Но теперь не понимала, как вообще могла сомневаться, выходить ли замуж. Даже за Анри.
Наверное, двойное заточение в Ауэнте и змеиный плен у Эрика Кровавого выжали из нее всю жажду жизни. Всё, что теперь Тенмар возвращал по крохам. Пока вновь не захотелось жить. Дико, бешено, каждый миг. Каждый глоток вольного воздуха.
А как похорошела еще ярче Кати… Она ведь родом с Юга. И Чарли так нравится носиться с ней по заливным лугам. Скоро густая, пряная трава его легко обгонит. Она-то растет быстрее…
И даже распутный конюх, вроде, здесь поменьше изменяет своей Джейн. Хоть пышнотелые, крутобокие красотки в провинции и не хуже, чем в многолюдной столице.
Разве что их в окрестностях поменьше. И каждая собака друг друга знает. Начнешь слишком резво гулять — мигом ославят и облают. А замуж можно пойти за свободного, но не за чужого мужа. Это только Ирии повезло.
Но конюх — не герцог, его Патриарх не разведет.
И Иден уже подошел срок. Стивен начинает даже волноваться. А как замечательно поладили его заботливая, хлопотливая мать и жесткая, суровая Ортанс…
Жаль, сюда не удалось увезти и Эйду с Мирабеллой. Но тогда новый король был бы совсем идиотом.
И понемногу в широких окрестностях старого замка собираются верные люди. Скоро, очень скоро они все смогут продержаться до прихода армии Лойварэ. Точнее, всё еще армии Анри Тенмара. Вряд ли квиринские воины забыли своего полководца.
А Бертольд Ревинтер возьмет на себя побег своей семьи. И семьи дяди Ива. Еще бы лучше приволочь в столицу хитроумного Клода, но ты его опять найди сначала.
Тогда почему, откуда порой сжимает сердце тревога? И ощущение, что и нынешнее, если не счастье, то покой, — ненадолго? Будто шансы на желанную победу куда меньше, чем представляется отсюда? Как крошащийся весенний Альваренский лед под ногами. А то и Тенмарский. Здесь ледостав много короче. Зима на юге кажется долгой, только если ты в плену.
Ну и что? Грусти впереди еще ждет вдосталь. Ее всегда довольно. А пока нужно взять от сегодня побольше. Пока ты жив — незачем бояться серой тени костлявой смерти. Или прекрасного смеющегося лика. Она всё равно придет за каждым. Рано или поздно. Да и ее воплощение Ирия уже видела. Даже училась у нее танцевать.
А воспоминания о ярко-бордовых осенних астрах прошлой осени лучше гнать подальше. Как они отчаянно ловили последние поцелуи остывающего солнца. Как распустились в преддверии неотвратимой зимы — и исчезли в первые же морозы.
Те астры цвели так ярко, будто вся их краткая жизнь стала немым, яростным криком: «Жить!» И они ведь победили. Успели буйно отцвести — пусть и за втрое меньший срок против отпущенного теплым летом. Отцвели и бросили в еще не остывшую землю семена. До того, как всё вокруг скрыла долгая белая пелена. Яростные астры и впрямь взяли от скупого подзвездного мира всё, что успели. Вырвали.
А эту расцветающую рощу Ральф Тенмар так и не успел показать «племяннице». За него это сделал его сын. Сколько раз здесь фехтовали. Или просто гуляли. А носились взапуски с вольным, теплым ветром? А Ирия смеялась?
Сколько раз Анри здесь ее целовал…
Странное ощущение — даже образ блестящей Кармэн не вызывает боли. Ни малейшей. С самого начала. Если бы когда-нибудь Анри встретил новую любовь — смогла бы Ирия выжать из себя ядовитую ревность? Или лишь порадуется, как за хорошего друга?
Куда делась ее лиарская способность любить и хранить каждый взгляд, мельчайший жест, редкую улыбку, как легендарный скупец — сокровища? Что именно тогда перегорело навсегда? Горечь в сердце и бессонные ночи — неужели были предназначены одному Всеславу? И ушли вместе с разочарованием в первой любви?
Неужели и выстраданная любовь Ирии к Анри — ничем не горячее его чувств к ней самой? Дружба, уважение, понимание… желание? Что еще?
Но у сколь многих нет и этого. Может, и хорошо, что безумные мечты Ирия переросла? Так зачем о них жалеть сейчас? Неужели всё дело опять в южной весне?
Беспокойно топчутся верные кони. Не понимают, зачем глупые всадники спешились. Либо уж скачите, либо оставьте бедных копытных дома — в теплой конюшне, где много вкусного овса. А как сейчас-то — зачем?
— О чём мечтаешь? — прервала внезапную задумчивость мужа Ирия.
— Ири, ты — моя единственная сбывшаяся мечта, — улыбнулся он. — Жена и верный друг. О большем странно и мечтать.
Только прежде тебе это удавалось. Пока твою любовь не сжег мрачный, кровавый Мэнд. Ты тоже умел иначе, Анри. Иначе жить.
Странная они пара. Одна навсегда застыла в змеиной Лютене. Другой до седого пепла выгорел в мрачном Мэнде. А еще Тенмарская Роза и потомок Драконов.
Предложить ему назвать первую дочь Кармэн? Как бы подгадать время? Вдруг это поможет — хоть чуть?
Снежинка осторожно переступила хрупкий кружок редких подснежников. Уже последних. Сама. Точно ли кони глупее людей?
И, кажется, Ирия и впрямь никогда не научится ревновать. Что же с ней не так?
Какая разница? Слишком многое, чтобы перечислять. Зачем тратить время на это?
Вдруг и впрямь ее цветок — ледяная осенняя астра?
— Анри, это просто признание, или за ним последует просьба? — лукавый тон дается с трудом.
Почему-то стылая тревога уже ползет в сердце — уцелевшей в темном закутке двора случайной льдинкой. Она тоже не хочет таять. Живучая, как те астры.
Только Ирия давно привыкла держать маску. Тоже лед — блестящий на солнце. Ровный и непрозрачный. Слишком много в жизни встретилось искусных учителей. Ошибиться — всё равно, что ступить в болотную топь. Прямо в стылую, голодную елань.
Только ведь Анри — не из числа врагов… и даже некоторых союзников. Он всегда ненавидел любую ложь не меньше, чем сама Ирия. И всё сейчас понимает. А весеннее солнце топит любой лед. Почти уже летнее. Даже нынешней запоздалой весной.
Где-то рядом бьет из-под влажной земли живой ключ. Тоже весенний. Он тоже пережил долгие осень и зиму. И тоже рад.
Да вот же журчит — у самых соседних подснежников. Последних. Тянется к уже проклюнувшимся летним макам.
И не хочет думать, что вечное колесо капризной старухи-судьбы неотвратимо крутится без устали. И царящая сейчас юная весна и будущее лето — не навсегда. Но разве бойкие прозрачные ключи замерзают даже зимой? Они — живучие. Как и сама Ирия.
Кто весной или осенью не утонул в студеном Альварене — переживет всё. Выплывет.
А Снежинка-старшая обожает любое лакомство. Как и Вихрь — названный в честь того самого. Пусть он и моложе Снежинки.
Ирия отступила от живых цветов еще дальше. Подснежники уходят, их сменяют яркие маки Тенмара. Но до новых осенних астр еще далеко. Целое жаркое лето.
Мягкие лошадиные губы осторожно слизнули сладкий подарок с ладони. Умные глаза чем-то похожи на оленьи — из того сна.
— Ири, если со мной что-нибудь… удержи Тенмар, — в гулкой почти тишине голос Анри особенно отчетлив. — Сколько сможешь. До прихода помощи. Любой — хоть Всеслава, хоть мидантийцев. Хоть Детей Ночи из Мэнда. Кого угодно, но только не пропусти черную заразу в наш Тенмар.
— Не пущу. Клянусь! — Верный клинок пусть служит свидетелем. Ловит солнечный блик.
А не менее верные кони — слышат. Вон как встревожились.
Тогда были осенняя ночь и яркие звезды, сейчас — ясный день конца весны. И звонкое разноголосье птиц — вместо победоносной армии. Но будто вновь смешиваешь кровь.
Пусть вместо ледяных луны и звезд их слышит живое, теплое солнце. Оно ведь по легендам — тоже общий предок. Вообще всех живущих. Лик самого Творца. Разве не его диск они все носят на шее?
Ведь и впрямь женой Анри Ирия стала позже, чем побратимом. А древний Альварен сроднил их еще раньше. И таинственный спаситель — странный оборотень Джек. Общий прапрадед, искупивший свои старые грехи — уж как сумел.
Они оба — потомки Джека. И неведомой Изольды Лингардской, ставшей Изольдой Тенмарской…
И как тут не поклясться? Анри ведь прав. И… Ирия слишком его любит. Всегда любила. Даже когда еще не понимала сама. Даже если не знает, как в этом признаться. Вдруг и он сейчас — полностью еще не понимает? Расскажет ли до конца, что задумал?
