А дети, Лёха, дети…Это же не дети, это ветераны Вьетнама. Понял? Не наши афганцы. А именно буржуйские ветераны Вьетнама. У них посттравматический синдром и они это точно знают. Никого не боятся. Только школьного зубника немного опасаются. Если в кабинете нечего спереть, тогда и не уважают. На психологах они ставят настоящие опыты и забавные эксперименты. Забавные с их точки зрения. Рисуют пейзажи из сплошных зубов кроваво-черного цвета и пересказывают фильм «Омен' или "Кошмары на улице Вязов» как личный опыт. Диагноз «эксплозивная психопатия» является высшей целью визита к мозгоправу. Таким диагнозом детишкам приятно хвастать в школе. Резюме «славный мальчик» или «хорошая девочка» наоборот, низвергает их в океан позора. В общем, Леха, не могу. Лучше обратно в армию. Там все предельно просто и понятно.
Я в то время, когда между нами состоялся этот разговор, посмеялся от души и сказал Степану, что он передергивает. Мол, слишком проникся Степан прямодушной простотой военных, потому не способен переключиться на переживания впечатлительной детской психики. Своих-то у меня не было наследничков. Не понимал, о чем говорю. А вот теперь… Теперь, пожалуй, со Степаном я был полностью согласен. Дети — это, конечно, цветы жизни, но от их «цветения» иной раз хоть на стену лезь.
Прежде, вспоминая своё детство и юность, я, думал, в общем-то ничего плохого и не было. Не считая злосчастной истории с походом. Но сейчас, имея возможность прожить это время заново, оценить всё взрослым разумом, я вспомнил Степана, военного психолога, проигравшего в неравной схватке с детишками-школьниками. Разница была лишь в одном, в папах и мамах. Современные родители, имею в виду, те, которые в будущем своим чадам в попы дуть начнут, не чета нынешним, выросшим в пионерском прошлом. Тем, которые советскую закалку прошли. Соответственно и подход к воспитанию здесь, в 1985, совсем другой.
В общем-то, когда вернулись домой, вышло ровно как я и предполагал. Как мы и предполагали. Все члены нашей организованной группировки огребли по полной. Сначала за вещи, а потом за драку. И на всякий случай еще раз за вещи. Дабы наверняка запомнили, их надо беречь, потому что мать «на заводе горбатится не для того, чтоб ты, ирод окаянный, приличные брюки в тряпку превратил»( цитата дословная, с сохранением лексики). Причем за драку прилетело ничуть не меньше, чем за шмотки. Беспощадная родительская любовь, она такая.
Меня лично мать гоняла по квартире выбивалкой для ковров со словами:«Лучше я тебя пришибу, чем какие-то хулиганы». И это она еще чудом не выяснила про Илюшу. Она бы и про остальное не знала, если бы не «добрые» соседи, которые поделились с родительницей рассказами, как отличились мои друзья: Строганов, Микласов, Демидов и Ермаков. Мол, пошли в парк и устроили там драку с какими-то старшими пацанами.
У нас же на районе все всё знают. А если не до всех еще слухи дошли, то осведомлённые непременно считают своим долгом рассказать новости неосведомленным.
Матушка логически поразмыслила, очень недолго, буквально пять минут, а затем пришла к выводу, что порванные вещи указывают на мое прямое участие в истории с дракой. Если бы не слухи, которыми земля полнится, она бы и не поняла ни черта. Вернулась родительница поздно. Мы с Илюхой уже были дома и готовились ко сну.
Но вот вещи, конечно, спрятать не получилось. По ним она и выстроила причинно-следственные связи между испорченными шмотками и рассказами соседей, как Серегу батя ремнем по двору гонял. Серега из квартиры смылся, но дальше подъезда убежать не смог. Батя у него — отличник ГТО.
Если бы матушка знала про Илюху, про его прямое участие во всем мероприятии, точно пришибла бы. Но я пообещал Илюхе, если он растрепет кому-нибудь, лично уши оборву и больше никогда не возьму с собой вообще никуда. Насчёт ушей Илюша не особо опечалился, а вот перспектива лишиться возможности еще разочек окунуться в пацанскую жизнь, его напугала.
