- Поругались, что ли? Ворчишь тут…

- Не поругались. Просто я ему рассказала про тебя, и он начал смотреть на меня, как на побитую бездомную собаку. А мне не нужна ничья жалость.

- Так, может, это сочувствие, а не жалость? Судя по всему, он взрослый человек. В его жизни, наверняка, тоже много чего произошло. Возможно, у него тоже нет кого-то из родителей, и он отлично понимает твоё состояние. А, зная тебя, ты, наверняка, даже разбираться не стала и слушать его. Просто ушла в глухую оборону. Так?

- Так.

И только сейчас я вспомнила, что у него нет обоих родителей. Он сказал, что они погибли. То есть, он потерял обоих сразу. Возможно, в его глазах действительно было сочувствие, но я увидела то, что увидела – он перестал видеть меня, он начал видеть только то, что у меня умирает мама. А я не хочу, чтобы во мне хоть кто-то видел будущую сиротку.

- Ну, ничего, - мама ласково погладила меня по волосам и поцеловала в плечо, прижавшись к нему щекой и слегка навалившись на меня. – Если он действительно взрослый и умный, и ты ему нравишься, то он найдёт способ вернуть тебя и доказать, что всё было совсем не так, как ты себе придумала. И мне понравилось, как он поправил капюшон на твоей голове, когда вы подходили к подъезду. Выглядело очень мило и с большой заботой о тебе, - а я этого даже не заметила в тот вечер. - Да и разве можно на мою красавицу смотреть с чувством дешевой жалости? Нет. Только с любовью. Как я на тебя.

- Угу. Особенно тогда, когда я заставляю тебя пить таблетки. Столько «любви» в твоих глазах сразу.

- Но я же всё равно продолжаю тебя любить. Другие эмоции и чувства при этом, правда, тоже испытываю, но основа всем им - любовь к тебе.

- Ладно. Сделаю вид, что поверила, - изрекла я деловито.

- Ну, всё. Убирай голову. Какая-то она у тебя тяжелая.

- Всё? Прошла любовь? – усмехнулась я, сев обратно за своё вязание и надев очки. – Много тебе ещё осталось? – спросила я, кивнув на рукав из голубой пряжи на маминых спицах.

- Довяжу рукав, соединю всё, провяжу горловину, и готово. Как раз к концу сериала закончу.

- Откуда у тебя столько терпения? Я уже через силу вяжу этот коврик.

- Просто ты не видишь конечную картинку в своей голове. Когда шьёшь, ты ведь знаешь, как должно выглядеть конечное изделие? И идёшь к этому. Кропотливо и старательно. В вязании так же.

- Я же вижу, что должен получиться круг, - показала я маме небольшой вязанный кружок. – Раз в шесть больше этого.

- И тебе от этого скучно, похоже, - усмехнулась мама.

- Монотонно, просто. В шитье интереснее, всё-таки.

- А меня эта монотонность, наоборот, успокаивает. Ну ничего, родишь и поймёшь, как иногда бывает хорошо, когда никуда не надо скакать и прискакивать.

- А ты точно меня любишь? – поинтересовалась я с нажимом. – А-то с каждой минутой новые и новые подробности всплывают.

- Точно люблю. Как тебя – никого больше.

- Ладно. Я тоже тебя люблю, если тебе вдруг интересно.

- Я знаю, доча, - улыбнулась мама уголками губ и вновь сосредоточилась на вязании.

Моего желания вязать хватило еще примерно на половину серии выбранного нами сериала, а потом я подкинула свой крючок и недовязанный коврик в мамину корзину и развалилась на диване, чтобы просто наслаждаться просмотром сериала.

Между делом были две примерки кофты, которую мама почти довязала, остались только детали. Потом мы поели, а после этого я уснула.

Последнее, что помню, как мама подложила мне под голову диванную подушку, сняла очки и укрыла пледом, который связала несколько лет назад. Поцеловала в щёку, тихо хохотнула над моим причмокиванием, когда я сменила положение, и снова села рядом со мной у головы.

Утром я проснулась от звука своего будильника на телефоне.

Сегодня у меня не прогульный день, поэтому придётся просыпаться. А после универа ещё и на работу ехать.

Одна радость – острая лапша на завтрак.

