— Рисково, — бормочет он. — Возможно, лучше вывести его с поля сейчас?

— Ни за что, — тут же вмешиваюсь я. — Нам остался всего один ярд до победы!

Если кто и будет желать победы так же, как я, так это тренер Орсино. Он коротко кивает, и от облегчения у меня перехватывает дыхание.

— Проведем контратаку. Волио, — добавляет тренер, — держись ближе.

Мы расходимся и возвращаемся на поле. Курио все еще поглядывает на меня, пока я проверяю стойку.

— Точно все в порядке?

Я засовываю капу обратно в рот и пожимаю плечами, Курио в ответ лишь понимающе кивает. Какая разница, готов я или нет, это должно произойти. Насколько я могу судить, колено слегка побаливает, но все в порядке. Вперед и только вперед.

Пока мы готовимся к розыгрышу, я ловлю взгляд наблюдающего за мной корнербека. Честно говоря, он как-то странно пялится. Я посылаю ему воздушный поцелуй, а затем фокусируюсь на линии атаки и отбрасываю все сомнения, когда в поле зрения появляется зачетная зона.

Третий даун. Теперь все или ничего. Мы c Волио занимаем позиции для контратаки — еще одного хорошо отработанного отвлекающего маневра.

— На счет раз, — кричит Курио. — Внимание!

Я отхожу в конец поля, и Курио делает великолепную, достойную «Оскара» фальшивую передачу Волио, на которую ведутся все, кроме старого знакомого — корнербека из Падуи, не сводящего с меня глаз. Хотя не то чтобы это имело значение. Курио передает мне мяч, и я бросаюсь вперед, слегка отклоняясь в сторону, чтобы открыть свободный проход. Я знаю, что эта зачетная зона будет за мной, и толпа тоже это знает.

— ГЕРЦОГ, ГЕРЦОГ, ГЕРЦОГ…

Корнербек Падуи падает, целясь мне в ноги — в колени, — и клянусь, я вижу происходящее как в замедленной съемке.

Его красная форма.

Желтый цвет ворот.

Зеленый газон.

И ослепительно-белая вспышка паники, когда я понимаю — что-то идет не так…

Нет, это не просто чувство. Я слышу, и на этот раз громко, словно выстрел или хруст костяшками пальцев, но несравнимо хуже. Этот звук гораздо резче удара, хоть я и не замечаю его до тех пор, пока меня не тащат вниз. Но вместо этого я думаю: «мяч все еще в моих руках?», а затем: «это неправильно».

Что-то и правда совершенно неправильно.

— Наслаждайся видом, — рычит корнербек Падуи, который тут же получает штраф за поздний удар. Или что-то в этом роде. Я не до конца могу понять, что говорит судья, поскольку твержу себе «вставай, давай, Джек, поднимайся», но это не срабатывает. Как будто мой мозг и тело вдруг потеряли связь, будто их разомкнули.

— Джек? Джек, ты можешь двигаться? — Это Фрэнк.

— Герцог, — раздается голос тренера, и передо мной появляется его искаженное до неузнаваемости лицо

Теперь со мной, кажется, разговаривает судья.

— Сынок, ты в порядке? Тебе нужна помощь?

Я слышу, как мой отец зовет медика.

— Джек, боже мой! — Это Оливия, ее образ расплывается перед глазами зелено-золотой вспышкой. Я пытаюсь посмотреть на нее и понимаю, что не могу сфокусироваться. Боль начинает нарастать, словно судорога или волна. Она поднимается, сжимая грудь.

— Джек, ты в порядке?

— Звездный раннинбек Мессалины, Джек «Герцог» Орсино, упал в зачетной зоне Падуи! — объявляет диктор через громкоговорители. Я едва его слышу из-за того, что понимаю: звучит победная песня, что значит — мы сделали это. Мы победили.

Это хорошо. Даже отлично. Я бы разозлился, если бы не получилось.

И вообще, со мной ведь все в порядке, да?

— Тренер, это плохо, — шепчет Фрэнк моему отцу, но тот ничего не говорит.

Я закрываю глаза и выдыхаю.

Быть чемпионом — это наполовину стремление, наполовину труд. Я могу дойти до зачетной зоны. Представить это и воплотить в реальность. Я могу заставить себя встать с земли.

Или же в этот раз не могу?

Ви

— Теперь голова, — декламирует Мерф, — отделена от тела…

— Прекрасно, — бормочу я себе под нос. (На самом деле ему, но если кто спросит, то я сказала это тихо.)

— … смотрит на тебя своими глазами и шепчет одно слово…

— Тони! — кричит мать Антонии, миссис Валентайн. — Ты здесь?

