— Да, забыл! Всё впопыхах же сделал, а когда время поджимает, я всё время что-то да забываю. Вот и про эти фотографии из головы вылетело. А как домой вернулся, так спохватился.

— Ладно, передам без проблем, вместе с остальными.

— Только без разрешения снимки не смотри!

— Как скажете, — я пожал плечами, пряча конверт в общую папку.

— Как пошлёшь фотографии — дай знать, пожалуйста.

Я заверил, что сразу сообщу это главному редактору. Вениамин, весь взмыленный, но довольный, ушёл. А меня на выходе из подъезда ждал ещё один сюрприз. В дверях я столкнулся с Курочкиной. Так получилось, что мы друг друга сразу не заметили, и я выронил папку со снимками Киры на крыльцо. Папка соскользнула по ступенькам, и фотографии выпали, в том числе те, что Вениамин припрятал в конверте, как выяснилось, подальше от посторонних глаз.

Повисла неловкая пауза. Курочкина молча и совершенно растерянно хлопала глазами. Потом попыталась проскользнуть в подъезд мимо меня. Я хотел взять её за локоть, видя, как начинает перекрашиваться её лицо, но следовательница ловко вырвалась.

— Пусти, — процедила она.

Такой злой, как сейчас, я её ещё не видел. Но всё в жизни бывает впервые.

— Курочкина…

— Оставь меня!

Девчонка зацокала каблуками. Только её и видели… да уж. Я вернул взгляд на разлетевшиеся по пыльному асфальту снимки и озадаченно поскрёб макушку. Нехорошо получилось. Вот почему Вениамин просил без спроса не заглядывать в фотографии, спрятанные в газетном конверте. Правда, непонятно, к чему она приревновала — к тому, как я поступил с её бывшим, или к снимкам Киры? Чужая душа — потёмки, а женская тем более. Я пожал плечами, собрал снимки в папку и пошёл в общагу, где меня ожидала Аня.

Вторую ночь подряд я провёл с Аней. И, черт возьми, был не прочь проводить следующие ночи в таком же формате. Тем более, организму (по крайней мере, пока) вполне хватало нескольких часов сна под конец бессонной ночи. Ну а утренние завтраки в постель от Ани — это отдельное произведение искусства. Поэтому второй день подряд я шел на работу в приподнятом настроении.

Планерка нас ждала в начале рабочего дня. И сегодня атмосфера среди состава мастеров и замов отличалась от вчерашней. Если вчера мужики были улыбчивые, шутили, то сегодня все стояли с озадаченными лицами. Мне хотелось верить, что это — предвестник хорошего, вдумчивого рабочего настроя у моих коллег. Правда, хорошо предание, да верится с трудом, ведь, скорее всего, коллеги опасались того, как и чем закончится совещание. И, естественно, переживали, как бы сегодня не полетели и их головы. Правильно делали, кстати. Рома очень чётко обозначил свою позицию — кто не с нами, тот против нас.

— Егор, здорово! Ну что, ты приготовил план? — таков был первый вопрос, который, очевидно, задавали каждому вошедшему.

— Я вот думал целый день и ничего не придумал, — признался один.

— У меня то же самое, — сказал второй.

— И у меня!

— Я тоже ни хрена не подготовил!

Поднялся галдеж, мастера и замы дружно заверяли, что не сумели толком подготовиться к сегодняшнему совещанию. Теперь понятно, почему у них такие лица — совещание через пять минут, а сказать им начальнику нечего. Погалдели, помахали руками, а после снова переключились на меня.

— Ну расскажи, ты хоть что-то придумал? — последовал вопрос.

— Вот с минуты на минуту и узнаете, — улыбнулся я, сжимая под мышкой листы бумаг.

— Щас, только Ромка придёт! — Серега посмотрел на наручные часы. — А то он что-то сегодня опаздывает.

— Начальство не опаздывает, а задерживается! Чего не заходим, мужики? Особое приглашение нужно? — из-за спины в этот момент раздался голос Романа.

Начальник цеха на самом деле пришел на работу минута в минуту. Пояснил, что его с утра пораньше вызывали в заводоуправление, на ковёр.

Он проскользнул в кабинет, и на ходу раздеваясь, пригласил заходить остальных.

