— Извини, просто знаешь… столько слухов, — говорю я. — Но я рядом, если ты захочешь об этом поговорить. — Или, может быть, дело тут в том, что Джек действительно выглядел жалким. Или я просто не захотела иметь дело с подготовкой к школьному балу и волонтерами, среди которых Антония. Выбирайте сами.
— На самом деле тут не о чем говорить, — отвечает Оливия, оглядывая наш стол, заваленный мамиными бумагами и бинтами для муай-тай двухнедельной давности. — Могу я оставить здесь свои вещи или…?
— Ой, прости! Конечно. — Я выдвигаю стул. — Хочешь чего-нибудь поесть? Попить?
— Нет, все нормально. — Она снова смотрит на Баша. — Себастьян, да?
— Или Бастиан, или Баш. Как тебе больше нравится, — он приоткрывает один глаз. — А ты Оливия Хадид, — добавляет он, как будто это не само собой разумеется.
Она вежливо смеется:
— Да…
— И, кстати, мне тоже интересно, что происходит с Джеком Орсино, — заключает Баш. — Но в отличие от моей любопытной сестры, я подожду, пока ты не поешь или не попьешь.
— Она только что сказала, что не голодна и не хочет пить, — кричу я ему.
— Это пока, — зловеще отвечает он, и надо отдать ему должное, на этот раз Оливия смеется по-настоящему.
— Мы просто взяли паузу, — объясняет она. — Ничего особенного. Мне нужно сосредоточиться на учебе и прочих делах.
Ну, это было достаточно просто. Очевидно, Джек не способен понять такие вещи, учитывая, что он никогда не концентрировался на учебе или на чем-то, кроме футбола. Но так или иначе, я выполнила свою часть сделки, и теперь подготовка к встрече выпускников — его проблема. И он прав — это оказалось полезно. Я вальсирую на кухню, чтобы налить сока в честь празднования своего триумфа.
— В эти «прочие дела» входят ритуальные сеансы? Призывание демонов? — слышу, как Баш спрашивает у Оливии. — Всегда думал, что шабаш чирлидерш устраивает такое между матчами.
— Демонов еще не вызывали, — отвечает Оливия. — Пока только стандартные кровавые жертвоприношения.
— Я так и знал. — Я стою у холодильника и наблюдаю, как Баш встает и подходит к Оливии, когда она достает книги из своей сумки. — Шекспир, да?
— Бард собственной персоной, — подтверждаю я, возвращаясь с апельсиновым соком.
— Ну, если быть точнее, то Бард из Эйвона, — поправляет меня Баш. — Роберт Бернс — вот кто настоящий Бард.53
— Великолепно, Себастьян, — говорю я. — Слава богу, ты сказал нам это до того, как мы успели опозориться.
— Не за что, — он приподнимает воображаемую шляпу перед Оливией. — Тогда прощайте. Оставлю вас наедине с вашими декламациями.
И с этими словами он исчезает на втором этаже.
— Забавный, — комментирует Оливия. — Он мне нравится.
— Баш всегда был обаятельным, — соглашаюсь я, и она смотрит на меня c удивлением.
— Правда?
— Ну, неотъемлемая часть его личности, — поясняю я, убирая мешок с бинтами в сторону. — Он регулярно делает что-то, за что приходится его прощать. Но ты всегда прощаешь, потому что, разве можно иначе?
— М-м, — соглашается она с понимающей полуулыбкой. — А ты тогда кто, если он обаятельный?
— Та, кто приходит вовремя, — отвечаю я, поднимая свой экземпляр сценария. — А это уже больше, чем можно сказать о некоторых.
— Это точно, — она все еще смотрит на меня с недоумением, поэтому я пытаюсь завязать разговор.
— У тебя есть братья или сестры?
— Две сестры. Одной восемь, другой десять.
— Ого, такие маленькие?
Она пожимает плечами:
— Мои родители решили, что еще не закончили, видимо.
— Ты… близка с ними?
— Ну, — ее губы изгибаются в задумчивой улыбке, — если честно, я больше похожа на третьего родителя, чем на третью дочь, — говорит Оливия, и по тому, как хмурится ее лоб, понятно, что ей нелегко в этом признаваться.
— О. — Это кажется чем-то личным, и я не хочу оставлять ее без поддержки. — Иногда я тоже чувствую себя немного родителем. Или просто старше. Типа, слишком взрослой. Достаточно взрослой, чтобы замечать то, что другие игнорируют. Достаточно взрослой, чтобы постоянно разочаровываться.