— Да, мам, на кухне! — вопит Антония прямо мне в ухо, а потом смущенно добавляет: — Ой, извини, Ви.

— Я привыкла к этому, — заверяю я ее.

Мама Антонии заходит в комнату, и все мы, словно греческий хор, поем: «Здраавствууйтее, миссис Валентаййннн!». Входит старший брат Антонии, Ник, приехавший домой на выходные, с выражением лица «к вашему сведению, я когда-то был здесь королем», а младший брат Хандро плетется за ним следом.

— Как игра? — спрашивает Антония Ника от лица всей компании, просто чтобы быть вежливой. (Однажды ей пришлось объяснять Леону, как устроен футбол, и он сразу же заявил, что это слишком сложно. «Это не сложнее, чем квест,» — настаивала она, потому что для Антонии очень важно, чтобы все чувствовали себя комфортно и находились в курсе событий. — «У каждого игрока есть свой лист квеста, в котором указано, что он может делать, а что — нет…». «…А главная цель — перебрасывать игрушку от одного качка к другому,» — с усмешкой ответил Леон. И это произнес парень, который уверен, что сможет выстрелить из лука, если мы просто «дадим ему шанс».)

— Ну, игра была отличной, — весело отвечает миссис Валентайн. — Новый квотербек, конечно, не идет ни в какое сравнение с Никки…

— Мам, — ворчит Ник.

— Но он научится, и у него все получится! — уверяет она его.

— Мам, Курио был неплох. Можно я пойду? — спрашивает Ник, нервно ерзая. — Я хочу поехать в больницу.

— В больницу? — эхом отзывается Дэнни Ким, о котором я на секунду забыла.

— Все так плохо? — спрашивает миссис Валентайн у Ника, но тот лишь пожимает плечами и проводит рукой по волосам.

— Его мама пыталась уговорить его поехать, так что, скорее всего, он уже там. Ничего, если я возьму твою машину?

— Да, конечно…

— Ты можешь взять свою, — быстро предлагает Антония. — Я не буду ей пользоваться сегодня вечером. Если мы куда-нибудь поедем, Ви меня подбросит.

Ник бросает на меня короткий взгляд и почти сразу же отворачивается:

— Спасибо, Ант.

Затем он уходит, оставляя остальных недоуменно смотреть на миссис Валентайн.

— Что случилось? — спрашивает Мэтт Дас.

— Кое-то пострадал. Один из друзей Ника.

— Кто? — оживляясь, спрашивает Леон. Футбол, может, его и не интересует, но вот узнавать подробности о личной жизни других людей всегда интересно.

— Джек Орсино, — отвечает миссис Валентайн.

— Джек? — удивляется Антония, в то время как я автоматически бурчу: «фу, Джек».

Глаза Антонии молниеносно впиваются в меня, заставляя замолчать. Это происходит отчасти потому, что Антония — Хороший Человек, но в большей степени потому, что скулы и широкие плечи Джека Орсино регулярно пробуждают в ней добрые чувства.

В принципе тот факт, что Джек Орсино стал президентом студенческого совета не так уж и удивителен, ведь все это по сути фарс. Во-первых, за подсчет голосов отвечали его друзья по футбольной команде, так что вы понимаете, почему я потребовала пересчета. После почти месяца жестких переговоров со всеми крупнейшими и наименее представленными клубами кампуса, я посчитала, что перевес в восемнадцать голосов — это чертовски незначительно, поэтому настояла на пересчете, как это предписано правилами выборов. Но, конечно, вместо того чтобы выбрать объективную третью сторону, как указано в руководстве, они позволили тем же равнодушным спортсменам снова посчитать голоса.

В конечном итоге, официальный результат был очевиден. Джек загорелый, как олимпийский бог, c непомерной самоуверенностью человека, рожденного с идеальной кожей и шестью кубиками пресса. И он обладает всеми необходимыми качествами, чтобы побеждать в школьных соревнованиях, что бы это ни значило через десять лет. (Я стала вице-президентом как вторая по числу голосов, так что мои усилия не были напрасными, но все же.) Суть в том, что никогда нельзя недооценивать избирателей, которые видят ямочки на щеках и нашивку с буквой на куртке и решают, что это признак компетентности в ведении бюджета. С моей точки зрения, а это минимальный уровень заинтересованности, Джек напоминает капитана повстанцев из «Затерянной империи»²³, если бы тот был темнее, выше и с ним было бы сложнее иметь дело. Типичный киношный негодяй, который, вероятно, забудет вовремя прийти на помощь, потому что…стоп, вам что-то нужно? Хм, странно, но это совершенно вылетело у него из головы.