Я замолкаю, не знаю, хочу ли я говорить о его бывших. Вероятнее всего не хочу, и лучше не стоит заводить эту тему. Опускаю взгляд в пол, задумываясь, сколько девушек у него было, но отбрасываю эти неприятные мысли.
– Встречи с теми девушками, что я проводил время, заканчивались одной ночью, Беатрис, – говорит он, замечая мой ступор. – Наутро я выпроваживал их, а они в свою очередь ломались и устраивали сцены.
Почему он постоянно пытается меня чем – то задеть? Неужели и так не видно, что меня всю трясёт от его прошлой жизни! Я все еще не могу принять то, что общаюсь с парнем, у которого была куча сексуальных партнеров. К этому я еще не привыкла да и привыкну ли я вообще когда – то?
Решаю не обращать внимания на неприятные уколы в области груди.
– Как насчет спагетти с пастой? – спрашиваю я, решив сменить тему, но голос звучит так фальшиво. Как бы я не притворялась, прошлое Дэниела меня глубоко задевает.
Он подходит ко мне вплотную и кладет свою руку мне на бедра.
– Не злись, – шепчет он мне в ухо, от чего мурашки бегут по коже.
Дэниел бросает взгляд на открытый холодильник и достает оттуда бутылку вина.
– Не думал, что ты любительница выпить, – сарказничает Дэниел, осматривая бутылку.
Хватаю бутылку из его рук и кладу обратно в холодильник.
– Это для особого случая, – поясняю я, смущенно.
Дэниел улыбается, затем снова берет бутылку в руки и отходит от меня.
– По–моему сейчас тот самый случай. Не думаешь?
Я раздражённо закатываю глаза, и я достаю из холодильника продукты.
– Хорошо, но только один бокал, – соглашаюсь я, когда кладу на стол бекон. – И ты мне поможешь в готовке.
Дэниел посмотрел на меня соблазняющим взглядом.
– С удовольствием.
Я улыбаюсь ему, когда слышу его ответ.
Пока Дэниел пытается открыть бутылку вина, я достаю бокалы и со звенящим шумом ставлю их на стол. Затем принимаюсь резать бекон, пока приготовится вода для спагетти.
– Та, картинка в гостиной, это твоя работа?
– Да, – отвечаю я смущенно, понимая, что он так близко увидел ее.
Мы с Джесс долго спорили, какую картину повесим в гостиной. В итоге ей очень понравилась картинка, где был изображен маленький мальчик. Этот портрет был особенным для меня. Хотя, по правде говоря, к каждой из них я ощущала особое чувство.
– Она очень красивая, – признался Дэниел, наливая вино в бокалы. – Как давно ты ее рисовала?
Его вопросы были для меня очень личными. Все картины, что были у меня, я рисовала в момент, когда мне было особенно плохо. Это расстраивало меня больше всего. Каждая картина – это момент, когда мне особенно было тяжело в жизни.
– Мне было одиннадцать, – выдавливаю я, как можно мягче.
– Ого, невероятно!
Дэниел смотрит на меня, не отводя своего удивленного взгляда.
Мне приятно его любопытство. Это значит, что его заботит, то чем я занимаюсь. Меня это трогает глубоко внутри, потому что мне важно его мнение.
Он ставит бокал на стойку рядом со мной. Включаю воду в раковине и мою руки, а после того как вытираю их полотенцем беру бокал.
Дэниел смотрит на меня с любопытством, но я жду, что он сам что – то скажет.
– Тогда за твои одиннадцать, – говорит он и, протянув бокалы друг другу, они звенят от прикосновения.
Дэниел делает паузу, когда касается губами бокала, наблюдая, как я делаю глоток. Он смеется, когда я заканчиваю, а затем сам выпивает.
Прокручиваю его тост в голове, но пытаюсь отбросить тяжелые мысли.
Если бы он только знал, какого мне было в свои одиннадцать лет.
– И кто на нем изображен? – спрашивает Дэниел, продолжая разговор.
Замечаю его взгляд на себе, и я пытаюсь придумать что – то.
Почему мне так тяжело говорить правду? На самом деле мне совсем не хочется его обманывать.
– Алекс, – выдыхаю я и наблюдаю за его реакцией.
Мне уже стало ясно, что эти ребята не могут терпеть друг друга, но если они хотят сохранить со мной отношения, то им придется вести себя сдержанней.
