Прежде, чем свет светофора переключается на красный, мне неожиданно приходит в голову безумная мысль. Еще не знаю, пожалею я об этом или нет, но я уже разворачиваю машину в сторону городского парка. Мне безумно хочется взглянуть на то место, где я жила раньше. Не могу продолжать жить так, словно меня здесь никогда не было. Решительно надавив на газ, даю себе обещание, что уеду оттуда сразу же, как увижу это место. Мне по – настоящему страшно, просто потому, что там была моя прежняя жизнь.

Уже около часа дня, когда я заезжаю на знакомую мне улицу. Сердце взволнованно стучит в груди, ощущая каждый пробивающий удар по моим внутренностям. Я даже отключила радио, потому что оно больше мешало мне, чем помогало отвлечься от мыслей. Раздумываю, не развернуть ли мне машину и уехать отсюда, пока не поздно, но останавливаю себя. Думаю, в этом нет ничего плохого. Я еду медленно. Замечаю знакомый мне дом. Пульс учащается настолько, что ощущаю каждый удар. Я нервничаю и это мягко сказано. Руки вспотели, и я вцепилась в руль так, будто боюсь выпустить его. Проезжаю еще несколько домов, прежде чем решаю остановиться, чтобы хоть немного оглядеться. Не хочу, чтобы меня кто – то заметил. Мне становится трудно дышать, и я умоляюще прошу себя успокоиться. Здесь все так же тихо и спокойно, все как я помнила в своей памяти. Замечаю, что дом выкрашен в другую краску. Во дворе стоит детский велосипед, а на газоне валяются маленькие игрушки. Должно быть, теперь здесь живет семья с маленьким ребенком. Не знаю, стоит ли мне подходить ближе, но мне хочется проверить наш с Алексом тайник. Выхожу из машины и медленно прохожу половину дороги. Напоминаю себе, что не выйдет ничего хорошего, если меня поймают.

Бросаю взгляд на дом Алекса, молясь чтобы дверь на противоположной улице не открылась, а потом снова бросаю взгляд на дом, перед которым я уже стояла.

Не знаю, от чего больше так колотится сердце. От того, что я стою перед домом, в котором провела все свое детство или то, что позади меня дом Алекса.

Мне бы хотелось увидеть: изменилось ли что – то внутри или все осталось по – прежнему. Наверняка изменилось, ведь теперь здесь живет другая семья.

Я осматриваюсь по сторонам, чтобы убедиться, что никого нет. Когда решаюсь сделать шаг к дому, я быстро иду по газону.

Раньше мы с Алексом любили оставлять друг другу послания в виде записок. Это было забавно. Сбоку нашего дома – в стене, выдвигался один кирпичик, именно там мы могли прятать друг для друга записки.

Думаю, надо сделать все быстрее, пока никто не вызвал полицию. С быстрого шага я перехожу на бег, через двор прохожу позади кустов и когда делаю еще шаг, то наступаю на игрушку, которая громко свистит прямо под моими ногами.

– Черт! – прошептала я и спряталась в кусты, пригнувшись.

Смотрю на входную дверь, но кажется, мне крупно повезло, никто ничего не услышал. Делаю еще несколько шагов, и я оказываюсь сбоку дома. Во втором ряду отсчитываю пятый кирпич и трясущимися руками пытаюсь выдвинуть его из стены. Сначала у меня ничего не получается и я уже решаю, что его заколотили, но пробую еще раз, применив немного усилий. Улыбаюсь, когда чувствую, что кирпич немного выдвигается из стены. Прибавляю еще немного сил. После чего я полностью выдвигаю его и засовываю руку в тайник, в надежде найти там что – то. Когда пальцами нащупываю клочок бумаги, хватаю её и высовываю руку. Листок совсем пожелтел, могу только представить, сколько здесь пролежало это письмо. Алекс наверняка оставил его здесь очень давно. Я немного разочарована, но мне все же интересно, что там может быть написано. Хватаю кирпич с земли и засовываю его назад. Быстрыми шагами направляюсь к машине, а когда дохожу до автомобиля, сажусь на сидение и разворачиваю бумагу, где вижу до боли знакомый почерк. Переводя дыхание, я с нетерпением начинаю читать слова на листке:

Беатрис, если ты все же читаешь это письмо, то ты наверняка сейчас совсем взрослая. Не та маленькая девочка, которую увезли из родного дома. Девочка, которой я не смог помочь в силу своего возраста. Мне было больно осознавать какого тебе было, когда ты потеряла маму. Все же думаю, что ты это не прочитаешь, потому что не хочу причинять тебе той боли, которую, возможно, ты все еще чувствуешь. Это просто мои мысли. И если так нужно, пусть этот листок сгниет в нашем потайном месте.

