К счастью, Джек молчит.

По крайней мере, некоторое время.

— Итак, — произносит он, когда около пятидесяти человек проверяют свои билеты. — Ты и Антония…

— Пожалуйста, не надо. — Я уже слышу в голове крик Баша, но сейчас я не могу поговорить с Антонией. Не здесь. Тем более, если для этого нужно будет оттаскивать ее от Мэтта Даса, при этом надеясь лишь на призрачную, крошечную возможность, что она не станет смеяться над моей отчаянной попыткой снова стать ее другом.

— Ладно, справедливо, — кивает Джек.

Появляется еще больше учеников. Целая вереница. Все, кто приходит, опаздывают, но что поделать — мы же в старшей школе. Так всегда бывает.

Джек тянется за телефоном. Я предполагаю, что он собирается полистать социальные сети или что-то в этом роде, но вместо этого он протягивает его мне.

— Смотри.

Я бросаю взгляд на экран — там наше фото с Цезарио, которое я уже видела в блоге MagiCon

— Ты только что это заметил?

— Да, — говорит он с наигранной небрежностью, которая сразу выдает его ложь. — Я не то чтобы регулярно проверяю этот блог.

Конечно же, он теперь делает это регулярно.

— Le fame,⁸⁸ да?

— Именно. Настал мой момент.

— У тебя все время бывают моменты. — Я указываю на баннер с его именем, висящий в фойе спортзала. — Твоя жизнь — это череда таких моментов.

— Все жизни полны моментов, Виола, — говорит он с нарочитой серьезностью, как раз в тот момент, когда к нам подходит еще одна группа людей с билетами.

Я поднимаю руку, чтобы потереть глаза, но вовремя вспоминаю, что мама настояла на том, чтобы я накрасилась. Она сказала, что давно мы не играли в макияж, как раньше. Это объясняет, почему Баш так хорош в сценическом гриме — он сейчас где-то на танцполе и, скорее всего, проведет там весь вечер. Я разрешила ему устроить фотосессию перед танцами, где была главным фотографом, так что, надеюсь, он простил меня за мои «проступки». Считаю, что наказание я уже отбыла.

— Ну, в любом случае, — говорит Джек, — по поводу того, что ты выглядишь странно…

Я издаю стон:

— Все, хватит с тебя.

Он смотрит на меня искоса, а я, бездумно прокручивая приложения на телефоне, спрашиваю:

— Долго тебе еще тут сидеть?

— Понятия не имею. Пока меня кто-нибудь не заменит, наверное. — Он пожимает плечами, опускаясь еще ниже в свое кресло.

— Я могу посидеть вместо тебя. Ты можешь… — я небрежно машу рукой, — пойти потусить.

— Потусить?

— Осмотреть свое королевство.

— Неа, — отзывается он. — Это больше не мое королевство.

Я рассеянно барабаню пальцами по столу, наблюдая, как люди продолжают подтягиваться. Теперь они приходят парами, весело хихикая, со слегка размазанной помадой, некоторые пытаются (не очень усердно) спрятать что-то в карманах пиджаков. Я называю это «методом спотыкания»: кто спотыкается на ступеньках от алкогольного опьянения — тот попался. Хотя, вообще-то, я не стукач.

— Знаешь, — говорит Джек, — мы не обязаны сидеть здесь весь вечер.

— Да, наверное, потом загляну в туалеты.

— Зачем?

Я пожимаю плечами.

— Из-за всяких шалостей.

— Шалостей, Виола?

— Проделок.

— Мы слишком взрослые для проделок, — торжественно объявляет Джек.

— Перестань.

— Правда, кажется, мы это переросли.

— Что идет после «проделок»? Преступления?

— Всегда выбираешь самый мрачный из возможных исходов. — Он цокает языком. — Ужасно.

— У меня катастрофическое воображение.

— Что?

— Катастрофическое. Представляю только катастрофы.

— То есть что-то плохое? Звучит не очень.⁸⁹

— Да, не очень, — раздраженно подтверждаю я.

— Значит, если бы я пригласил тебя на танец вместо того, чтобы проверять туалеты, ты бы, скорее всего, отказалась, — размышляет он вслух.

Что-то сжимается у меня в горле.

— Наверное, да, — выдавливаю я. — Скорее всего, я бы предположила, что кого-то из нас застрелят. Или похитят.