Опустив руку с телефоном обратно под одеяло, я поняла, что в другой моей руке находится рука мамы. Приподняв голову, я увидела на журнальном столике законченный и аккуратно сложенный свитер нежно-голубого цвета.

Сев на диване, но продолжая держать, очевидно, всё ещё спящую маму за руку, я перевела на неё взгляд и сразу поняла, что что-то не так.

Мама была слишком бледная, даже для самой себе. Казалось, что она просто задремала, сидя рядом со мной.

Но мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять, что она вовсе не дремлет.

- Мама, - позвала я тихо. Голос дрогнул, оставшись лишь всхлипом. Но мой едва слышный зов улетел в пустоту квартиры, так и не встретив отклика.

Глава 19. Макс

Марьяна не появлялась в кафе уже три дня.

Я начал серьёзно переживать.

Я понимал, что она меня избегает, но до этих дней она избегала меня, хотя бы появляясь в кафе. Да, не подходила, но и трусливо не пряталась.

Её подруга, с которой они вместе с Марьяной принесли мне пиджак и работали в кафе, на мои вопросы отвечала уклончиво. Ссылалась на то, что Марьяна подменилась с девочками.

На вопрос, случилось ли у Марьяны что-то дома, её подруга отвечала, что не сплетничает на тему личной жизни подруги.

Сегодня уже четвертый день, когда Марьяны нет в кафе. Внутри моей грудной клетки будто что-то металось, не находя себе места. У меня нет номера телефона Марьяны, в социальной сети она появлялась четыре дня назад. Если её подруга и сегодня не скажет, где она, то я буду вынужден найти её полный адрес и заявиться к ней домой. Просто для того, чтобы убедиться в том, что всё хорошо.

Она говорила, что её матери осталось недолго. Возможно, эти дни она решила полностью посвятить своей маме?

Может и так. Но параноик внутри меня давно так не находил себе места.

Я снова в кафе. И, если из четырех последних дней первые два я просто брал кофе и уходил, не увидев Марьяну в кафе и успокаивая себя тем, что просто попал не в её смену, то вчера я впервые решил пойти на прямой контакт с её подругой. Сегодня я понимал, что её односложных ответов мне будет мало.

- Добрый день! Кофе? – поинтересовалась с пластиковой улыбкой девушка, имя на бейджике которой было Анастасия.

- Адрес Марьяны, - ответил ровным тоном, вынудив девушку посмотреть на меня.

- Это конфиденциальная информация, - нахмурилась девчонка и уставилась в блокнот, начиная вырисовывать в нём какие-то узоры.

- С ней всё хорошо?

- Насколько это может быть возможно, - буркнула Анастасия.

- Конкретнее, - произнес я с нажимом. Ещё немного и я встряхну эту девчонку за плечи.

- С ней всё настолько хорошо, насколько может быть хорошо у человека, который вчера похоронил маму. Вы же и сами знаете, что у неё…

- Адрес, - сказал я, резко встав со стула и выйдя из-за стола.

- Она, всё равно, не откроет. Она даже мне не открыла. После похорон закрылась в квартире и никого не впускает.

- Номер квартиры, твою мать! – я уже едва мог держать себя в руках. – Я всё равно узнаю его, но может быть поздно.

- Тридцать семь, - выронила девчонка тихо после короткой паузы. – Только не говорите, что я вам сказала… - прилетело мне уже в спину, когда я практически выбегал из кафе.

- Только не наделай глупостей, девочка, - приговаривал я себе под нос, пока ехал к её дому.

Если бы не молодая мамочка с коляской, выходящая из дома, то я бы выломал подъездную дверь.

Взбежав по лестнице, нашёл квартиру с нужным номер. Вдавил кнопку звонка и, прижав ухо к двери, вслушался в звуки внутри квартиры. Когда закончилась трель звонка, в квартире стало тихо. Слишком тихо.

- Марьяна! – крикнул я, ударив ладонью по дверному полотну у глазка. – Марьяна, открой! Открой, я знаю, что ты там!

В глубине квартиры послышался шорох. На мгновение мне показалось, что услышал чьи-то тихие шаги.

Я пошёл на крайние меры – угрозы.

- Я выломаю дверь!