Дэниел делает несколько глотков из бокала, и я решаю продолжить:
– Когда отец увез меня из Чикаго, наша последняя встреча с ним закончилась очень эмоционально.
Я достаю сковородку и ставлю на плиту.
Пытаюсь сосредоточиться на готовке. Не могу поверить, что я говорю ему о своем прошлом. Еще несколько месяцев назад, я не могла думать об этом, и одна лишь мысль об этом, болью отдавало в груди.
Дэниел подходит ко мне рядом, и я понимаю, что он хочет мне помочь.
– Ты можешь приготовить пока что салат, – предлагаю я.
– Хорошо, что для этого нужно?
– В холодильнике лежат помидоры и огурцы, для начала их нужно помыть, – отвечаю я и выдавливаю улыбку.
Дэниел открывает холодильник и достает оттуда овощи. Я в свою очередь обжариваю бекон и перемешиваю макароны к кастрюле.
– Что произошло потом? – с любопытством спрашивает Дэниел.
Понимаю, что он хочет услышать продолжение моей истории. Мысли заполняются воспоминаниями, перед тем, как я снова заговорила.
– Прошло больше года, как я жила в Хьюстоне, и мне начало казаться, что я начала забывать, как он выглядит. Тогда я решила нарисовать его черты на листке бумаги, а когда я увидела, что у меня получилось, я нарисовала его на холсте.
– Значит эта твоя первая картина?
– Можно сказать и так, – отвечаю я сухо.
В последнее время я все меньше стала проводить время за живописью и меня это пугало. Раньше без этого я не могла жить и с каждой проведенной кистью на холсте, я будто начинала заново жить.
Но если вспомнить, именно после встречи с доктором Крамкай я начала меняться.
Раньше я была очень замкнутой и не могла делиться ни с кем своими мыслями. Но после нескольких сеансов я начала понимать, что разговоры могут быть полезны для меня. Чем больше я держу все в себе, тем больше я понимаю, что закрыта от этого мира.
Я очень хорошо помню, когда я начала рисовать облик Дэниела.
Да! Впервые, когда я почувствовала внутри неприятный осадок, я чувствовала себя опустошённой, и это давало мне сил для рисования.
Смотрю на Дэниела, будто хочу запомнить каждую частичку его кожи, каждую ямочку на его лице.
– Я точно не помню, но на протяжении может трех или четырех лет я дополняла картину, пока окончательно ее не закончила.
Когда снова смотрю на Дэниела, впервые мне захотелось дорисовать его картину. И не, потому что мне сейчас плохо, а потому что Дэниел вызывает у меня какие – то непонятные эмоции внутри.
Это чувство вдруг пугает меня.
Наблюдаю за тем, как Дэниел домывает последний помидор.
Я опускаю взгляд, на сковороду, наблюдая, как жарится бекон.
– И что мне с этим делать?
Дэниел смотрит на меня, показывая мне овощи.
Протягиваю ему глубокую миску.
– Нужно нарезать все мелко.
Достаю разделочную доску и ставлю его на стол.
– Боюсь, тебе придется мне показать, потому что я ничего в этом не понимаю.
Я закатила глаза и, схватила нож, начала нарезать помидор, демонстрируя ему как нужно нарезать овощи.
– Что тебя вдохновляет на написание картин?
Вопрос Дэниела заставил меня врасплох. Я не была готова ему раскрывать душу, и выворачивать чувства наизнанку.
Да, я готова делиться с ним тем, к чему сейчас я стала спокойно относиться. Но чем дальше все заходит, тем больше кажется, что все, что происходит между нами это ошибка.
Дэниел забирает у меня нож, нежно прикасаясь к моей руке, затем сам пробует нарезать помидор. У него довольно хорошо получалось, но делал он это очень медленно.
Хватаю бокал со стола и делаю несколько уверенных глотков.
Дэниел наблюдает за мной с каким – то любопытством, но ничего не говорит.
Нужно что – нибудь придумать, заговорить наконец. Его вопрос повис в воздухе.
– Я бы не назвала это вдохновением, – проговорила я, вернувшись к приготовлению соуса.
– Тогда как бы ты это описала?
Взгляд Дэниела скользит к моим плечам, и кажется, задерживается на моей шеи. Он задает вопросы в точности, как доктор Крамкай. Только вот между ними большая разница. Доктору я могла говорить все что взбредет в мою голову и не жалеть о сказанных слов. А Дэниелу, я не могла говорить правду. Просто потому что мне казалось, он не сможет понять.
