— Что? — настаиваю я.
— Ты невыносима, — беспомощно бормочет Баш и крадет мою подушку. — И почему у тебя кровать удобнее?
— Потому что я хотя бы стираю свои простыни.
— Заткнись, я сплю.
Я закатываю глаза и закрываю их, усталая. День был слишком долгим, и дело не только в том, что я вляпалась в проект Джека с этим турниром, но и в том, что мы сегодня побывали в Красных Землях — на последнем этапе квеста. Это королевство частично вдохновило меня на создание квета для ConQuest: там есть волшебный рынок фей, и он невероятно крутой, независимо от того, что думает моя бывшая глупая команда. Нам нужно было найти портал, чтобы попасть в мир, наполненный коварной магией фейри. После этого нас ждал Лионесс и морское путешествие через океан, кишащий монстрами. С каждым королевством все становится сложнее и интереснее, а Джек с каждым днем становится все более проницательным.
Вчера нас снова атаковали — кто-то попытался украсть одну из наших реликвий (Лук Тристана, который понадобится, чтобы убить чудовище в Бретани). И Джек даже не спрашивал, что делать. Причем не в его обычной самодовольной манере, как будто он больше не нуждается в помощи и считает себя божьим даром в этой игре. Нет, теперь он действительно думает о том, в чем я нуждаюсь.
Люди редко думают обо мне. Это не жалоба, а просто факт. Я привыкла быть той, кто управляет всем: планирует, решает, что делать дальше. И меня кто-то пытается разгрузить. Если мне нужно что-то, я вынуждена просить об этом, и я так и делаю. Правда, признаю, что иногда делаю это не в самой вежливой форме, потому что я понимаю — большинство людей больше заняты собой. Единственный человек, кто изменил свое поведение, не дожидаясь, пока я этого потребую, — это, к моему удивлению, сам Герцог собственной персоной — Джек Орсино.
И вот этот турнир, который он так хочет… Я не могу ему отказать.
— Просто скажи ему, что он тебе нравится, — шепчет мне Баш.
Я делаю вид, что сплю. Очень «по-взрослому».
Джек
— Орсино, — звучит строгий голос отца — он снова включил режим тренера. Отец активно двигает челюстью, пережевывая пластинку Big Red. — Думаешь, сможешь сыграться с Эндрюсом?
— Конечно. — Я поднимаюсь на ноги и совершаю легкую пробежку к боковой линии, пока защита выходит на поле. Настороженный Эндрюс ходит взад-вперед. На последних тренировках он пропустил два паса, и теперь это не выходит у него из головы.
— Лови, — говорю я, бросая расслабленный спиральный пас.
Мяч приземляется прямо ему в руки, словно там ему самое место. В этом нет ничего сложного; стоит лишь упомянуть, что не все так просто, как и с четвертым дауном за минуту до конца матча. Иногда лучший способ поддержать человека — напомнить ему, что это всего лишь игра.
Я проверяю колено, ощущая привычное желание рвануть вперед, пока все не растворится в пыли позади меня.
Да, всего лишь игра.
— Все еще странно находиться на поле без тебя, — комментирует Эндрюс, бросая мне мяч обратно.
Сначала я молчу.
— У тебя чертовски крутой сезон, — напоминаю я ему в конце концов.
Он пожимает плечами:
— Как и твой, когда ты был на том же курсе, что и я.
Это правда — статистически у меня был лучший год — но намек все еще ранит. Я — живое доказательство того, что одного хорошего сезона на втором курсе недостаточно, чтобы построить карьеру в профессиональном спорте. А еще тягостное напоминание о том, что даже самые быстрые ноги могут не выдержать удар. Я, вероятно, спасаю его эго.
Хотя не могу сказать, что быть предостерегающей историей так уж здорово.
Он ловит еще пару мячей.
— Я слышал, что один из других перспективных игроков Иллирии выбыл. Отстранен за вечеринку или что-то в этом роде.
— Мм. — Я вижу, он намекает на то что, как это хорошо для меня: игрок, который восстанавливается после серьезной травмы, лучше того, кто наверняка будет тусоваться в колледже. Но я считаю иначе. Если Иллирия собирается отсрочить момент подписания со мной контракта, неважно, кто еще дисквалифицирует себя с моей позиции. Я хотел — и все еще хочу — быть их выбором, потому что я лучший. Даже если это означает попросить их сделать ставку на то, насколько хорошо я смогу восстановиться. Даже если это значит доказывать что-то, в чем я сам еще не уверен.
