Она не могла позволить себе расслабиться. Никогда. Шан и Мэйли — это была ее ответственность. Папа зарабатывал деньги, мама — приходила в себя и часто болела. Тетушка Анда иногда называла ее «маленькой хозяйкой большого дома» и предлагала не убиваться, а нанять слуг, в конце концов они же могут себе это позволить… но Со Юн прикидывала стоимость такой услуги, прикидывала в голове и мысленно ужасалась — на такие деньги вся их семья раньше жила месяц! Тогда тетушка Анда усмехалась и называла ее «маленькой старушкой». И Со Юн уже привыкла к этому. К тому, что сперва она должна накормить детей, проследить чтобы у них было сделано домашнее задание, чтобы Шан не опоздал на свою секцию, чтобы Мэйли — не витала в облаках и не ела слишком много сладкого, чтобы полы в доме были чистые, и чтобы к приходу папы на столе уже стоял вкусный и аппетитный ужин, приготовленный своими руками. Потому что мама снова поехала на лечебные горячие источники, поправлять здоровье и больше некому было это сделать.

Так что у Мэй Со Юн не было подруги. Потому что ей не хватало времени в сутках, ведь она не только — примерная дочка семьи Мэй, ответственная и старательная, прилежная и дисциплинированная. Она еще и первый заместитель главы Студенческого Совета. Эта должность вызывала у нее приятное тепло в груди. Быть признанной другими — это было приятно. В то же самое время она, наверное, многое отдала бы за то, чтобы у нее все-таки была подруга. Или друг.

Потому что тогда она смогла бы рассказать ей, поделиться тем, что с ней происходит. С теми открытиями, что она сделала… рассказать, что на самом деле Мэй Со Юн вовсе не та, за кого себя выдает. Рассказать как ей трудно сейчас, как трудно не сорваться и не набрать номер Су Хи, чтобы снова не оказаться в одном с ней помещении… беспомощной, ни на что не влияющей, наконец свободной от всего на свете — от постоянной ответственности, от напряжения внутри себя, от страха оказаться не такой, не соответствовать высокому статусу дочери своей семьи…

Ай! — острая боль обжигает ей руку и она — бросает нарезать овощи для ужина. Подносит левую руку к глазам. Какой глубокий порез, думает она и огорчается. Как же теперь ужин готовить, конечно, наверное, отец сегодня снова не придет, но ужин должен быть готов. Она отставляет черный керамический нож в сторону и придерживая левую руку другой (больно!) — делает два шага в сторону шкафа. Достает аптечку. Возится с маленькими замочками на аптечке, одной рукой неудобно, а тем временем кровь обильно течет из глубокого пореза, и она уже марает пол и стол своей кровью. Как же неудобно и больно… совсем другая боль. Та, боль, что причиняла ей Су Хи — словно бы залечивала ее душевные раны и была адресной. Словно шла из сердца. А эта боль… просто боль. Бесполезная. Неэффективная.

Дура — думает она, отвлеклась, не заметила, забыла про острый нож, неправильно положила руку, едва с ногтем не отрезала себе все… как теперь готовить? И как наконец эти дурацкие замки на аптечке открыть? На секунду в голове мелькает картинка, как она сидит тут на кухне одна и истекает кровью, так и не сумев открыть аптечку одной рукой, кто такие замки на аптечках делает?

Кровь тем временем накапливается у нее в ладони, капает на колени, она в панике оглядывается… ей бы салфетки, она же все сейчас тут в крови изгваздает, а ей ужин нужно готовить и… кто-то забирает аптечку у нее из рук. Щелкает замок. Ей в руку вкладывают несколько салфеток, которые тут же пропитываются красным цветом.

— Сперва нужно кровь остановить. — говорит Мэйли, ее младшая сестренка: — я знаю, мама мне в тот раз показывала. Сейчас… — она прижимает салфетки к порезу: — остановится, а потом уже я тебя забинтую. И как ты умудрилась себя порезать?

— Ты уроки сделала? — спрашивает ее Со Юн: — у тебя завтра тест по математике. Я твою спортивную форму в стиралку загрузила, не забудь ее вынуть оттуда. Ты же сегодня вместе с подругами в бассейн собралась? Я тебе там сумку собрала, там все — лекарства твои против аллергии, влажные салфетки, полотенца и два купальника. Один более открытый, на всякий случай, если вдруг захочешь. И один такой черный, сплошной. А еще два сладких батончика с протеином, наверняка ведь устанете там.

