Последнюю «точку» в полетах поставил без четверти десять, разрешив Татьяне Константиновне и Ульяне погонять и подурачиться на пару. «Гонщицы» радостно взвизгнули, спикировали в стартовую зону и… действительно отожгли, выжав из «Хищников» все, на что они были способны, и пройдя трассу предпоследнего уровня сложности со временем, которое сделало бы честь куда более легким спортивным машинам! С чего я это взял? С того, что сразу после их финиша со мной связался дежурный оператор АСКТ, учтиво поздоровался, сообщил, что мы, «Сполохи», только что поставили новый рекорд трассы для машин весом больше двадцати тонн, и попросил разрешения использовать запись этой гонки в рекламных целях.

Прочитав все сообщения, прилетевшие в личку, я заявил, что не против. С условием, что после монтажа ролика его копию отправят нам на согласование. Потом похвалил трассу, попрощался с заулыбавшимся парнем, прервал связь, собрал все «Хищники» в один ордер и повел их в сторону дома. На этот раз по прямой. Чтобы добраться до него еще до того, как схлынет адреналин, и супруг Императора снова придавит воспоминаниями.

Успел. Почти – пока мы пролетели над КПП, они еще вспоминали самые отвязные моменты веселья, а буквально через пару минут, когда транспортная плита потащила мою «Жуть» в ангар, из взгляда Романовой пропали последние смешинки, и она, жестом попросив на время заблокировать конференцсвязь, порядком озадачила:

- Ты выполнил самую безумную мечту Татьяны, и теперь она на седьмом небе от счастья. А чем планируешь порадовать меня?

- Боем. Без каких-либо правил с вашей стороны… - выдал я единственный более-менее интересный ей вариант.

- А ты знаешь толк в извращениях! – явно припомнив анекдот с длиннющей бородой, хохотнула она и уточнила формат: - Отправляешь девчонок к бассейну или куда-нибудь еще, чтобы не отвлекали сочувствием. Напрочь отключаешь условности, стеснение и гуманизм. Работаешь на пределе моих возможностей. И гоняешь до тех пор, пока я не отключусь от усталости. Договорились?

Я утвердительно кивнул. А минут через десять-двенадцать, встретив Анну Николаевну на выходе из ее раздевалки, основательно напрягся, сообразив, почему эта женщина употребила слова «условность», «стеснение» и «гуманизм». Защиты на ней не оказалось. Вообще! Мало того, судя по колыханиям груди, под курткой-самбовкой прятался либо обычный мягкий лифчик, либо не очень плотный спортивный топ!

Видимо, мои мысли как-то отразились в глазах, ибо Императрица подошла ко мне вплотную, встала на цыпочки и уставилась в глаза:

- Я хочу выплеснуть ярость в настоящем бою. А бой, в котором не чувствуешь боли, это балет. В общем, доведи меня до предела и заставь через него перешагнуть!

Дожидаться ответа она сочла бессмысленным – атаковала «двойкой» в переносицу и горло, всадила акцентированный удар в ту точку, в которой за миг до этого находилось мое левое колено, показала намерение проломить височную кость, попробовала подсечь и зарычала:

- Локи, не ласкай, а блокируй!!!

Я тут же принял круговой удар голенью, направленный точно в одиннадцатое ребро, на жесткий блок, и остановил колено встречным ударом кулака в живот. А когда увидел вспышку злой радости в глазах Императрицы, воткнул правый подъем во внутреннюю поверхность ее бедра и отправил левый кулак в челюсть.

Удары в треть моей силы словно добавили ей сил – уйдя от последней атаки великолепным нырком со смещением в сторону, Анна Николаевна взорвалась очень быстрой и очень жесткой связкой, которую на наших тренировках ни разу не применяла. Я дал ей возможность достать селезенку, провалил в следующем ударе и, поймав на бросок через бедро, воткнул в пол. Но без добивания. Чтобы она, выкатившись на ноги, продолжила бой. И не ошибся – вернувшись в вертикальное положение, Романова «включила форсаж»: ворвалась на сверхблизкую дистанцию и заработала коленями, локтями и головой так, как будто сражалась за свою жизнь! Вспышки боли от жесточайших столкновений конечностей игнорировала, пропущенные удары не замечала. И вкладывалась в каждое движение, как в последнее.