— От них что-нибудь слышно? — спрашивает Эндрюс.
— Пока нет. Но, уверен, они свяжутся со мной до конца сезона.
— О, круто. К финалу Штата будешь на поле, да?
Вообще-то, нет. И уже давно.
— Уверен, они свяжутся со мной до конца сезона.
Эрик говорит «нет». Впереди еще три стабильных недели физиотерапии, прежде чем я смогу снова участвовать в футбольных тренировках. Мама говорит «нет», потому что Эрик говорит «нет». Отец отвечает «посмотрим», ведь я всегда был особенным, да и бегать я научился раньше, чем начал ходить.
Фрэнк смотрит на меня, в ожидании того, что я совершу, как мне кажется, что-нибудь глупое.
— Да, вероятно. — Лгу я, но это безобидная ложь.
— Отлично. Без тебя было бы не то.
Я отправляю еще один спиральный пас:
— Конечно, так и будет.
Он усмехается:
— Ну да.
Его следующий бросок уходит немного в сторону и ниже, чем нужно. Он ресивер, его задача — ловить мяч, а это значит, что от него можно ожидать отсутствия мастерства в бросках. Так что это не проблема, но я понимаю, что для того, чтобы поймать мяч, мне придется резко уйти в сторону и наклониться, чтобы поймать его. Вместо этого я машу ему рукой, позволяя мячу уйти за пределы поля.
— Ты разогрелся, теперь иди разомнись.
— Слушаюсь, капитан! — Эндрюс убегает, а я снова подбираю мяч, слегка прищурившись.
— Эй, Эндрюс! Забери это. — Бросаю мяч, он ловит его, и я слышу слабый, но знакомый звон в ушах.
(ГЕРЦОГ, ГЕРЦОГ, ГЕРЦОГ…)
— Хорошо, что ты никогда не претендовал на мою позицию, — раздается голос позади меня. Я оборачиваюсь и вижу Курио, приближающегося c места, где он только что проводил тренировки со спецкомандами.
— Ага, в моей руке нет ничего особенного. — По крайней мере, по сравнению с моими ногами.
— Сомневаюсь. — Курио подходит ко мне, и мы оба поворачиваемся лицом к полю. — Последняя игра сезона, да?
— Ага. — Солнце уже почти село за дальнюю линию поля, скрываясь за холмами, и это одно из моих любимых зрелищ. Знаю, это странно, но мне действительно нравится запах искусственного газона, привкус пластика в воде из кулеров Gatorade. Мне нравится бодрящее жужжание загорающихся огней стадиона, и невероятное, осязаемое одиночество, когда они гаснут.
— Ты вернешься, — произносит Курио. — Для тебя здесь все не заканчивается.
Его голос звучит немного странно.
— Ты в порядке? — спрашиваю я.
— М-м? Да, о да. — Его губы изгибаются в задумчивой улыбке. — Просто буду скучать, вот и все.
— Ты все еще можешь играть в колледже, правда?
— Не так же. Это не одно и то же.
— Но у тебя же есть предложение, не так ли? — Оно от маленького колледжа на юге, но все же.
— Да, но я знаю, что все кончено.
— Эй, не говори так…
— Нет, я не… Я не унываю или что-то в этом роде. — Курио пожимает плечами. — У меня не та рука, чтобы соревноваться на таком уровне. Она просто достаточно хороша для школьного футбола, и меня это устраивает, честно говоря. — Он искоса смотрит на меня. — Я пытался понять, как тебя отблагодарить.
— За что? За то, что получил травму? — Я смеюсь, и он тоже.
— Да, за это.
— На здоровье. Рад упасть на этот меч вместо тебя91.
— Нет, серьезно. — Он становится чуть сдержаннее. — Спасибо за… не знаю, — пожимает плечами, — то, что показал, что можно идти дальше. У меня было три сезона, чтобы понаблюдать за тобой и Валентайном, и, ну, это просто важно.
Его слова многое значат для меня, но у меня нет способа признать это, не поставив нас обоих в неловкое положение.
— Ты прав, — говорю я. — Ты не можешь быть квотербеком в колледже. Ты слишком милый.