— Это точно катастрофа.

— Катастрофическая.

— Одно и то же. Это одно и то же, верно?

Ком в горле не исчезает, и я не знаю почему.

— Да.

Он смотрит на меня, улыбаясь, будто я сказала что-то забавное.

Виола, ты не стерва.

Или, точнее, ты, конечно, стерва, но не в том смысле, в котором они думают.

«Ох», — думаю я, чувствуя внезапную боль в груди. Ох.

Нет.

— Мне нужно идти, — резко говорю я и вскакиваю. Стул с грохотом падает на пол.

— Ты в порядке? — говорит Джек с — вот черт — беспокойством.

— Все хорошо. Все в порядке. — Я не могу сказать ему правду про Баша. Я должна, это важно для них обоих, но не сейчас. — Я… да. — Испортить ему вечер? Ни за что.

Может быть, позже.

Да, позже.

— Ты уверена?

Я моргаю, понимая, что он смотрит на меня с явным недоумением, а я все еще стою рядом с перевернутым стулом.

— Пока, — выпаливаю я, неловко отходя. Кто-нибудь другой может завладеть его вниманием. Мне оно не нужно. Я его не хочу.

«И точно не заслуживаю», — думаю я, выдыхая и быстро покидая зал.

***

Когда танцы заканчиваются, я почти вздыхаю с облегчением: как обычно, никто не хочет оставаться убирать. Половина волонтеров благополучно исчезает. Я отмахиваюсь от примирительного жеста Баша, который на пике своей танцевальной экстраверсии пытается убедить меня провести вечер в IHOP с ребятами из музыкальной группы (половина из которых уже вовсю целуется). Кайла делает вид, что помогает, хотя она явно предпочла бы просто наслаждаться успехом вечера. Поэтому я отправляю ее домой и иду в спортзал, чтобы собрать украшения и убедиться, что диджею заплатили. Знаете, такие вещи обычно меня расслабляют.

— Нужна помощь?

— Что?

Он поднимает мешок для мусора, давая понять, что готов помочь.

— О. Тебе не обязательно…

Он поднимает бровь.

— Это же моя работа, не так ли?

— Нет, это…

— Если ты этим занимаешься, значит, вероятно, это чья-то работа, — шутит он.

— Я… — Ладно. Ладно, ладно. — Хорошо, давай покончим с этим.

Мы так увлеченно делаем уборку, что нашему преподавателю по лидерству приходится выпроводить нас за дверь, уверяя, что остальное уберут уборщики.

И вот, не успеваю я оглянуться, как оказываюсь у спортзала с Джеком, наедине. Моя машина стоит неподалеку — да, должность вице-президента студсовета дает некоторые привилегии. Например, хорошую парковку.

— Тебя ведь не нужно подвозить, правда? — спрашиваю я, пытаясь как-то заполнить паузу.

Он смотрит на меня с приподнятой бровью.

— Это предложение?

— А это просьба? — Уверена, он специально меня дразнит.

— Ты параноик, Виола.

Серьезно?

— Просто садись в машину, Орсино.

Но он не двигается, просто смотрит на меня с полуулыбкой.

— Что? — ворчу я.

— Ты забавная.

Теперь я негодую.

— Что?

— Ты всегда такая колючая, но на самом деле тебе не все равно, правда? Тебе, — он наклоняется ближе, понижая голос, — не все равно.

— Ладно, заткнись, — резко говорю я, но он только ухмыляется.

— Почему? Боишься, что расскажу людям?

— Никто тебе не поверит, — бормочу я и тянусь к водительской двери, но он ловит меня за запястье. Точнее, пытается, и вместо этого касается моей ладони.

Он и сам выглядит удивленным, даже испуганным, как будто от меня к нему только что передался разряд статического электричества. Но потом он смотрит на меня и тихо говорит:

— Я тебе верю.

Мое сердце замирает.

— Что?

— Что бы там ни произошло между тобой и Антонией. Я тебе верю.

Я напрягаюсь:

— Я никогда не говорила…

— Тебе и не нужно было. — Теперь он больше не шутит. Не улыбается своей обычной улыбкой короля кампуса. И это даже несправедливо — то, как хорошо он выглядит. И еще лучше, когда в его глазах загорается настоящая искра. Когда на его лице отражается искренность.