— Это трудно, да? — говорит Оливия, постукивая пальцами по столу. — Оправдывать ожидания.
До ее слов я думала, что быть такой популярной чирлидершей, как Оливия, наверное, здорово — иногда мне кажется, что люди хотят видеть меня такой же. (За исключением моей мамы, которая любезно позволяет мне жить своей жизнью без гендерных стереотипов.) Но потом я вспоминаю всех тех чуваков из продвинутых классов, которые просто хотели затащить ее в постель, как будто она для них — просто тело.
— Слушай, извини, что спросила о Джеке, — искренне произношу я. — Просто заметила, что вы, ребята, как-то странно себя ведете друг с другом. — Я колеблюсь, а потом добавляю: — У вас точно все в порядке? Он ничего не… сделал, или…?
— О, боже, нет. Нет, никогда. Джек отличный парень, — поспешно уверяет она меня с такой настойчивой теплотой, что я начинаю сомневаться в ее словах о том, что они «просто» взяли паузу. Слишком уж легко она это сказала, слишком без эмоций. — Да, я знаю, что иногда он бывает…чересчур, — добавляет она. — Ну, знаешь, этот образ Герцога Орсино и все такое…
— И все такое, — бормочу я в знак согласия.
— Верно, — она кивает с тонкой улыбкой. — Но я знаю, что под этой маской есть нечто большее.
— Есть «нечто большее?» — с сомнением спрашиваю я, потому что моя первая мысль: я уже это слышала. Ну, знаете, о парнях. Парнях-придурках или клоунах, чьи подружки думают, что в них скрыта некая глубина. Это классическая история! Люди любят давать парням кредит доверия или приписывать качества, которых на самом деле не существует. Это как когда девушка говорит, что парень умный или забавный, хотя на самом деле он просто… высокий.
Но Оливия только смеется:
— Ладно-ладно, поняла, ты не фанат. Не буду пытаться тебя переубедить. Пойдем, Ромео? — она подталкивает ко мне текст пьесы, явно готовая сменить тему.
Может, Джек был прав, беспокоясь о том, что тут что-то не так. Кажется, Оливия не договаривает что-то важное… но это ее дело. Я выполнила свою часть сделки.
— «Пусть схватят и казнят», — говорю я в ответ, и она улыбается.
— Немного романтично, правда? — подхватывает она. — «Раз ты согласна,/ Я и подавно остаюсь c тобой».
— Это моя реплика.
— Я просто пытаюсь тебе доказать. Он говорит, что готов умереть, если она этого захочет.
— Точно, желание умереть. Они же подростки!
— Ты врешь, — говорит она, пристально меня рассматривая.
Я закатываю глаза:
— Ладно. Слова красивые. И это благородное предложение.
— То есть…? — подсказывает она.
— То есть я могу оценить мужчину, который готов умереть, если я ему прикажу.
Оливия смеется и подталкивает меня локтем.
— То есть…?
— То есть, — выдавливаю я со вздохом, — хорошо. Можешь забрать этого парня себе.
Оливия усмехается, перекидывая свой конский хвост через плечо:
— Спасибо, я оставлю его себе.
***
Когда Оливия уходит, я игнорирую все раздражающие уведомления в своем почтовом ящике и запускаю «Двенадцатого рыцаря», готовая (как и всегда) ударить кого-нибудь ножом, не рискуя попасть под арест или быть исключенной из школы. Я выбираю арену Камланн — самую печально известную и сложную в игре. Легенда гласит, что король Артур погиб в битве при Камланне, поэтому, согласно игровому лору, сюда попадают только лучшие из лучших. Есть небольшая очередь, но это лучше, чем тратить время на новичков в Гауннесе54.
Как обычно, среди ожидающих мелькают знакомые ники пользователей (кхм, людей, которых я уже побеждала). Совершенно бессмысленные буквы и цифры. Однако сегодня я снова замечаю имя, которое кажется мне… слишком знакомым.
ГЕРЦОГОРСИНО12.
Стоп, то есть, когда я думала, что мне показалось… это было реальностью?
— Ни за что, — говорю я вслух, захлопывая ноутбук. Сердце колотится, словно меня застали врасплох. Словно он здесь, в комнате, рядом со мной. Не может же быть, чтобы я каким-то образом призвала его? Клянусь, каждый раз, когда я поворачиваю за угол, он уже там. Даже в моей собственной голове.