Ну, а я ей ассистировал. Наносил удары, боль от которых она смогла бы перетерпеть; достаточно часто открывался, подставляя плечи, спину, ребра, прямую мышцу живота и внешние поверхности бедер; не особенно затейливо бросал, чтобы женщина успела сделать страховку; почти незаметно придерживал атаки в голову, давая возможность уйти нырком или смещением. И старался не обращать внимания на то, что предплечья, бедра и голени Императрицы постепенно превращаются в один сплошной черный синяк, что аккуратная прическа стала похожей на спутанную гриву, что недостаточно плотно завязанный пояс не пережил одного из моих захватов и оказался на полу, а куртка пропотела насквозь, болтается абы как и мешает двигаться. Впрочем, с курткой Романова разобралась сама – сорвала ее после одного из падений и снова бросилась в бой. Потом нарвалась на удар кулаком точно между полушарий груди, поверила в то, что я ее «не жалею», и окончательно выключила голову.

С этого момента спарринг превратился во что-то ненормальное – взрослая, уверенная в себе и обычно сдержанная женщина стала похожей на тигрицу, защищающую свое потомство. Она использовала для атаки все, что можно и нельзя, начиная от ногтей и заканчивая зубами; била из любых положений, включая вроде бы невозможные; не обращала внимания даже на очень сильную боль и была готова умереть, но не сдаться! Но самым удивительным было не это, а то, что воистину безумная ярость, вкладываемая в каждый удар, превратила бойца среднего уровня в весьма и весьма опасного противника. И я нисколько не преувеличиваю – если первые минут пять-семь боя я «читал» практически каждую атаку еще в момент ее начала и без особого труда подбирал контрмеры, то после выхода на «форсаж» начал защищаться на полном серьезе. Но даже так регулярно пропускал удары по лицу, печени, селезенке, косым мышцам живота, внутренним поверхностям бедер и суставам. Да что там удары – судя по характерному жжению, следы от ногтей Анны Николаевны «украсили» мне все открытые части тела, включая шею!

Первые признаки приближения долгожданного предела возможностей Романовой я почувствовал на семнадцатой(!) минуте боя, заметив, что женщина сбила дыхание и толком ничего не видит из-за капелек пота, попадающих в глаза и то и дело слипающихся ресниц. Еще через две Императрица начала задыхаться, но останавливаться и не подумала. На двадцать третьей пропустила удар в диафрагму, сложилась пополам и тут же ринулась в атаку, хотя дышать была не в состоянии. А на двадцать восьмой, очередной раз оказавшись на полу, на смогла встать, поэтому попробовала сбить меня с ног ударом ребра стопы в колено.

Тут я ей подыграл. В смысле, упал, дал ей возможность навалиться сверху и секунд сорок сопротивлялся, не позволяя взять себя на север-юг, удушения в положении лежа на груди и не пуская в гард. А когда Романова окончательно вымоталась, поймал на «распятие» и удерживал в этом удушении до тех пор, пока она не «поплыла». Потом расцепил ноги, выскользнул из-под нее и встревоженно уставился в глаза.

- Я в порядке… - не сразу, но прохрипела она. Потом опустила ресницы, обмякла и написала мне в личку: - «Говорить не в состоянии. Шевелиться тоже. Зато меня отпустило…»

- Синяков я вам наставил – страшно смотреть! – немного успокоившись, виновато вздохнул я и уставился в стену, так как насквозь мокрый топик Императрицы не скрывал практически ничего.

«Плевать: пару-тройку часов в медкапсуле – и буду, как новенькая. Кстати, отнеси меня в ваш медблок, ладно? А то для Татьяны я тяжеловата. И попроси, пожалуйста, Забаву меня осмотреть. На всякий случай…»

- Отнесу. И попрошу… - пообещал я и, не откладывая дело в долгий ящик, поднял ее на руки. А где-то на полпути к дверям получил еще одно сообщение и почувствовал, что меня окончательно отпускает – Романова шутила, а значит, все было более-менее неплохо:

«О-о-о, как я тебя исцарапала!!! Твои девчонки меня убьют, а те горожане, которые увидят твою шею, умрут от зависти. В общем, не знаю, оплакивать свою недолгую жизнь или гордиться тем, что кувыркалась с командиром «Сполохов»!»