Идиот? Возможно. Сомневаюсь, захочет ли Ромов-старший повторить нашу увлекательнаб беседу. Но бросить девчонку одну я не смог. Вот не смог и все тут.

— Деева, поимей совесть! Стой! Я, блин, сейчас упаду, убьюсь к чёртовой матери и виновата в этом будешь ты! А тебе нельзя. Староста класса не может быть причиной внезапной кончины одноклассника.

— Чего тебе?

Наташка резко остановилась и повернулась ко мне лицом. В руке она по-прежнему держала вазочку. Прямо с ней и смылась. Видимо, тоже не особо хорошо соображала.

— Чего мне? Да я хочу с тобой поговорить! Хватит вести себя вот так. Ну что за детские заскоки? Все, мы уже на улице. Можно спокойно обсудить случившееся.

— О чем поговорить? Что обсудить? — Нервно рассмеялась Наташка.

Она хотела упереться рукой в бок, типа принять агрессивно-обвинительную позу, хотя вообще не понятно, в чем я виноват, но чертова вазочка помешала ей это сделать.

Девчонка опустила взгляд, посмотрела на предмет, который наглым образом утащила из дома Ромовых, и судя по удивлению, не поняла, какого черта это оказалось у нее. Ну точно говорю, плохо соображала.

— Я не понял, почему Ромов — твой отец. Ты говорила, будто папа умер. Ёжика вспоминала. Все дела. У тебя раздвоение личности? Или что?

— Петров… — Наташка, вздохнув, закатила глаза, а потом вдруг резко успокоилась. — Ты не отстанешь, да?

— Сама как думаешь? Тут вон, волнительные подробности вскрылись. Конечно, не отстану. Мы же эти… друзья.

Последнее слово я выпалил в один заход, скомкав все звуки в нечто непонятное. В итоге получилось не «друзья», а «дрзя». Просто далась мне данная формулировка не очень легко. Друзья… Ага…

Но Деева, похоже, все поняла. В ее взгляде мелькнуло что-то трогательное, похожее на благодарность. Однако, тут же все няшные эмоции сменились обратно на раздражение.

— Я не хочу это обсуждать! Нет, не раздвоения. Вранья тоже не было. Все правда. И про папу, и про ёжика.

Наташка хотела развернуться, затем снова рвануть вперёд, но я успел поймать ее за руку. Правда, сразу же отпустил. Девчонка так зыркнула глазищами, что меня аж пробрало.

— Ты сама говорила, товарищи должны помогать друг другу. Мы же пионеры. Ну?

Деева в ответ снова гневно сверкнула глазами. По-моему, сейчас отсылка к Пионерии была с точки зрения старосты слегка неуместна. Что за двойные стандарты? Главное, когда ей нужно, мы — пионеры. А я, за точно такие же слова, того и гляди в лоб получу. Вазочкой.

— Хорошо… Мама была влюблена в этого… в этого человека чуть ли не с детства. А в юности они вообще в одной компании все дружили. Потом он уехал в Москву, там женился. А через несколько лет его принесло сюда, в родной город. Командировка или что-то такое. Не знаю деталей. Я вообще ничего знать не должна. Она не хотела, чтоб я знала. И сейчас не в курсе о моей осведомлённости. Все получилось случайно. Сначала мне попалась фотография этого… человека…

— Слушай, от того, что ты стараешься не произносить его имя вслух, ничего не изменится. Он не исчезнет и не испарится. Называй нормально. — Я напрягся, вспоминая имя отца Никиты. — Николай Николаевич он. Поняла? Хватит вести себя как страус, который прячет голову в песок. Чтоб ты понимала, когда твоя башка в песке, то зад…

Я хотел сказать, что снаружи остаётся самая уязвимая часть, но осекся. Подумал, вряд ли столь образное сравнение уместно в общении с Деевой. Все-таки она — девочка.

— Тебе надо, вот ты и называй. Хоть Николаем Николаевичем, хоть папой Римским. А для меня он — ЭТОТ ЧЕЛОВЕК! — Психанула староста.

— Все. Хорошо, хорошо… — Я поднял обе руки на уровень груди, развернув их ладонями вперед. — Успокойся. Черт с ним. Этот, так этот. Ну? Продолжай.

