- А если серьезно? – поинтересовалась Анька после того, как все отсмеялись.

- А если серьезно, то школьников было только четверо. Плюс военный врач с Рубежа. Что, конечно же, существенно меняет дело!

- Ну Локи-и-и…

- Ладно, сдаюсь! Слушайте. Двери ходовой рубки и всех кают, кроме нашей, заблокированы насмерть. И вломиться в них без специальных инструментов абсолютно нереально. Впрочем, даже если бы у меня было все нужное оборудование, то я бы туда не сунулся как минимум по двум серьезным причинам. Во-первых, соотношение потерь между атакующими и защищающимися в приблизительно равных условиях – четыре к одному, а мне как-то уж очень дороги все боевые подруги. И, во-вторых, в распоряжении каждой группы людоловов есть заложники, рисковать жизнью которых я не имею права.

У девчонок тут же испортилось настроение – да, они понимали, что мое решение вполне логично, но представляли себя на месте несчастных пассажиров, обреченных провести десять суток в руках обозленных нелюдей, и жаждали крови. Пришлось успокаивать, рассказывая истории из жизни знакомых порубежников и постепенно снижая накал страстей.

Ближе к одиннадцати вечера по внутрикорабельному времени, когда под кексы с изюмом «пошли» откровенные байки, на лицах мелких начали появляться улыбки. А к полуночи очередной поворот темы моих рассказов настроил их на героический лад и заставил размечтаться о будущем, в котором они сами будут класть людоловов направо и налево. Ну да, они разошлись не на шутку, поэтому первые признаки усталости стали заметны только в начале второго условной ночи. И тогда Забава с Дашей все-таки уговорили юных «героинь» отправиться спать…

…Сразу после ухода мелких и «дежурных по детской спальне» в гостиной стало жарковато. Не мне, а сестрам Шереметевым, явно получившим какие-то инструкции от моих оторв. Раскрасневшиеся лица, то и дело пересыхающие губки и взгляды, в которых горело предвкушение, совратили бы и святого, так что очень скоро «согрелся» и я. Правда, события не торопил – хотел посмотреть, как девушки выкрутятся из непривычной ситуации.

Как оказалось, я сильно недооценил их решимость – через полчаса общения тет-а-тет Лиза ненадолго сбежала. А когда вернулась, заявила, что ванная уже освободилась, и нам пора идти ополаскиваться, после чего практически выдернула меня из кресла! Ничуть не менее уверенно повела себя и заметно более скромная Анастасия – начала раздеваться еще в гостиной, белье сорвала в коридоре, а в душевой кабинке вжалась… в противоположную стенку:

- Дотронешься – я за себя не ручаюсь…

И ведь нисколько не преувеличила – стоило нам добраться до спальни, как она завалила меня на кровать, рухнула рядом и впилась в губы поцелуем, назвать который нежным у меня не повернулся бы язык! Чем, кстати, здорово обрадовала младшенькую: дождавшись, пока Настена окончательно «потеряется» в ощущениях, Лиза дорвалась… хм… до всего остального тела. И напрочь отпустила тормоза!

Следующие часа три с половиной сестры Шереметевы сбрасывали стресс, реализовывали свои самые нескромные фантазии и воплощали в реальность большую часть из того, что видели в «фильмах для взрослых». Причем вели себя так, как будто поменялись характерами – обычно более спокойная и флегматичная Настена изображала лесной пожар или ураган, а резкая и шебутная Лиза сразу после «стартового рывка» превратилась в средоточие нежности, чувственности и неги. Что интересно, о родстве, ревности, соперничестве или стеснении сестры не вспоминали вообще. Наоборот, с таким нешуточным энтузиазмом подхватывали любые начинания, как будто имели за плечами пару десятков лет соответствующего опыта! А это, вместе с запредельной яркостью эмоций, испытываемых первый раз, то и дело сбивало с «пути истинного» меня. В общем, к началу шестого утра, когда у девчонок «закончился заряд встроенных аккумуляторов», я был очень близок к полному эмоциональному насыщению. Однако прочитав в их взглядах тезис «Все, больше не могу, но хочу еще», довел все наше «трио» до последнего пика удовольствия, рухнул на влажные простыни между обессиленными сестричками и услышал замученный, но до безумия счастливый голос Лизы:

- Слышь, Яр, а тебе и твоим девчонкам наложницы не нужны?

