— Тебя уже предавали в средней школе, — её голос стал тише. — Неужели не можешь смириться со вторым? Или… — она помедлила, — ты любишь её настолько, что не способен поверить в её предательство?

Шум дождя нарастал, заполняя тишину комнаты. Каору присела в кресло, рассеянно глядя на нетронутый бокал вина, когда тихий скрип двери разрушил её уединение.

Молодая служанка замерла на пороге, склонив голову в почтительном поклоне.

— Госпожа, — её голос был мягким, но сдержанным, — господин Изаму примет вас у себя в семь утра.

Рука Каору, лежавшая на подлокотнике, едва заметно дрогнула. Взгляд медленно поднялся на прислугу, и впервые за вечер в нём промелькнуло что-то живое — тень страха, спрятанная за идеальной маской уверенности.

— В семь утра? — переспросила она, делая странное ударение на каждом слове.

— Да, госпожа.

Прислуга кивнула, и, как будто ощутив перемену в настроении хозяйки, сделала небольшой шаг назад.

— Можешь идти, — ровно сказала Каору.

Девушка поспешно поклонилась и вышла, закрывая за собой дверь.

Оставшись одна, Каору выпрямилась в кресле и машинально провела рукой по волосам. Волнение накатило волной.

— Отец… — слово сорвалось с губ едва слышным шёпотом.

Она поднялась и подошла к окну, где дождь рисовал причудливые узоры на стекле. Взгляд устремился куда-то вдаль, мысли погрузились в прошлое.

Кобаяси Изаму — глава семьи Кобаяси, человек, чья власть простиралась далеко за пределы фамильного особняка. Его слово было законом, его решения не подлежали обсуждению. Для неё, единственной дочери, он всегда был чем-то большим, чем просто отец. Тенью, что неотступно следовала за ней, напоминая, что он может разрушить всё одним щелчком пальцев.

— Зачем ты вызываешь меня сейчас? — пробормотала Каору, и впервые за долгое время её голос дрогнул.

Она презирала себя за это. За слабость, что возвращалась всякий раз при упоминании отца. Он знал её слишком хорошо — ему не нужны были угрозы или давление. Достаточно одного взгляда, чтобы она снова почувствовала себя маленькой девочкой, боящейся его разочаровать.

«Ты всегда любил ставить меня на место, отец…»

Капли дождя стекали по стеклу, как бесчисленные слёзы, которые она никогда не могла себе позволить.

«Если ты что-то узнал… Если собираешься вмешаться в моё дело с Казумой…»

Она опустила голову и провела ладонью по лицу, пытаясь стереть маску, которая вдруг стала слишком тяжёлой. Повернулась к бокалу с вином и подняла его, но так и не выпила, поставив тот на место.

Дождь продолжал хлестать с неослабевающей силой, пытаясь затопить весь мир. Я стоял, опустив голову и засунув руки в карманы, вода стекала по лицу, плечам, спине. Время потеряло значение — уже не чувствовалось ни холода, ни сырости. Они стали частью меня.

Вдруг сквозь шум дождя пробился знакомый голос:

— Ямагути-кун⁈

Я медленно поднял голову. Передо мной стояла Мияко, над ней покачивался розовый зонтик с кружевной каймой. В руке небольшой бумажный пакет из магазина, а на лице — недоумение.

— Что ты здесь делаешь⁈ — она подбежала ближе.

Розовый зонтик накрыл меня, хотя и было поздно — всё равно насквозь мокрый.

Я посмотрел на неё, щурясь от стекающей воды.

— Прогуливаюсь, — ответил я хрипловато и, как обычно, с ленивой ноткой иронией.

— Прогуливаешься⁈ В пять утра⁈ Под таким ливнем⁈ — Мияко уставилась на меня так, будто я был сумасшедшим. Её голос дрожал от волнения. — Ты весь мокрый! Боже, Ямагути-кун, у тебя вообще мозги есть⁈

Я попытался усмехнуться, но вышло криво, блекло.

— Сама-то чего разгуливаешь в такую погоду? Да ещё в пять утра. И это я, говоришь, ненормальный…

— Я? — Мияко замешкалась на секунду, оглядывая пакет в руке. — Я была в магазине… чай закончился. Не могу спать без чашки тёплого чая. Всю ночь сериал смотрела, — она резко тряхнула головой. — Но не обо мне речь!

Её взгляд стал пронзительным, будто пыталась проникнуть мне в душу.

— Почему ты здесь стоишь? — голос стал тише, но в нём появились новые нотки. — Кого ты ждёшь?