— Что продолжать? Не́чего… Фото нашла с письмом в вещах. На самом дне лежали, завернутве в тряпочку. Видимо, он прислал это письмо, когда бросил мать и уехал обратно в Москву. В общем… Если по порядку…Явился сначала в командировку. Не знаю, что тут его переклинило… Но… В общем, он вроде как развёлся с женой и сделал предложение матери. По крайней мере дед так рассказывал. Я же когда нашла это письмо и фотографию, сначала… Растерялась я. Всю жизнь считала отцом другого человека. Мать спрашивать побоялась. А дед… Он всегда со мной вел себя как со взрослой. Вот он и рассказал, что было на самом деле. Если мать узнает, она деда никогда не простит за то, что он со мной вообще эту тему обсуждал.

— То есть Ромов реально бросил семью ради большой и чистой любви? — Переспросил я.

— Угу. Наверное… Там сложности были. Его жена, она вроде как дочь какого-то большой партийной шишки… Долго с разводом все тянулось… Но жить с матерью этот человек сразу начал тут. Ждал перевода. А потом ему потребовалось в Москву. И по работе, и по разводу. Он уехал…

Деева замолчала, уставившись на пресловутую вазочку в своей руке.

— Да что ж ты будешь делать… Ну? Он уехал. Дальше?

— А ничего дальше. — Наташка подняла на меня абсолютно спокойный взгляд. Видимо, псих у нее прошёл окончательно. — Дальше — все. В чем и дело. Этот человек застрял в Москве. Мать написала ему письмо, что ждет ребенка. Ну и его тоже ждёт. В смысле, этого человека. Приезжай быстрее — вот что написала. Скоро станешь папой. А он ей ответ прислал. Мол, извини, решил вернуться в семью. Буду любить тебя всегда, но понимаю, что не готов жить в провинциальном городе без каких-либо перспектив на развитие. А про ребёнка, то есть про меня, вообще ни слова. Будто нет ничего. Ну и все. Мать поплакала, поплакала, а потом вышла замуж. Деев Сергей — мой папа. Вот он. Все. Других не знаю и знать не хочу. Не тот отец, кто родил, а тот, кто воспитал.

— Наташ, твоя обида понятна. Но… Может всё-таки стоило бы тебе с ним поговорить? Имею в виду, Ромова-старшего? Он, между прочим, в нашем разговоре, сказал, что у него две семьи было. Значит, твоя мама — это не просто развлечение. Ты ведь не знаешь, какие там были обстоятельства. Только одну сторону выслушала. И даже, между прочим, сторону не прямого участника, а свидетеля. Дед… Да мало ли. Он ведь может ошибаться в чем-то.

— Нет! — Наташка рявкнула это с такой экспрессией, что меня обдало волной злости, исходившей от нее. — Вообще не понимаю, чего он приперся опять в наш город. Сидел бы в своей Москве…Кто его сюда звал? Детишек притащил…

— Охренеть… — Я уставился на девчонку в оба глаза. До меня только дошло. — Так Никита — твой брат. И этот… Старший тоже. Но выходит, они знают правду. То-то новенький наш на тебя все время так пялится…он просто в курсе, что у вас родственные связи имеются. Вот ему и было интересно с тобой поближе познакомиться. А я…

Меня вдруг разобрал смех. Я сначала тихо хохотнул, потом засмеялся, а потом просто минут пять ухохатывался, согнувшись пополам. Аж слёзы потекли из глаз.

— Ты чего, Петров? — Заволновалась Наташка.

Она принялась теребить меня за плечо и дергать за руку. Хорошо, что мы бежали через дворы и козьи тропы, а не по главной дороге. Поэтому остановились на углу дома, рядом с кустами. Иначе со стороны меня точно за психа приняли бы.

— Ой… Ну, конечно бывает и такое… — Я вытер слезы, с трудом успокоившись. — Наташ, извини, это не над тобой смеюсь. Не обижайся, пожалуйста. Над собой хохочу. Просто я все это время думал, что Никита…

К счастью, у меня хватило ума вовремя заткнуться. Потому как я чуть не ляпнул девчонке открыто, что все это время злился на то внимание, которое ей оказывал новенький. Сначала не понимал этого, а теперь понимаю. Спасибо Толкачу с его внезапной любовью. Говоря проще, ревновал.

— Что ты думал все это время? — Настойчиво спросила Деева.

При этом у нее взгляд стал какой-то непривычный. Внимательный, проникающий и взволнованный. Она словно чего-то от меня ждала. Сильно ждала.

— Да так…ерунда. Слушай, зачем обо мне говорить? Давай сначала с твоей ситуацией разберёмся. Ты рассказывай, что дальше было?

Однако, денёк сегодня, похоже, не задался. Наташка помолчала пару секунд, а потом выдала: