— Я вызвала такси, ко мне сейчас мама приедет, она очень сильно переживает по поводу случившегося. И она останется у меня с ночевкой.

— Вон как, ну, мама — это святое, — согласился я, сам думая о том, что мне теперь не придётся искать повод, почему я не хочу оставаться у Киры на ночь. Можно сказать, что внезапно появившаяся мама меня даже выручила.

Хотя зачем такси Кире, если отсюда до её дома было минут пятнадцать неспешным шагом? Я решил спросить об этом у неё, а она заверила, что сначала заедет к маме, а к ней домой они уже пойдут вместе.

— Егор, ты иди, мама будет лишний раз волноваться, если увидит дочь с кем-то. Она такая у меня мнительная! Ты не просто себе не представляешь.

— Ладно, — я пожал плечами. — Хорошего тебе времяпровождения с мамой. А я пойду.

Мы поцеловались на прощание, но я заметил, что Кира как-то прохладно сделала это. Обиделась-таки, после того, как я пошёл провожать Любу, девчонка раскисла и стала какой-то другой. Сейчас наверняка давала мне понять, что ей такое не подходит. Не подходит, значит, не подходит, никого переубеждать я не буду. Я ей ничего не обещал, как и она мне. Больше ничего не говоря, я пошёл от подъезда прочь, а Кира осталась дожидаться такси.

На повороте дома я споткнулся и за малым не убился — за всей этой суматохой не заметил, что у меня шнурок развязался. Наступил на шнурок и чуть не попал под колеса заехавшего во двор автомобиля — новенькой шестёрки кремового цвета, такую модель жигулей только в этом году начали выпускать, и прохожие нередко заглядывались на новинку.

Водитель, вовремя среагировав, просигналил, привлекая моё внимание. Я махнул. мол. извиняй, шеф. П попытался разглядеть лицо водителя, чтобы хоть поймать его взгляд, но из-за света фар, слепящего глаза, сделать у меня этого не получилось. Я отошел с проезжей части на тротуар и присел завязывать шнурки. Боковым зрением увидел, как шестёрка медленно проехала во двор, там остановилась возле одного из подъездов. Водитель не стал глушить мотор, значит, кого-то ждал. Это явно не такси, в СССР в таксопарках «Волги» были, поэтому приехали точно не за Кирой, да и шашечек на автомобиле не было. Нет, я оказался неправ — к машине подошла именно Кира и села на пассажирское сидение спереди. С минуту шестерка стояла, а затем тронулась. Я хотел взглянуть на номера, но до машины было слишком далеко, да мне и не хотелось, чтобы Кира подумала, что я тут организовываю слежку. Проезд через двор здесь имелся, и шестёрка укатила прочь, в скудные огни ночного города.

Я завязал шнурки, выпрямился и пошёл дальше своей дорогой. Видимо, у Киры появились на вечер тайные планы — ведь никакое это было не такси. И очень вряд ли за рулём шестёрки находилась ее мама. Да и фиг с ней, для серьёзных отношений я её как-то не рассматривал. Баба с возу и волки сыты.

Я быстро выкинул Киру из головы и по пути в общагу мысленно подвёл итоги сегодняшнего дня. Минувшие сутки я почти целиком провёл на ногах. Зато результат был действительно ошеломительный. При помощи милиции нам удалось провести, и довольно-таки ювелирно, операцию по задержанию Климента. Верхушка мошеннической схемы, процветавшей в седьмом цеху, сегодня была вырезана, как опухоль. Остальным вольным или невольным участникам данной схемы выпадал неплохой шанс все переосмыслить и больше не заниматься такими вещами. Я при всём желании не мог повлиять на ход дальнейшего расследования. Но был почти уверен, что старший мастер и другие фигуранты этого дела получат в лучшем случае незабываемые эмоции от посещения отдела. Плюс — о задержании начальника цеха быстро станет известно остальным начальникам, их замам, старшим мастерам, да всем другим. И все те, кто занимался подобными вещами у себя, как минимум крепко задумаются и на время прекратят свою деятельность. Ну а как максимум поймут, что неприкасаемых нет и в любой момент на завод может прийти следственно-оперативная группа по их душу.