— И чего там, в заводоуправлении, интересного говорят? — спросил один из замов.

— Требуют новый план или подтверждение, что нынешний будет выполнен. Так что план нужен сегодня, а то меня сожрут, и всех лишат премии, — он выдохнул. — Теперь мне понятно, почему начальники так не любят ходить наверх.

Лица присутствующих вытянулись ещё больше, но теперь мне было понятно, что к чему. Все начали рассаживаться по местам, и никто не горел желанием садиться рядом с начальником. Поэтому рядом с Ромой сел я, положив на стол свои бумажки.

— Так! Давайте, по очереди выкладывайте мне свои мысли, как и что вы видите возможным изменить, — попросил начальник. — Надеюсь, вам хватило времени, чтобы подготовиться?

В ответ повисла гробовая тишина.

— Итак, по порядку пойдём — первый участок! Выкладывай.

Мастер первого участка кашлянул в кулак и заерзал на стуле, всячески пытаясь оттянуть свой доклад. Докладывать-то было нечего.

— Ром… как бы тебе сказать, — начал он издалека.

— Говори, как есть! — поторопил его тот.

— Вот ничего в голову не лезет, если бы знал, как работу поменять, то, наверно, это бы уже сделал, — выпалил мастер первого участка. — А так, не буду врать — никаких предложений у меня нет.

Рома нахмурился, но промолчал, переваривая услышанное. Заметив, что начальник недоволен, мастер первого участка поспешил добавить:

— Но если ты велишь, что мне надо делать, то буду выполнять. Ты же хотел знать, в одной ли я с тобой команде или порознь? В одной, но что делать — не знаю, хоть убей.

Примерно те же самые ответы последовали и от остальных мастеров и замов. Как и просил Рома, докладывали по очереди, так что все стелили по-разному, закапываясь в витиеватые формулировки, но сводилось к одному и тому же. Что делать, никто не знал, но уже если сам Рома сориентирует и направит, то работать никто не отказывается.

Я внимательно наблюдал за ходом совещания и за тем, как постепенно менялось лицо Романа. Сначала на его щеках вспыхнул румянец, потом сошел, и лицо стало бледным. Всё-таки начальник не рассчитывал услышать лавиной хлынувшие «не знаю, не умею, не могу». Но реальность была такова — никто не имел ни малейшего понятия, как можно изменить непростую ситуацию в цеху. И очень похоже, что этого не знал и сам новый начальник.

— Серёга, ну а ты чего скажешь? — с надеждой посмотрел Роман на старшего мастера. — У тебя-то наверняка идеи есть.

— Ну-у, как бы так сказать, — протянул старший мастер, и я видел, что Серёга тоже замялся.

Он начал говорить что-то о понимании реальных показателей плана, растекаться. Вот только ничего толкового и относящегося к делу так и не сказал. Я не стал ждать, пока он утонет, и решительно его перебил.

— Серёж, я предлагаю рассказать Роману всё, что мы с тобой обсуждали.

Все тут же уставились на меня, и я, взяв первый из подготовленных мной листов, начал излагать коллегам свой план.

— Я вижу, что для решения проблемы понадобится комплексный подход. В моем плане несколько пунктов. Просьба сначала выслушать их все, а уже затем я буду готов ответить на возможные вопросы, дополнения и предложения.

Коллеги закивали, показывая, что поняли и приготовились меня слушать. Я последовательно начал перечислять эти самые пункты. Первое — я предлагал изменить само распределение работы, как между участками, так и более дробно, на уровне производства отдельных деталей.

— Предлагаю отойти от перекосов. У нас не должно быть участков, у которых более выгодные детали — я думаю, что никто из вас не станет отрицать, что такая проблема присутствует?

— Ну, Егор, я бы не назвал это прямо уж проблемой, — не выдержал и включился раньше, чем я просил, мастер первого участка.

Конечно, участок у него был первым не только по номеру, но и по этому самому перекосу. На первый участок традиционно отходили лучшие позиции, многие рабочие там имели личное клеймо, и считалось, что они и только они могут делать самую ответственную работу, а отсюда шли и более привлекательные расценки. Но это на бумаге. А я тем временем внимательно выслушал возражение мастера.