Я не ответил сразу. Вместо этого снова опустил голову и посмотрел на лужу у ног, где дождевые капли создавали бесконечный танец кругов на воде.

Мияко нахмурилась и шагнула ближе, крепче сжимая ручку зонта.

— Ты же ждёшь кого-то, да? — её голос звучал осторожно, но в нём сквозило понимание. — Ждешь Рин?

Мои плечи слегка дёрнулись, и этого оказалось достаточно.

— Что произошло? — настойчиво спросила она, теперь звуча гораздо мягче. — Вы… поссорились? Почему ты мокнешь здесь, как… — и запнулась, — как брошенный… котёнок?

Я хмыкнул, качнув головой:

— Сравнение так себе, но спасибо за сочувствие.

— Это не смешно, Ямагути! — её голос сорвался. — Ты выглядишь ужасно!

Я поднял на неё взгляд. В её больших глазах читалось искреннее беспокойство. Как будто она действительно волновалась за меня, а не просто пыталась удовлетворить своё любопытство.

— Не твоё дело, Мияко, — произнёс я тише, чем хотел.

— А вот и моё! — вспыхнула она, нахмурив брови. — Если ты вдруг решишь умереть от переохлаждения, я не собираюсь объяснять учителям, почему их любимый хикки лежит где-то в больнице!

Я не сдержался и коротко усмехнулся, хоть голос и дрожал от холода.

— Спасибо за заботу, но я не умру. Пока что не могу.

Мияко вздохнула и опустила голову, как будто боролась с собой.

— Слушай… — начала она мягче. — Я не знаю, что случилось между вами, но… Рин-сенсей действительно важна для тебя, да?

Я не ответил. Просто смотрел на неё молча, но мой взгляд сказал гораздо больше, чем любые слова.

Мияко стиснула ручку зонтика так сильно, что тонкие пальцы побелели.

— Тогда зачем ты здесь? Что ты хочешь этим доказать ей?

Я посмотрел в сторону тёмных окон квартиры Рин и выдохнул:

— Ничего. Просто… я не могу уйти.

Мияко замерла на мгновение, явно не зная, что ответить.

— Ты дурак, Ямагути, — её голос дрогнул.

— Знаю.

Она стояла рядом, слишком крепко сжимая ручку розового зонтика. Дождь усилился, стекая по её рукаву, а тонкие розовые пряди прилипли к щекам. Но вместо того чтобы уйти, она вдруг произнесла:

— Я останусь с тобой. Дождёмся Рин вместе.

Я удивлённо приподнял бровь, пытаясь понять, что она несёт.

— Мияко, иди домой. Промокнешь. Заболеешь ещё. Со мной всё нормально.

Она раздражённо сверкнула глазами.

— Нормально⁈ Да ты себя в зеркале видел⁈ Весь мокрый, как бродячий пёс, стоишь тут с таким лицом, будто тебе сердце раздавили катком!

— Поэтичное описание, хвалю… — буркнул я, отводя взгляд. — Теперь оставь меня. Серьёзно. Жалость мне точно не нужна.

Но Мияко не сдавалась. Крепче ухватила зонтик, шагнула впритык и, глядя мне прямо в глаза, сказала почти шёпотом, но так, что каждое слово ударяло куда-то в самое сердце:

— Я не оставлю тебя, Казума.

Я замер. Дождь всё также барабанил по зонту, создавая мягкий, гулкий ритм, но её слова вдруг заглушили весь остальной мир.

— Ты не обязана, — тихо ответил ей, не находя других слов.

— Обязана или нет — какая разница? — её голос был полон эмоций. — Ты стоишь здесь один, как последний упрямец, и я не могу просто пройти мимо. Я не такая бессердечная, как ты думаешь.

— Я никогда так не думал, — начал я, но она продолжила, не слушая.

— Даже если ты не хочешь ничего рассказывать… даже если я тебе не подруга… — её голос стал тише, но мягче. — Я не могу тебя бросить. Потому что ты не заслуживаешь быть один в такие моменты, Казума.

Я смотрел на неё — её серьёзное лицо, мокрые пряди, горящие глаза, и почувствовал, как всё внутри дрогнуло.

Какого чёрта ты делаешь, Мияко? Почему ты здесь? Просто уходи…

Она подняла зонт чуть выше, снова укрывая меня от дождя, и повторила уже почти шёпотом:

— Я не оставлю тебя, Казума. Не надейся.

Я отвёл взгляд в сторону, в горле почему-то стало тесно.