— Да, да. — закатывает глаза Мэйли и осматривает ее руку: — как скажешь мамочка Со. Давай лучше я тебя бинтом замотаю. То есть твою руку.

— У тебя завтра тест по математике, а послезавтра — школьная экскурсия. Я спрашивала у вашей учительницы, там вас кормить будут на склоне горы, что-то вроде пикника. Но еще все с собой принесут еду, но ты будь очень внимательна. Сейчас повсюду эти орехи могут быть, даже в кетчупе, представляешь? И я тебе одежду потеплее соберу, специально заказала доставку термобелья и термосов для походов. Ботинки для горных пеших походов и…

— Господи, да мы всего лишь за город скатаемся на автобусе. — качает головой Мэйли, заматывая ее руку бинтом вместе с салфетками, да так, что вместо руки у Со Юн теперь была одна белая культя.

— Что ты делаешь? И как я теперь буду ужин готовить? — задает вопрос Со Юн, глядя на плоды усилий ее младшей сестренки.

— Никак. — пожимает плечами та: — ужин буду готовить я.

— У тебя же аллергия! И уроки! Завтра тест…

— По математике. Помню. Ты мне уже раз десять говорила. — Мэйли завязывает бинт и отступает на шаг, любуясь своим творением: — это предварительно. Кровь остановится, я тебе удобную повязку соображу. А пока… — она поворачивается к столу и берет в руки нож: — плохой нож. Как ты посмел поранить старшую сестренку. Со Юн? — она кладет его на деревянную доску, прижимая плоскостью клинка, надавливает ладонью и… хруст!

— Никто не смеет делать больно моей старшей сестренке. — говорит Мэйли: — запомни это, тупой ножик. Старшая сестра, у меня тут нож сломался. Я, пожалуй, новый возьму, а этот выкину.

— Ты… зачем нож сломала? — спрашивает Со Юн, глядя как ее сестренка убирает обломки керамического ножа в мусорку и берет в руки другой.

— Я же сказала. — отвечает та, встретившись с ней взглядом: — никто не смеет делать больно моей сестре… разве что она сама это одобряет. Но даже так… мне не нравятся твои синяки на запястьях.

— Что? — Со Юн торопливо спускает рукава вниз, закрывая запястья.

— Старшие всегда думают, что младшие ничего не замечают. Кстати, насчет Шана — вы может и правы. Он из своих виртуальных игрушек не вылезает. Но я все вижу. Сестренка наконец нашла себе парня?

— Что?

— Сестренка Со Юн в последнее время ходит с мечтательной улыбкой на лице. — говорит Мэйли, начиная нарезать овощи: — у сестренки давно… нет, никогда не было такой улыбки на лице. Это даже балбес Шан заметил. Мое сердечко забилось чаще, сестренка. Сперва я подумала, как это здорово, что у нее появился парень… но потом кое-что поменяло мое мнение. — руки Мэйли двигались быстро, она закончила нарезать овощи и включила огонь на плите, набрала воды, поставила на огонь кастрюлю.

— Синяки на твоих запястьях, сестренка. Кровоподтеки по всему телу. Следы от чьих-то грязных лап на твоей коже. — серьезно говорит Мэйли: — это расстроило меня.

— Но откуда…

— Я подглядываю за тобой в ванной. — спокойно признается Мэйли: — но я делаю это только для того, чтобы этот засранец Шан не подглядывал!

— Что⁈

— Пару раз я его застала подглядывающим за сестрой Со Юн. Вот и подумала — пусть лучше я буду за старшей сестрой подглядывать, чем он. Ему это вредно, он и так хейнтайную мангу про инцест с матерью и сестрой читает, так что я вынуждена была взять ситуацию в свои руки.

— Что⁈

— Мне кажется, что у тебя в голове что-то заело. — говорит Мэйли: — ты заметила, что ты уже четыре раза подряд «что?» сказала? Все-таки эта твоя подруга на тебя дурно влияет… рассеянная ты стала. Рассеянная и небрежная, вон даже порезалась.

— … что⁈

— Сестра Со Юн. Ну не надо меня за дурочку-то держать. Я — Шерлок Холмс этого дома. Недооценивать Великую Сыщицу Мэй Мэйли? Пфф… даже не смешно. Размер синяка на твоей правой ягодице совпадает с отпечатком небольшой ладони. ДНК, оставленное этой засранкой на твоей одежде совпадает с некоей Су Хи из твоей школы. Квитанции об уплате лав-отелей в твоей сумочке и запах на твоих трусиках также подтверждают мои выводы…