Глава 15. Дарья Федосеева.

27 марта 2352 года по ЕГК.

…Тарик Халид, старший мозголом «Аиши», чинно вплыл в мою комнату в четыре часа утра и, бездумно перебирая четки из фаланг человеческих пальцев, подошел к панели управления УТК. Мышцы рук и спины напряглись сами собой, однако ремни, прижимающие мое тело к ложу, никуда не делись, и попытка их хотя бы ослабить ни к чему не привела.

- Сейчас ты оценишь еще одну грань наслаждения болью… - равнодушно сообщил седовласый урод с рыбьими глазами, не вылезающий из дорогущих деловых костюмов и обуви из натуральной кожи. – Лично оценишь незавидную участь своей соотечественницы по имени Марина, доставившей шейху Абба-…

- Да-аш, солнышко, это просто сон! – раздалось откуда-то сзади, и лицо старого ублюдка начало покрываться рябью, как поверхность пруда при порыве ветра. – Стоит открыть глаза – и…

- Все, я уже проснулась… - еле слышно прошептала я сразу после того, как вовремя увидела личико дрыхнущей Таньки Титовой и вспомнила, где именно нахожусь. Потом перевернулась на другой бок, притянула к себе Забаву и уткнулась лбом в ее плечо: - Спасибо, ты вовремя!

- Опять Аббас? – сглотнув подступивший к горлу комок, тихонько спросила она.

Я отрицательно помотала головой:

- Нет, Тарик. Но разницы никакой.

Она запустила пальцы в мои волосы и виновато вздохнула:

- Прости, провалилась в сон как-то уж очень глубоко, а потом р-р-раз – и сплю на спине, а ты уже рвешь свои ремни…

- Везет! А я на спине спать не могу – грудь тяжелая и давит… - выдала я первое, что пришло в голову, чтобы отвлечь ее от мыслей о моих кошмарах.

- Зато она у тебя невероятно красивая! – восторженно выдохнула Панацея, приподняла край одеяла, осторожно коснулась пальцем правого полушария и… сообразила, чего я добиваюсь: - Ну вот, ударила по больному месту и сбила с толку! И как теперь тебе сочувствовать, если все мысли об этом чуде?!

- А зачем мне сочувствовать? Я уже в сознании, а настроение стремительно улучшается! – ничуть не покривив душой, заявила я. Потом вспомнила о наших договоренностях, мысленно ужаснулась собственному безрассудству и на мгновение провалилась в самый последний разговор с Беклемишевой. В тот самый, во время которого вывернула душу наизнанку, смогла поставить себя на место Забавы и приняла ее модель отношения к тем, кто по-настоящему дорог. Поэтому мысленно повторила фразу, запавшую в душу – «Есть только МЫ. На остальное плевать…» – и, наконец, решилась отодвинуть тему кошмаров еще дальше легкой провокацией: – Ты, вроде бы, уже почти привыкла считать «это чудо» своим, но все равно такая робкая!

- Боюсь. Себя… – притворно округлив глаза, «призналась» она. Впрочем, на провокацию ответила, «нарисовав» подушечкой указательного пальца окружность вокруг соска и заставив его сжаться. А потом вздохнула: – Даш, не издевайся: отдельные фрагменты очередной «эротики» все еще мелькают перед глазами, принятые решения кружат голову, а вокруг дети!

Я прикрыла глаза, вспомнила пару «кадров», запавших в душу во время совсем коротенького «визита» к Локи и сестрам Шереметевым, затем мысленно повторила все то, что наобещала Забаве, и почувствовала, что горю:

- Да уж… теперь я тоже себя боюсь! Кстати, если честно, то в жизни не думала, что когда-нибудь соглашусь на подобное безумие! Но… ничуть не жалею…

- Сама такая… - выдохнула Забава, несколько долгих мгновений гипнотизировала шальным взглядом мои губы, затем обожгла их коротеньким, но умопомрачительно нежным поцелуем, отстранилась и неуверенно улыбнулась. Я прислушалась к своим ощущениям, убедилась, что эта нежность и воспоминания с Фуджейры лежат в разных плоскостях, и ответила тем же. Только вложила в свой поцелуй всю благодарность, которую чувствовала к этой странной, но по-своему правильной Личности. А когда начала терять голову, неудачно шевельнулась и случайно разбудила Таню: