Они с Евгением слишком усложнили всё. И никто другой этого не поймет. Или поймут, как им выгоднее. И как можно громче разъяснят другим — еще не понявшим.

А зачем позвала сюда проверенного союзника? Он и так лишних иллюзий не питает. Слишком давно знакомы.

Плеснуть в два хрустальных бокала — самой. И отпить первой. Императрица Мидантии не собирается травить ее же полководца.

Просто оказывает ему неслыханную в империи честь. Лично служит виночерпием.

— На каком основании? — криво усмехнулась Юлиана. — Я не могу быть Регентом. Благодаря моему любящему, обожающему меня супругу. Евгений меня не короновал, и тебе это прекрасно известно.

Как и его политические мотивы. Наверняка.

— Только потому, что не успел, — Октавиан Мидантийский Барс осторожно отложил последнее донесение. Предельно аккуратно. Небрежен он только на публику. — И именно я — его ближайший соратник — готов это подтвердить. Клятвенно.

— И именно ты предашь меня первым — едва Евгений вернется? — остро глянула в непроницаемые черные глаза Юлиана. — Так уже было.

— Я даже предам так, что вы не пострадаете. Так уже было.

Императрица рассеянно крутнула фигурный бокал. Не пролив ни малейшей капли. Только рваные тени на светлой поверхности метнулись. И хрупкое свечное пламя бледно отразилось в золотистых гранях драгоценного хрусталя. Как в гневном взгляде прирожденного мидантийца. Опытного в ядовитых интригах и в политике.

Метали гром и яростные молнии во всей семье только бешеный Роман и самодур — отчим Борис. Считали, что могут себе это позволить.

— Октавиан, вы действительно можете быть моим отцом?

— Сейчас это не столь существенно, моя императрица, — сдержанно изрек он. — И для вашей коронации вы должны быть законной дочерью принца, а не бастардом герцога и герцогини.

— Вы разумны как всегда, Октавиан. Но разве нас сейчас подслушивают? Такое возможно?

— А разве мы уже в другой стране? Может, в солнечной Идалии? Вы справитесь, Юлиана. И вы уже в том возрасте, когда пора прекратить искать природные корни и других родителей. Вы — не потерявшийся ребенок, а императрица Мидантии. Регент и мачеха действующей императрицы Виктории. Пока не найдется император Евгений.

Пока… Евгений, где ты?

Зови, не зови — прямо сейчас точно не придет. Зато явятся другие. Незваными. В количестве. Те, кто верят в чужие картины.

— Октавиан, что удалось выяснить?

— О Софии и ее муже — по-прежнему ничего. Как и о том, кто помог сбежать виконту Витольду Тервиллю.

Кто заменил охранявшую его в тот день стражу. И резко сократил ее количество. Жаль, не было времени допросить самого Тервилля. Юлиана запаниковала тогда так, что последний ум потеряла.

И в результате потеряла намного больше. Как всегда в таких случаях. Но на своих ошибках учиться получается плохо.

Кстати, Мидантийский Барс вовремя напомнил о девочке. Действующей императрице пора ложиться спать. Глубокая ночь на дворе. Третья ночь без Евгения.

И действующую императрицу не в силах угомонить целая армия вышколенных нянек.

Юлиана была в том же возрасте, когда лишилась всего.

И кое-кто из нянек постарше это даже помнит. Но всё равно недобро, с подозрением зыркает исподлобья. Думает, что исподлобья. И думает, что незаметно.

Коварная, злобная императрица обольстила молодого императора своими порочными прелестями, развела с добродетельной женой. А теперь подло и коварно избавилась от него, как и от оклеветанной, невиновной Софии. И бедная маленькая падчерица — точно следующая жертва.

— Тетя Юли, ты пришла! — У девочки — глаза Евгения. Такие же глубокие и черные.

Только вряд ли он был таким беззаботным — даже в эти годы. Его отцом был Борис.

— Пришла, — вымученно улыбнулась Юлиана. — Разве я — не твоя фея-крестная?

— Говорят, ты — моя мачеха? — доверчиво глянула Вики. Будто в самую душу. — Это плохо?

И что теперь сделать с тем, кто говорит?

— Нет. Само по себе — нет. Мачехи, как и другие родственники, бывают и добрыми, и злыми, и равнодушными. Да, я — твоя мачеха. Вторая жена твоего отца. И твоя двоюродная тетя. И твоя крестная. Всё сразу.

— Я боюсь засыпать. Мне снится плохое.

Злые мачехи? Или добрые, предупреждающие слуги? Как много ей уже успели разболтать об исчезновении отца?

— Давно?

— Нет. Но началось еще раньше, чем пропал папа.

И ребенок никому ничего не сказал. Или сказал только любимой няне? Надо будет повыспросить.

Или Вики поделилась еще и с Евгением, просто Юлиане тот не счел нужным рассказать?

— Я положу тебя рядом с собой.

Если Евгений не вернется, одинокое ложе станет верным спутником Юлианы на годы, если не навечно. Если она вообще сможет представить рядом другого мужчину. Вот посмеялись бы любые враги. И все, кто славят ее самой дорогой куртизанкой Мидантии.

Сама ведь себя таковой назвала. Даже Евгению.

Ладно, хоть не дешевой.

— А папа скоро вернется? — доверчивые-доверчивые глаза.

Зачем ты вырастил дочь таким беззащитным цветком, Евгений? Зачем когда-то бедная мама растила такой маленькую Юли?

— У него срочные дела, дорогая, — Юлиана провела рукой по мягким, как пух, локонам. — Их нельзя было отложить или поручить другим. Но мы его обязательно дождемся. Не будь я твоей мачехой-крестной.

Хуже другое. За всеми срочными, неотложными делами Юлиана не выпила вовремя Волчью Горечь. А потом… не стала. Ни в тот день, ни после. Показалось кощунством.

Глава девятая.

Начало Месяца Сердца Лета — Середина Месяца Сердца Лета.

Мидантия, Гелиополис.

1

Грозной императрице не хватает терпения, пока заботливые тети-служанки снимают с нее мерку. Для лучшего в Гелиополисе ювелира. Под его же чутким орлиным взором.

Грозной императрице мастерят роскошную корону. Нынешняя — безнадежно велика. Настолько уменьшить просто невозможно. Как и облегчить.

Разве что сшить пурпурную коронку из мягкого, теплого шелка. Или вырезать из легкого дерева и покрасить. Как игрушечный кораблик.

И пустить плавать в бассейне во внутреннем дворике. Деревянную корону с шелковыми парусами.

Но в политику и власть нельзя играть. Проигрыш здесь равносилен смерти. Или чего похуже. Проигравшие Зордесы это подтвердят. Все, кроме одного — тогда юного удачливого изгнанника принца Алексиса. Чей сын (если не самозванец) занял-таки вожделенный престол не Мидантии, так Эвитана.

В возможность этого ведь по-настоящему не верил никто. В том числе сама Юлиана.

Потом ювелиров пригласят во дворец снова и снова. Через несколько лет. И еще раз. Пока четырехлетняя Вики не вырастет во взрослую Ее Величество правящую императрицу Викторию. Первую в истории женщину на древнем троне Мидантии. Правящую, самовластную императрицу, а не послушную супругу императора.

Если Евгений так и не вернется. А если вернется, то Вики всё равно получит трон — просто десятилетиями позже.

Сейчас же он для девочки тоже велик, но вот его переделывать не станут точно. Разве что добавят пурпурных шелковых подушек. И поставят обитую бархатом табуреточку для ног. Повыше.

Юлиана вполне согласна сесть на жесткий императорский стул сама, а Вики усадить на колени. Будет мягко и тепло. Но до официальной коронации как Регента это невозможно.

— Тетя Юли! — Виктория поспешно спрыгнула с высокого трона и кинулась к ней. — Тетя Юли, я устала! Можно мне уже пойти играть?

Подушек они так и не добавили. И кому за это не поздоровится? У взрослых императоров ядовитой Мидантии, может, и суровые, железные седалища, но Вики — еще ребенок. Маленькая девочка.

Легкие ножки императрицы добежали до будущей Регентши, тонкие теплые ручки обняли шею.

Юлиана легко подхватила ее на руки. Пока еще. Хорошо быть сильной. Когда ты одна — столько лет. С самой смерти родителей. Особенно мамы.

Одна — до брака и после. А порой — еще и во время.