама остановилась рядом с дверью «Первый заместитель директора». Подмигнула мне, пожала тихонько руку и без стука толкнула дверь.

— Николай Борисович? — сказала она. — Можно?

— А, Валя! — раздался голос откуда-то сбоку. — Заходите-заходите. Я сейчас…

Хозяина кабинета мы застали за совершенно неожиданным делом — он стоял на подоконнике. Без пиджака, в рубашке с закатанными рукавами. И с тряпкой. На полу рядом с окном — ведро.

— Не могу я терпеть грязные окна! — он, кряхтя, спустился вниз, наступив на стул, как на ступеньку. — И почти успел ведь, а! А это и есть твой сынуля? Ничего себе, как вымахал! А я ведь тебя совсем пацаном в прошлый раз видел! Помнишь, как ты от меня за кирпичами прятался, а?

— Здравствуйте, Николай Борисович, — вежливо улыбнулся я.

— Да вы садитесь, садитесь! — хозяин кабинета, чуть косолапя, потопал к своему месту за массивным письменным столом. В кабинете царила идеальная чистота. Прямо до блеска все отмыто, будто он с самого утра тут горбатился, наводя марафет. На полке за спинкой его стула стояло несколько спортивных кубков, так вот даже они зеркально сияли.

— Николай Борисович, я тут кое-чего к чаю принесла, — мама поставила на стол свою внушительных размеров дамскую сумочку. И выложила оттуда блестящую коробку конфет, картонную упаковку пирожных, шоколадку.

— К чаю — это хорошо! — Николай Борисович плюхнулся на свой стул и шумно выдохнул. — Владимир, не в службу, а в дружбу, чайничек в розетку включи, а то я что-то умаялся…

Я на свое место сесть еще не успел, так что направился к «чайному столику» в дальнем углу. Когда-то на нем явно постоянно водились всякие конфеты-печенья. А сейчас остался только металлический электрический кофейник. Тоже отполированный до блеска. Я усмехнулся. Пока что этот дядька мне нравился.

— Значит так, Валентина, — переводя дыхание, сказал Николай Борисович. — Вот какие у нас с тобой дела…

— А если с проверкой придут? — Николай Борисович уже в третий раз во время нашего разговора вскочил и принялся расхаживать взад и вперед. И вопрос тоже в третий раз звучал.

Я бросил взгляд на маму. Та едва заметно улыбалась. Точнее, это была даже не улыбка, а искорка в глазах и дрогнувшие уголки губ.

— Пока ведь не приходили, — терпеливо сказала она. Тоже в третий раз. И сжала под столом мою руку, чтобы вот на этом этапе я не вмешивался. Во всяком случае, я истолковал ее жест именно так. Мое соло уже благополучно завершилось. Я выступал первые минут пятнадцать. А дальше Николай Борисович изволил нервничать, потеть, вскакивать и ходить из стороны в сторону.

— Не приходили, — он покивал и снова сел. Сцепил руки в замок, изо всех сил стараясь не показать, что они дрожат.

— Коля, ну мы же с тобой уже сколько лет вместе работаем, — мама подалась вперед и заглянула ему в лицо. — Придет проверка — выкрутимся. Скажем, экспериментальная ночная смена была. Или экскурсия из ПТУ. В научно познавательных целях. Можем прямо сейчас с тобой учредить отдел работы с подрастающим поколением. И печать шлепнуть.

— Детский сад учреждаем, — вдруг засмеялся Николай Борисович. — Ох, авантюристы мы с тобой, Валя!

— Не мы такие, жизнь такая, — мама развела руками и улыбнулась теперь уже открыто. — Раньше задницу гендира с тобой спасали, а теперь спасать некого, так что…

— Цех, говорите, нужен, значит… — Николай Борисович снова встал. Но теперь не суетливо вскочил и забегал, а степенно так поднялся, сунул руки в карманы и подошел к плану территории на простенке между окнами. — Первый и второй нельзя, там оборудование… В третьем крыша в одном месте прохудилась… Четвертый… Даже не знаю. В четвертом была сборка, столы на склад унести, и все. Но он маловат может оказаться.

— А стекла там целые? — спросила мама. — Так-то он в сторонке, удобно. Там еще и ворота западные рядом.

— Стекла целые, — сказал Николай Борисович. — Ну, почти. В одном месте там побили, но заделали фанерой. Так, Валя! А на что вам стекла, раз ты сама говоришь, что туда вечерами-ночами будут приходить и музыку играть?

— Володя, а ты что скажешь? — мама повернулась ко мне. — Ты же был в четвертом цехе. Помнишь, когда вы в десятом классе на отработки приходили, вас туда водили. Вы там еще беготню устроили, как первоклашки. Места там, конечно, поменьше, чем в первом и втором, но…

— А мы можем сходить посмотреть? — предложил я. — Одно дело тогда на отработке, а вот сейчас там что?

— Да можем, что ж не посмотреть-то? — усмехнулась мама до того, как Николай Борисович успел ответить.

— Вы сходите тогда, — сказал Николай Борисович. — А я пока окно домою. А то оно одно грязное, как ножом по яй… В общем, не люблю я, когда окна грязные.

Мы с мамой синхронно кивнули и вышли из кабинета.

— Теперь только от тебя все зависит, — проговорила она, когда мы подошли по гулкому пустому коридору к лестнице. — Не знаю даже, удастся тебе зазвать сюда какой-то народ или нет…