Поэтому братец, которого, естественно, распирало от желания поделиться с кем-нибудь из друзей произошедшим, это же круть крутецкая, в драке поучаствовать, сцепив зубы молчал, а родительнице подтвердил мою версию. Мол, сидел дома, брошенный родным братом. Лучше так, чем признаться, что он со мной был.
Наутро наша встреча с пацанами напоминала сходку боевых ветеранов. Строганов своей походкой был похож на робота Вертера. Двигался так, будто у него все суставы отказались работать в нормальном режиме. При каждом резком движении он тихонько вздыхал и морщился. Видимо, солдатский батин ремень — штука серьезная. Мне в детстве такого «счастья» не перепало. Мать всегда в порыве ярости, если такое случалось, хватала предметы с меньшей убойной силой. Отца-то у меня не было. Соответственно, и солдатских ремней в нашей квартире не водилось.
Макс с видом декабриста, который вот-вот отправится в ссылку, сообщил, что его на неделю посадили под домашний арест, лишив всех благ. То есть, ни тебе гуляний, ни игры в футбол. Ну и с телеком на долгое время не задалось.
Ермак и Демид тоже огребли порцию звездюлей. Димке еще в качестве наказания добавили посещение кружка «Юный техник». Родители решили, чем меньше свободного времени будет у сына, тем больше вероятность, что он вырастет нормальным человеком.
Пожалуй, из всей компании, меньше всего пострадал я. Мой «разговор» с родительницей закончился на выбивалке. Она выплеснула все эмоции и успокоилась. Возможно, большую роль сыграл тот факт, что из больницы матушка вернулась в благодушном настроении. Не встреть она по дороге соседку Строгановых, может, вообще пронесло бы.
— Петров! Алексей!
Не успели мы встретиться возле школы и зайти внутрь, как в холле нарисовалась директриса. Меня она окликнула так громко, что половина учеников, которые в это время ошивались в холле, на всякий случай быстро рассосались по школьным коридорам. Черт его знает, почему начальство орёт.
— Блин, ей тоже доложили, что ли? — Нахмурился Макс, наблюдая, как Жаба двигается в нашу сторону с решительным выражением лица.
Причем, оно было настолько решительным, что даже парик директрисы выглядел сегодня больше обычного, напоминая миниверсию Пизанской башни.
— Не думаю. — Ответил Демид. — Иначе она бы и тебя, и меня, и вон, Серегу с Димкой звала. А так, только Лёху. Значит, ей именно он нужен.
В любом случае, остановились мы все. Мало ли. Вдруг директриса каким-нибудь хитрым способом узнала, кто зачинщик вчерашней истории, потому меня и окликнула, но огребать придётся коллективно.
— Так, Петров… — Жаба подошла к нашей компании, остановилась, затем окинула меня с ног до головы хмурым взглядом. — А ты чего рубашку не надел белую? И почему кеды вместо туфель? Галстук унылый… Да и физиономия у тебя какая-то…
Директриса пожевала губами, подбирая выражения, которые могли бы описать помятость моего лица. Судя по тому, что описаний так и не последовало, видимо, приличных слов у Жабы не нашлось. Правда, ни я, ни пацаны не поняли странность претензий школьного начальства. С чего бы ей переживать за внешний вид ученика? До сегодняшнего дня подобных вопросов не вставало.
— Александра Ивановна, а зачем мне белая рубашка и туфли? — Поинтересовался я, настороженно глядя на директрису.
Парик угрожающе высился на директорской голове, рождая в моей душе смутные подозрения. Жаба за все время, сколько мы ее знаем, только дважды начесывала искусственные волосы так, что они стояли дыбом.
Первый раз это случилось, когда приезжала какая-то комиссия из Москвы. Второй раз — когда в школу устроился трудовик Олег Петрович. Правда, дня через три парик обрел свой обычный вид.
Наверное, ровно столько времени хватило директрисе, чтоб понять, учитель труда не герой ее романа. И вообще, ей, как женщине замужней, не пристало смотреть на трудовика влюбленными глазами. Хотя, надо признать, эти первые три дня Олег Петрович ходил в школу в костюме. Был причесан, выбрит, трезв и даже отдаленно смахивал на Алена Делона, только сильно потрёпанного.