У меня же на завтра намечался не менее насыщенный день. И я уже предвкушал, что арест Климента станет главной темой повестке завтрашнего дня. Каждый будет считать, что обязан задать мне вопрос и выведать подробности, которые раньше были неизвестны. Так что надо подготовиться — придумать и повторить про себя, как я буду отвечать на поступающие вопросы. Это тоже не всё, я был абсолютно уверен, что мне ещё придётся не единожды сходить в отдел и дать показания.

Впрочем, это всё рутина. Куда больше я думал о том, что теперь с с переводом в другой цех у меня не возникнет никаких проблем. Завтра, прямо с утра, пойду в свой родной цех и буду договариваться с начальством. Благо начальника своего цеха я хорошо знал — и также хорошо представлял, что ему нужно сказать, дабы доказать свою полезность на новом месте. Разряд у меня теперь был, так что никаких препятствий для перевода я не видел.

Сделав резюме сегодняшнего дня и набросав таким образом планы на день завтрашний, я зашёл в общагу.

— Чего так поздно, Егор? — заинтересовалась тетя Клава.

— Жизнь молодая кипит, — отшутился я, взглянув на часы на первом этаже — время со всеми этими гулянками я упустил, было начало двенадцатого ночи.

— Я все понимаю, но правила для всех одинаковые, и после одиннадцати вечера никаких хождений быть не должно! — дежурно запричитала вахтёрша.

Я, рассыпавшись в самых разнообразных извинениях, обаятельно улыбнулся и пошёл к лестнице и, поднявшись на свой этаж, наконец, зашёл в комнату. Валёк уже спал, укутавшись в одеяло, а по комнате разносился его не очень мелодичный храп. Свет в комнате был выключен, и, чтобы не мешать соседу, я решил его не включать снова. Припозднился — прокрадусь и в темноте. Подойдя к шкафу, я вытащил плечики, чтобы повесить раздеться и повесить одежду. Сейчас схожу в душ, почищу зубы — и спать. До подъёма-то мне так много времени осталось. Однако, раздеваясь, я вдруг нащупал в кармане какой-то незнакомый клочок бумаги. Поначалу я решил, что это деньги, но, вытащив его, увидел записку, кем-то мне оставленную.

На мятом листке чьей-то рукой был написан номер телефона, ниже имелась приписка: «Позвони»!

Почерк был корявый, писали явно впопыхах. Хотят звонка — позвоню, только уже не сегодня. Сегодня пора на боковую, да и тетя Клава не подпустит меня ночью к телефону — спасибо, что впустила. С этими мыслями я сунул записку обратно в карман, лег на кровать и меньше чем через минуту захрапел в унисон с Валентином.

— Доброго утро, теть Клава! — на следующее утро я поздоровался с вахтершей и потянулся к трубке телефона. — Мне на минутку надо позвонить.

Вытащив из кармана помятый листок с оставленным кем-то номером, я уже приготовился набирать цифры, но, поднеся трубку к уху, услышал тишину — никаких гудков, ни коротких, ни длинных. Телефон не работал, я даже на всякий случай проверил, на месте ли провод, и заметил, что провод, что называется, с мясом вырван из телефонной розетки. Покосился на тетю Клаву и спросил:

— А что тряслось? Кому телефонный провод помешал?

— Да что, некоторые жители у нас не смотрят под ноги, — пояснила она. — Винокуров со второго этажа сегодня с утра провод вырвал чуть ли не вместе с розеткой. Вот теперь потопал в АТС, чтобы вызвать мастера. Так что покамест мы остались без связи.

— Ясно-понятно, — я положил трубку обратно,. — Ну, надеюсь, что все починят, теть Клав.

— Конечно, починят, куда же они денутся, в первый раз что ли, — отмахнулась вахтёрша. Пристально на меня посмотрела. — Егор, а ты, случаем, не в милицию звонить собрался?

— Да нет, не в милицию, — осторожно ответил я. — А почему вы спрашиваете?

— До того, как Винокуров тут все поломал, тебе из отдела женщина какая-то звонила, — пояснила тетя Клава и попыталась припомнить фамилию. — То ли Птичкина, то ли Синичкина… Несерьезная фамилия, пернатая.

— Курочкина?

— Точно, она! — согласилась вахтерша. — Помню только, что-то с птицами связано, память вообще уже, дырявая, что твой дуршлаг. Так вот это Курочкина велела тебе передать, чтобы ты прямо с утра наведался в отдел.