Мне жаль, мне действительно жаль, что так получилось. Я не знал, как тебе помочь, не знал, что мне делать. Я был таким же ребенком, как и ты, но чувствовал, что я, черт возьми, что – то должен сделать, чтобы облегчить твои страданья. Чтобы унять боль хоть на немного. Я сожалею, что так и не смог защитить тебя от всего плохого. Есть моменты, которые невозможно вернуть. И это как раз тот самый момент. Я переживаю его полностью и сожалею об этом. Во многом виню себя. Мне было жутко от того, что ты перестала разговаривать. Со мной ты всегда делилась многим, но сейчас ты не произносишь и слова с того момента, как не стало твоей мамы. Мне казалось, что я могу потерять самого лучшего друга в своей жизни. Этого я боялся больше всего на свете. Иногда мне кажется, что это произошло, потому что я думал об этом постоянно. Поэтому и виню себя. Наконец, когда твой отец принял решение уехать из Бостона, мои родители не сразу решились рассказать мне об этом. Я не смог в это поверить. Но я готов тебя поддержать, где бы ты ни была…

Я отрываю свой взгляд от листка и перевожу дыхание. К горлу подступает такая боль, что мне тяжело сглотнуть. Я очень редко вспоминаю этот тяжелый момент своей жизни. В основном, потому что он был слишком мрачным, и я просто хочу его забыть. На самом деле, я бы многое хотела забыть. Жаль, что это невозможно. Когда мамы не стало, я действительно не разговаривала. Уоррен очень переживал за мое состояние, не знал, что делать с ребенком, который не может оправиться от смерти родного человека. Сейчас я наверняка могу понять его смятение. Может именно это обстоятельство повлияло на его решение – переехать. Поэтому я всегда винила себя в этом. Когда я узнала, что мы переезжаем, я впервые заговорила после того, что произошло. Я думала, что отец прислушается ко мне, и мы вместе сможем принять общее решение. Но нет, на самом деле он сделал все так, как считал нужным сам. Тем самым сделав мне еще больнее.

Снова опускаю взгляд на листок, продолжая читать там, где я остановилась. Замечаю, что цвет чернил сменился, да и почерк стал взрослее и выразительнее:

За полтора года вы с отцом ни разу не приехали сюда. Кажется, он хорошенько постарался, когда уезжал отсюда. Я прошу родителей найти твой адрес. Хоть что – то, что намекнет на то, что я смогу увидеть тебя снова. Я достал маму с папой. Они говорят, что не смогут найти адрес, где ты сейчас живешь, потому что так захотел твой отец. Мама сказала, что он местный шериф в Хьюстоне и это все, что они смогли узнать. А после этого она вообще запретила мне произносить твое имя. Они считают, что это может плохо отразиться на нашей семье…

Три года… три гребанных года прошло с того момента, как я не видел тебя. Не слышал твоего смеха, твоих шуток… Думаю положить это письмо в наш тайник. Вдруг когда-нибудь ты вернешься, а там будет лежать это послание. Хотя нет, не хочу, чтобы ты его читала, пусть лучше сгниет. Надеюсь на то, что твоя жизнь уже не будет прежней. Что ты обрела душевное равновесие и стала счастливым, по – настоящему счастливым человеком. Эти строки я писал очень долго. Сначала думал, что когда – нибудь я смогу тебе показать их и мы, как раньше посмеемся над моими мыслями. Но потом, когда я вырос, понял, что этого не произойдет.

Наверное, только что я понял, что у меня уже нет той надежды, что и прежде. Сейчас я готов отпустить тебя.

Трис! Господи, как же мне тяжело! Я никогда не смогу простить своих родителей за то, что они сделали. Если бы ты знала…